Глыба, звезда Вахтанговского театра, известный весельчак и хохмач, внешне жизнелюб и здоровяк, какие живут до 100 лет, — и вдруг такая убийственная новость: 8 ноября на 69-м году жизни Владимира Симонова не стало...
Вспоминаю, как через московские пробки пробивался в Театр Вахтангова на встречу с ним. Где-то на Тверском бульваре в неположенном месте бросил машину и припустился со всех ног бегом — так боялся опоздать. Представляя укоризненный взгляд одного из своих любимых актеров, опасался, что интервью вообще не состоится. Эти несколько километров я пробежал, по-моему, с мировым рекордом. Но все равно опоздал.
Симонов сидел в театральном кафе и с недовольным видом пил кофе. Увидев взмыленного, как конь, журналиста, он (как показалось) на пару секунд задумался — не послать ли меня элегантно. Я знал, что он владеет этим искусством виртуозно. Но великодушно молвил: «Ладно, идемте в мою гримерку»...
— Владимир Александрович, это правда, что еще в двадцать лет цыганка нагадала вам невероятный актерский успех?
— Да, в Ставрополе. Правда, не в двадцать лет — я уже работал в театре. Мне никогда до этого не гадали, а тут… Цыганка подошла на улице, попросила три рубля, причем сразу определила, что я актер (чем «купила» мгновенно). И сказала: «Сейчас даже не мучайся. Все придет после сорока пяти!»
— Предсказание сбылось?
— Считаю, что еще нет. Она имела в виду, что все начнется после сорока пяти. А когда конкретно — неизвестно. Нет, пока я совершенно не чувствую себя «сбывшимся».
— И это говорит человек, который переиграл практически все главные роли классического репертуара?! Неужели?
— С театром еще более-менее. А с кино? Не думаю, что там я состоялся. Да, у меня много фильмов. Но… А может, я просто человек такой, что, даже если завтра сыграю что-то выдающееся и получу какой-нибудь «Оскар», так и останется ощущение, что у меня еще все впереди? Сейчас я живу именно с таким чувством.
— Считается, что в профессии артиста чуть ли не главную роль играет Его Величество Случай. В вашей жизни было нечто такое, что раз и навсегда ее перевернуло?
— Похоже, что Его Величество, о котором вы говорите, как раз случай не мой. Это хорошая вещь, когда ты готов, грубо говоря, к какому-то кардинальному скачку. И вот он как раз случился. Со мной никогда не было такого. Все, что у меня есть, — это… Через труд, труд, труд. Я не могу назвать случаем, когда режиссер решил: «Отелло сыграет Владимир Симонов». Вряд ли это случайность. Другое дело, когда где-то кто-то тебя увидел…
— Например?
— Пожалуйста! Фантастика, но тем не менее. Вот я сыграл Ивана Тургенева в картине «Достоевский». И вдруг в Голливуде, допустим, решили снять историю любви Полины Виардо и Тургенева. Серий на сто! Продюсеры режиссеру подсказали: в России фильм про Тургенева сняли. «А кто там Тургенев?» — «Некто Simonoff». — «А давайте-ка его!» Меня приглашают, я точно подхожу. Я там снимаюсь шесть лет, у меня контракт на 85 миллионов долларов. Вот это Случай! Такого у меня не было. Но еще, может быть, будет. Жду. (Смеется.)
— Разве правильный выбор профессии — не везение? Вы же не из творческой семьи, в детстве в драмкружки не ходили, самодеятельностью не увлекались…
— Да, не увлекался. Голубей держал. Повезло, что приняли парня из глубинки, из небольшого городка под Самарой. Я не верил, конечно, что это возможно. Ведь я там у себя под Самарой жил как бы «двойной жизнью»…
— Как это?
— Большую часть суток был как все, то есть сидел в компаниях, мы по ночам пели песни под гитару, пили портвейн из горлышка. А под утро, покачиваясь, приходил домой, где стояли двести томов «Всемирной литературы», множество других серьезных и интереснейших книг, и читал. Но это благодаря маме. Да, как бы с одной стороны, такая хулиганская детско-юношеская жизнь — голуби, портвейн. А с другой — вот немножко такой. Странный парень. Может, потому, что Близнецы по гороскопу.
А «занесло» в артисты благодаря театру. В девятом классе мы с мамой поехали в Ленинград, попали в БДТ, в Пушкинский театр — этого оказалось достаточно. Посмотрев три спектакля, я заболел театром. Иначе не скажешь. Понял: вот это мне безумно интересно. Стал готовиться. Поэтому и рвался сюда — в Театральное училище имени Щукина. И, как видите, дорвался.
— Кстати, за что в училище вас прозвали «перочинный нож»?
— За пластичность. Я был от природы настолько гибкий, что на занятиях по сценическому движению складывался в средних размеров чемодан и ребята защелкивали его.
— Сейчас, по прошествии многих лет, можете твердо сказать, кто из актеров оказал на вас наибольшее влияние?
— Назову одну фамилию: Олег Борисов. То, что я увидел в его исполнении в БДТ, меня потрясло. Правда, тогда я не понимал про театр ничего. Но смотрел на сцену и просто глаз оторвать не мог.
— Многие начинающие актеры мечтают о славе — на сцене и съемочной площадке… Вы о чем мечтали во время учебы? Честно!
— Об этом же. О хороших ролях. Об известности. Но что касается театра, судьба всегда подбрасывала роли сама. У меня в девяти дипломных спектаклях училища было девять главных ролей. И в театре «Дядю Ваню», героев Шекспира, Мольера я играл без, скажем так, закулисного сверхнапряжения. Видимо, каким-то образом выделялся. Поэтому педагоги старались занять меня.
— Первая известность пришла тоже без сверхнапряжения?
— Если она у меня и есть какая-то, то случилась не сразу, а постепенно, логично, без скачков, без экстерна… Я не просыпался знаменитым. И слава богу, что так. Я знаю, многие не выдерживают — у актеров психика слабая... А у меня таких испытаний не было: «ох, как же я завтра выйду на улицу?»
— А в кино мечтали сниматься?
— Безусловно. Объясню почему. Снимаясь в кино, ты ощущаешь себя более полноценным артистом, что ли. Если у тебя только театр, значит, ты не настолько ярок, интересен, чтобы тебя смотрели на экране. Конечно, сниматься я хотел.
— Однажды вы сказали такую фразу: «Актер должен уметь играть все — от клопа до лунохода, от раковины до розетки. Он может сыграть даже обои». Это гипербола?
— Это моя установка. Я действительно считаю, что актер должен уметь играть все. Во мне до сих пор это крепко сидит: надо и в кино, и в театре сыграть что-то такое, чтобы вызвать невольную реакцию: «Как он это делает?», «Как же это возможно?». Вот это для меня — наивысшая цель и высшая похвала.
— Задача не из легких…
— Да, трудно. Мне уже немало лет, более тридцати из них выхожу на эту сцену. И все равно бывает — подходят люди, задают вопросы. Значит, я иногда их чем-то все равно удивляю. Театр — такая вещь… Надо удивлять!
— Вот говорят: «щукинский дух», «вахтанговское начало»… Более материально вы можете объяснить, что это такое?
— А как? Это не расшифровывается. Об этом можно только говорить, что это есть. Другое дело — кто-то это берет, умеет брать, а кто-то отскакивает, как стекляшка на льду. Возможно, мне — удалось. Я впитывал многое — и потом, когда пришел в Театр Вахтангова, продолжал впитывать. Наверняка этому немало способствует дух предыдущих поколений актеров, которые здесь творили.
Они в театре присутствуют в фотографиях, как-то это передается. Я верю в невидимые ниточки, невидимые законы во всем — в быту, в отношениях, в яркости. Это все… ну как в семье. Увидите ребенка и сразу скажете: «Похоже, он — вон из той семьи». И точно! Я надеюсь, вахтанговцы, щукинцы отличаются каким-то особым отношением к жизни. Да много чем.
— Хотите сказать, что альма-матер накладывает неизгладимый отпечаток?
— Безусловно. Но бывают и такие истории. Рассказываю. В 80-е годы прошлого века Ингмар Бергман привез из Швеции «Гамлета», и здесь, на этой сцене, они играли. Все были замечательны — и Гамлет, и Офелия… Все! Но я смотрел на Полония и ловил себя на ощущении, что этот актер окончил Щукинское училище. (Роль Полония исполнял шведский артист Ульф
Йоханссон. — Прим. ред.) Объяснить я это не могу. Но роль была сыграна так по-вахтанговски — изысканно, ярко, пронзительно. Хотя наверняка этот актер приехал в СССР впервые, весь спектакль игрался на английском языке. Ну этот Полоний... Просто наш парень, и все тут!
Другой пример — Евстигнеев. Евгений Александрович к Щукинскому училищу не имеет отношения. Но по своему существованию на сцене это самый вахтанговский актер! Вот как так получилось? Загадка. ?
— Коллеги говорят, вы острослов, мастер розыгрыша, вашей иронии многие побаиваются.
— Да нет, что вы! Наговаривают на меня… (Улыбается.) Вот раньше, в годы юности, мы устраивали капустники, много импровизировали, разыгрывали. А сейчас все это как-то постепенно из театра ушло.
— Почему же тогда Павел Деревянко, с которым вы вместе снимались в комедии «Ржевский против Наполеона», едва услышав вашу фамилию, начал дико хохотать?
— (Загадочно улыбается.)
— А в обычной жизни про вас так не скажешь — у вас строгий голос по телефону.
— Я — разный. И такой, и сякой. Потом, от настроения многое зависит. От того, как проснулся, как встал, какая погода, как прошла утренняя репетиция… Вот сейчас я после репетиции — мы читали три часа «Евгения Онегина». Параллельно проблемы какие-то возникли. Я даю вам интервью, а они, хочу я или нет, давят и влияют на настрой. Не будь этого, может, получилась бы немножко другая беседа.
— Что такого должно быть в роли, в сценарии или пьесе, чтобы вы загорелись, не спали ночами?
— Например, когда Отелло репетировал, мучился бессонницей...
— Кого из героев не будете играть принципиально?
— Особых табу у меня нет. Я играл довольно разных персонажей, даже преступников. Но если это на грани патологии запредельной, то, конечно, нет. Еще стараюсь избегать явных повторов. А то у нас как? Сыграешь один раз бизнесмена или взяточника, потом только их и предлагают. Но когда актер начинает повторяться, он многое теряет. Я стараюсь этого избегать.
— Вам как артисту что дает театр и что — кино?
— Театр мне дает ощущение жизни и смысла. А кино мне дает... средства для поддержания этого смысла. (Смеется.) Но, опять повторюсь, такой кинороли, которую бы я выстрадал, в которую вложил бы душу и сердце, у меня просто нет. Ни одной. Да, я работал с Миттой в замечательной картине «Граница. Таежный роман». С Эльдаром Рязановым — в фильме «Ключ от спальни», с Иваном Дыховичным — в прекрасной ленте «Прорва». И у Хотиненко снялся в «Достоевском», и у Урсуляка в «Жизни и судьбе». Но это все… Не в обиду прекрасным режиссерам… Я надеюсь, вы понимаете, о чем я? Есть роли, которые полностью соединяются с актером, со зрителем, и это полноценное соединение. А у меня все на уровне знакомства, вроде как начали, дело пошло. И теперь нужно качественное продолжение. Так вот, мне зацепиться за что-то масштабное пока не удалось.
— А крутиться-вертеться, дружить с продюсерами?..
— Я понимаю, это тоже ход, можно зарабатывать очки и вот таким путем попасть туда. Но не смогу. Неприятно. Характер не такой.
— Мастера старой школы говорили, что актер обязан выглядеть на десять лет моложе.
— Полностью согласен. Хотите узнать, что я для этого делаю? Во-первых, постоянно помню об этом. Во-вторых, у меня есть один спектакль, где в течение нескольких часов я должен почти непрерывно бегать, прыгать, кривляться… Он выжимает меня полностью. И это своеобразный мой тест на то, в какой я форме. Поскольку я пока с этим справляюсь, значит, никаких сверхусилий предпринимать не надо. Поэтому в спортзал не хожу, мне вполне хватает плавания в бассейне. Плюс правильное питание. Из вредных привычек я оставил всего одну: иногда могу себе позволить бокал хорошего сухого вина. Хотя по молодости когда-то бывало…
— Интересно, какую неожиданную выходку мог себе позволить молодой Владимир Симонов?
— Отвечу так: случаи, когда я открывал глаза, видел незнакомую обстановку и задавался вопросом «А где же это я?», безусловно, в моей жизни были. (Загадочно улыбается.) Да много чего было! Мог из одной квартиры на восьмом этаже перелезть в соседнюю, а потом утром ужаснуться: «И как я это смог сделать?!» И тут нет никакой уникальности. Уверен, таких приключений в жизни каждого человека предостаточно. Причем во всем этом есть даже польза, потому что юность и молодость и даны для того, чтобы все попробовать, накопить жизненный опыт. В том числе такой. Главное, этот процесс не запускать и вовремя остановиться.
— Говорят, сегодня вы живете уединенно под Красногорском, в деревянном доме рядом с лесом. Дома целый зоопарк — собаки, кошки…
— Там тихо, меня никто не тревожит.
— Может, по ночам тайно пишете пьесы?
— Нет, никаких пьес не пишу пока. Правда, не зарекаюсь, поскольку неизвестно, что будет завтра. А так, конечно, я очень люблю природу, лес, люблю философствовать, наблюдать, размышлять над волнующими меня вопросами. Но у меня нет никаких так называемых хобби, это правда.
— Все-таки какой-то отдушины не может не быть.
— Понимаете, все мое свободное время занимает работа. То я на репетициях, то на съемках. Спектакли, гастроли… И во всем этом я чувствую себя вполне гармонично. То есть работа не является для меня стрессом, который необходимо срочно чем-то снимать, отвлекаться. Я давно получаю от нее удовольствие и в каких-то особенных отдушинах, смене обстановки не нуждаюсь.
— В трактате «О любви» Стендаль назвал два двигателя в жизни человека: любовь и тщеславие. Что движет вами?
— (Не задумываясь.) Любовь и тщеславие. Стендаль прав!
— Вы — единственный из московских артистов, кто три года подряд награждался театральной премией «Чайка». Это греет самолюбие?
— Не знаю, единственный ли я... Но глупо отрицать, что мне приятно. Все-таки, как мы выяснили, тщеславие мною движет. (Смеется.) Правда, это не означает, что, когда ко мне домой приходят гости, я их веду к этим наградам или протираю с них пыль, часами любуюсь ими... Значит, все не зря, не впустую — вот что для меня важно.
— В каком порядке вы бы расставили свои жизненные приоритеты?
— На первом месте у меня дети, на втором — работа (потому что дети), на третьем — личная жизнь.
— Есть прекрасная фраза у Анны Ахматовой о том, что все мужчины восхищаются Пенелопами, а женятся на их полной противоположности.
— Все мужчины восхищаются Пенелопами, а я — на них женюсь!
— Что для вас лично в женщинах первостепенно?
— Все важно: красота, интеллект… Все! Это надо чувствовать, ощущать глазами, мозгами и всем, чем только можно. И главное — влюбляться!
— Вы женаты в четвертый раз, и, судя по всему, накоплен немалый опыт. Что вы к сегодняшнему дню узнали о любви?
— Это в тридцать лет я думал, что знаю все. А сейчас с каждым годом понимаю, что о любви знаю все меньше и меньше. И это нормально! Чем больше живем, тем меньше понимаем происходящее.
— Владимир Александрович, по каким внутренним законам вы живете?
— Думай о лучшем, но всегда будь готов к худшему. Вот эта золотая серединка — норма. Я понимаю, что такое жизнь, что может случиться очень плохое. Знаю, что в жизни бывают лавры, что с тобой может случиться чудо, может вдруг нежданно-негаданно свалиться счастье. Только мизинцем ворочай, и все будет хорошо. Но мне кажется, человек всегда должен находиться в середине. Ни туда, ни сюда. Ни в минус, ни в плюс. Получилось что-то — возьми. Не получилось — потерпи. И тогда ты нормальный. Вот я стараюсь держать себя в норме.
— Есть предчувствие, что вот-вот сбудется предсказание цыганки и придет настоящий успех, вселенская слава?
— Не ощущение, скорее, есть вера. В хороший сценарий, хорошего режиссера, хороших партнеров. В тот же Его Величество Случай, наконец. Потому что реально в любой момент это может случиться.
— А где же в вашем «счастливом» списке материальные блага? Виллы, яхты, недвижимость за границей, счета в офшорных зонах?
— Да я не против, если бы и они были! Но их нет, а тратить жизнь, чтобы таким путем, как другие, этого добиваться, я не буду. И у меня на весах это не выравнивается. На моих весах.
Интересные факты
- На переменах в школе будущий артист любил копировать учителей, на уроках разыгрывал одноклассников, мечтал стать клоуном. «Однажды, помню, классе в пятом, читая рассказ Чехова «Ванька», так вошел в роль, представляя себя на месте этого мальчика, что расплакался, жутко напугав учительницу. Рос таким тонким и чувствительным», — вспоминал Симонов.
- Родители будущей звезды — отец, машинист электровоза, и мама, секретарь горкома партии, — были сильно заняты на работе, поэтому маленький Володя свои первые семь лет прожил с бабушкой. Отца он не помнит, поскольку тот рано умер. А с мамой артиста случилась трагедия. В 2000 году преступники узнали, что она накопила большую сумму денег для переезда в Москву к сыну, и при попытке ограбления ее убили. Гибель матери стала для артиста незаживающей раной на всю жизнь. «Я не верил. Моя природа отказывалась верить, что это произошло», — признавался Владимир Симонов.
- Первый брак актера был «студенческим» — в институте у него завязались отношения с однофамилицей Ольгой Симоновой — наследницей знаменитой театральной династии. Однако жизнь в тени могущественного тестя, главного режиссера Театра Вахтангова, стала невыносимой для самолюбивого Владимира. Его упрекали в том, что роли он получает «по блату». Не выдержав этого, Симонов ушел из театра, что привело к краху брака, несмотря на рождение дочери Аси. Вскоре его сердце заняла коллега Екатерина Беликова. Этот брак продлился около десяти лет, в нем на свет появился сын Василий, пошедший в будущем по стопам отца.
- Третий брак 44-летнего актера со студенткой ГИТИСа Надеждой, которая была младше его на 23 года, начался с безумной страсти: Владимир ушел из семьи с одним чемоданом. В этих отношениях родился сын Владимир, но страсть быстро угасла. Молодая жена, оставив ребенка, уехала в Индию, и Симонов остался один с маленьким сыном. Казалось, история повторится, когда в 55 лет он встретил актрису Яну Соболевскую, также младше его на 23 года. Но этот союз, увенчавшийся рождением дочери, стал для актера долгожданным счастьем и гармонией.
