Ничто не говорит больше о Сильвестре Сталлоне как о человеке, чем то, что Арнольд Шварценеггер, Брюс Уиллис, Дольф Лундгрен, Эрик Робертс, Микки Рурк ради него согласились бросить все дела и сыграть в его новом фильме любую, даже самую маленькую роль...
— Сильвестр, в своем новом фильме «Неудержимые» (где сыграли сами и выступили как режиссер) вы собрали уникальную команду актеров.
Скажите честно, неужто никто не ответил вам отказом?
— Двое. Стивен Сигал, у которого был подписан контракт с Робертом Родригесом, и Жан-Клод Ван Дамм — он сказал, что не видит себя в том образе, который я ему предложил.
— А каково вам было командовать губернатором Шварценеггером и «крепким орешком» — Уиллисом?
— Без проблем. Мы старые приятели. Сцена, в которой мы втроем на экране, длится минут пять. Это очень много, если учесть, что на съемки эпизода нам отводился только один день. Брюсу надо было улетать в Стамбул, а Арнольду возвращаться к своим губернаторским делам. И они явились на площадку в полшестого утра, чтобы успеть отработать.
— А Шварценеггер не утратил актерской сноровки — ведь он не снимался с 2004 года?
— Ничуть.
Актерство — как езда на велосипеде. Если освоил эту науку, никогда не разучишься.
— А правда, что вы переписывали сценарий всякий раз, как на съемку приходил новый актер?
— У каждого своя индивидуальность, с этим надо считаться. Я сделал около сотни вариантов сценария. Пальба и мордобой — это дело простое, а вот чтобы смешно было — тут надо сильно постараться.
— Не кажется ли вам, что благодаря такому созвездию актеров, которым за 50, фильм получился несколько...
старомодным?
— Хватит мне в игрушки играть. Мои персонажи не из тех, что маячат в компьютерных играх. Это «дикая банда» старого доброго образца.
— В июле вы отметили 64-й день рождения. Вам столько не дашь, вы потрясающе выглядите. Придерживаетесь какой-то хитрой диеты?
— Приходится. И не хотел бы, да профессия обязывает. Моя мама-астролог, автор книги «Власть звезд», уверяет, что все, родившиеся под моим знаком Рака, любят поесть. И она же рассказывает, что я с детства не просто был обжорой (если называть вещи своими именами), но обожал поесть красиво. И всегда требовал, чтобы даже бутерброд с дешевым сыром мне подавали на праздничной тарелке. Вот это меня и спасает: я не могу отправлять в рот все подряд прямо из холодильника, мне нужно красиво расположить еду на тарелке, сесть за стол и взять в руки вилку и нож.
А за это время аппетит слегка угасает. Чтобы еще больше удлинить путь еды к желудку, я завел холодильник с кодовым замком. Иной раз думаешь: поесть — не поесть, вспомнишь, что надо долго набирать код, да и плюнешь.
— А давление возраста чувствуете?
— В последний мой день рождения я рыдал. (Смеется.) В молодости кажется, что будешь жить вечно. Понемногу понимаешь, что это, оказывается, не так. Конечно, я уже многого не могу сделать на площадке. Но жизнь от этого не делается менее прекрасной. Мне есть что вспомнить, и сегодня у меня нет повода скучать.
— Однажды вы сказали, что больше всего на свете боитесь, что в один непрекрасный день ваша карьера лопнет как мыльный пузырь. А сейчас вас преследует этот страх?
— Тридцать четыре года назад, когда вышел «Рокки», я возгордился до неприличия. Карьера для меня была единственным светом в окошке. А потом жизнь меня тряханула, как она это умеет, и я быстро пришел в чувство. Стал другим человеком. Сегодня для меня нет ничего важнее моей семьи, которой я предан всеми своими печенками. А потому мне, по большому счету, плевать на успех или провал. Я простился с амбициями.
— А между тем вы стали кумиром нескольких поколений мальчишек. Сами-то каким были в детстве?
— Страшно вспомнить. На меня нельзя было взглянуть без слез жалости.
Щуплый, с каким-то скособоченным ртом, а во рту каша. Это последствия родовой травмы, у меня оказался задет лицевой нерв. Меня можно было изображать на постерах к фильмам ужасов! Если спросить, кто был симпатичнее — я или бульдог, любой выбрал бы бульдога.
— Ну а тогда-то амбиции у вас были?
— Еще какие! И притом я был совершенно неуправляемый. Моя матушка Жаклин вспоминала, что я в двухлетнем возрасте умудрялся открыть дверной замок, выходил на улицу, иногда ночью, чтобы «посмотреть на дядю на Луне», мог сесть в поезд метро. Домой меня возвращали полицейские. А потом, став постарше, бывало, сижу в классе, замечу птичку за окном, меня потянет побежать за ней — встаю и бегу за дверь.
Я жил в своем фантастическом мире. Помню, обожал комиксы про Супермена. И до того дошло, что однажды прыгнул с крыши с зонтиком в полной уверенности, что полечу. В результате сломал ключицу.
— Друзей у вас много было?
— Да нет, откуда? Я ведь четырнадцать школ сменил к тринадцати годам! Не успевал ни с кем познакомиться как следует. И еще была беда: всех до колик смешило мое имя — Сильвестр. Я врал, что меня зовут Микки. Однажды меня выгнали из очередной школы с формулировкой «за антиобщественное поведение», а на словах добавили: «Тебя ждет электрический стул!»
— А как вам жилось в бедном районе Нью-Йорка, который называли Адской кухней?
— Ну что ж, водопровод у нас был, но горячей воды не было. Унитаз служил и раковиной, и мусоропроводом. Из домашних животных — одни мыши, с которыми мы, дети, играли. В общем, я бы такого детства никому не пожелал.
— Прежде чем стать актером, вы перепробовали множество профессий...
— Отучившись четыре года в колледже (на стипендию, которую я получил за спортивные заслуги), я устроился в зоопарк убирать клетки со львами, потом развозил рыбу, работал билетером в театре… Я брался за любую работу, лишь бы она приходилась на вечернее или ночное время, чтобы днем ходить на кастинги.
— И когда же вам улыбнулась удача?
— В 1971 году меня взяли в комедию «Бананы», я там валял дурака вместе с Вуди Алленом.
(На самом деле актерская карьера Сталлоне началась в 1969 году, когда он сыграл роль в спектакле одного скандального театра в чем мать родила, а годом позже снялся в порнофильме «Итальянский жеребец». — Прим. ред.)
— Какой из своих фильмов вы любите больше всего?
— «Рокки» — смотрите сами, он выдержал проверку временем, и сыграл я там неплохо. Мне нравится первый фильм про Рэмбо — «Первая кровь» и «Адская кухня» — там я дебютировал как режиссер.
— А что пошло не так с вашей карьерой к концу 80-х?
— Я почувствовал, что начинаю сам себя пародировать.
— А почему же опять решили вернуться к Рокки в 1990?м?
— Из жадности. (Смеется.) И это была большая ошибка: зрители не желали видеть слабость этого героя, чего я, к сожалению, не учел.
— У вас замечательная жена, Дженнифер Флэвин, вы поженились в 1997 году, три прелестные дочери, а еще двое взрослых сыновей от первого брака с актрисой Сашей Чак...
— Да, все так. Хочу сказать, что девочки пробудили в нас с Дженнифер чувство ответственности и заботы. Они появились, когда мне казалось, что жизнь уже катится под уклон, а благодаря им я вновь расцвел. Надо Бога благодарить за этот бесценный дар.
— Когда вашей дочери Софии Роуз было всего два с половиной месяца, она перенесла операцию на сердце.
— У нее обнаружили врожденный порок сердца, операция в таких случаях неизбежна, иначе смерть. Страшно было видеть, как она задыхается, ловит воздух ротиком, как рыбка, вытащенная из воды. Когда после операции мы пришли в палату интенсивной терапии, ее крошечного тельца не видно было из-за опутавших его проводов и трубок, через которые Софию пичкали лекарствами. Не знаю, как мы пережили это тяжелое время.
— Этот опыт, должно быть, сильно повлиял на вас?
— Не то слово — он меня перевернул! Я поклялся себе, что никогда не буду прежним — эгоистичным, самовлюбленным, равнодушным к чужой боли.
— Проблемы со здоровьем Софи Роуз уже в прошлом.
Но, к сожалению, это не единственная ваша беда. Ваш сын Сет от первого брака с Сашей страдает аутизмом…
— Да. Он погружен в свой внутренний мир, с ним почти невозможно установить контакт, но по крайней мере он не испытывает физической боли. Безумно тяжело обнаружить, что твое дитя неполноценно. Чувствуешь себя оставленным Богом.
— Ваш второй сын Сэйдж сыграл вашего экранного сына в «Рокки-5». Он вообще похож на вас?
— У него очень нежная душа. В нем нет ни капельки от Рэмбо. Он не боец, просто умный, по-своему яркий парень. Я никогда не толкал его в гимнастический зал, это не в его натуре.
Зачем идти поперек природы? Она ведь может отомстить. Сэйдж всегда хотел быть самим собой, а я ему не мешал. В итоге у него нет причин соперничать с отцом, и потому мы остаемся близкими друзьями.
— Тем не менее он идет по вашим стопам!
— Он вырос на съемочных площадках и, пожалуй, больше понимает в кинопроизводстве, чем я. Он и режиссер, и актер, и продюсер.
— Два ваших брака, до женитьбы на Дженнифер, оказались неудачными. Кстати, вы ни слова не сказали про вашу вторую жену.
— Мы с Сашей поженились в конце 1974-го, а развелись в 1985 году, и меньше чем через год я женился на супермодели и актрисе Бригитте Нильсен, с которой прожил полтора года.
— И что же, вам нечего вспомнить о том времени?
— Есть по крайней мере одно драгоценное воспоминание.
На съемках «Рокки-4» я получил жуткую травму, лежал в коме, и Бригитта девять суток просидела у моей постели. Иногда я на секунду приходил в себя и каждый раз видел ее перед собой — мне казалось, что я умер и уже в раю. Уверен: Бригитта спасла мне тогда жизнь. Но такие подвиги — это одно, а повседневная жизнь с красавицей, мечтающей о собственной карьере, — совсем другое.
— Что же заставило вас жениться в третий раз?
— О, я далеко не сразу на это решился. Кстати, моя мама считает, что я подсознательно выбираю себе умных и худеньких подруг, она называет их «фасолевыми стручками». Я, мол, клюю на худышек потому, что мне спокойнее иметь рядом женщину, которая не нанесет большого урона моим продуктовым запасам. (Смеется.) Ну а кроме шуток, к моему неудачному брачному опыту надо добавить и то, что мои родители тоже развелись, когда мне было десять лет. Так что аргументов «против» было больше, чем «за». Но болезнь Софии Роуз, тот ужас, через который мы прошли вместе с Дженнифер, не оставили сомнений: я понял, что должен жениться на этой женщине.
— Как повлияла на вас слава?
— За славу, за статус звезды надо платить, прежде всего ограничивая пределы личной жизни.
— То есть вы расплачиваетесь собственной свободой?
— Ну да, я все время ощущаю себя зрелищем!
Представьте, где-нибудь на публике может появиться абсолютно голый мужик и никто внимания на него не обратит. Разве что на секунду. А если появится в толпе кинозвезда, обязательно масса людей захочет подойти, задать любой вопрос, чего-нибудь попросить, а то и претензии высказать. Приходится нанимать охрану, но и это не всегда помогает. Да и не будешь же постоянно ходить с телохранителем — это тоже напрягает. Словом, как ни крути, все время находишься под наблюдением.
— А о том, чтобы уйти на покой, не подумываете?
— С какой стати? Я отлично себя чувствую, я в хорошей форме. Из кино уйду, когда не смогу дойти до съемочной площадки. Не раньше. Пусть говорят, что я старик, это не значит, что так оно и есть. Я всегда нахожусь в погоне за счастьем, даже если кому-нибудь это неприятно.
— А что говорят на этот счет звезды? Вы ведь тоже занимаетесь астрологией!
— А звезды говорят вот что: когда все считают, что я в нокдауне, я, подобно Рокки, поднимусь, какая бы сила ни тянула меня к земле.
