Семейные тайны Светланы Светличной: глазами брата

«С Ивашовыми жила наша со Светланой тетка — баба Катя. Она была бездетной, поэтому охотно помогала молодым растить детей — сперва Алешу, потом Олега. Я бы ее сравнил по характеру с Вассой Железновой… Она родилась еще в XIX веке, с 13 лет работала в семье помещика и там впитала аристократические замашки. Лешу она называла барчуком. А друзья Светланы и Володи — Сергей Никоненко, Володя Высоцкий — казались ей тунеядцами и шпаной. Она их встречала с «распростертыми объятиями»: «Ну-ка идите отсюда!» — рассказывает брат актрисы Олег Светличный.

— Олег Афанасьевич, 15 мая исполнилось 85 лет со дня рождения вашей сестры — Светланы Светличной. Вы с ней появились на свет в один день, но с разницей в 13 лет. Светлана — в Ленинакане, а вы — в городе Советске, он же Тильзит...

— Да, я родился в Советске в 1953 году. Незадолго до этого папа, подполковник Афанасий Михайлович Светличный, был назначен комендантом этого города. В Советске мы жили в хорошей двухкомнатной квартире на первом этаже немецкого дома, неподалеку от комендатуры, где служил отец. Помню, мама пекла пирожки, и мы носили их солдатам в комендатуру — их там служило человек десять.

У нас была собака — восточноевропейская овчарка Пальма, привезли мы ее из Венгрии. Однажды мама со Светланой выгуливали ее, а в это время вор залез в нашу квартиру. Пальма, оказавшись дома, бросилась в спальню и вытащила чужака из-под кровати, где он пытался спрятаться…

Актерский талант достался Светлане, скорее всего, от мамы. В конце войны мама была директором детского дома в Ахтырке и готовила к разным датам театрализованные представления, раньше это называлось «монтаж». В Советске мама работала директором Дома пионеров, там был кружок художественного чтения, в котором занималась Светлана. А городок небольшой, развлечений мало — люди охотно ходили на выступления. Причем многие специально, чтобы послушать, как Светлана читает стихи. Заранее интересовались: «А будет сегодня Светличная выступать?»

В Советске Света окончила школу, и в том же году мы простились с этим городом. Папа вышел на пенсию — ему, как участнику Великой Отечественной войны, дали вагон леса, и они с нашим старшим братом Валерой в товарном вагоне повезли эти материалы в Мелитополь. Хотелось поселиться там, где потеплее. Мама со мной, пятилетним, поехала на поезде. А Светлана с подружкой Тамарой отправилась в Москву поступать в инженерно-математический — у нее всегда было хорошо с математикой. Но подружка по дороге ее соблазнила: «А давай на артисток выучимся». В Москве две провинциальные девчушки, как Фрося Бурлакова из «Приходите завтра», сошли с поезда и нарвались на двух студентов, которые убедили их, что помогут поступить во ВГИК. А конкурс тогда был 300 человек на место! И вот Светка без всякой подготовки поступила к Михаилу Ромму! А Тамара — нет. В Мелитополе мы получаем телеграмму: «Ура, ура, ура! Света». Но что это означает, мы не знали, пока сестра не вернулась домой и не рассказала, что будет актрисой.

И уже на первом курсе она снялась в картине Михаила Калика «Колыбельная». Весь наш район Красная Горка побежал в кинотеатр смотреть на дочь Светличного. Фильм идет, а Светы все нет — у нее же там только эпизод. Ну а второй фильм вышел лишь спустя четыре года, зато Светлана уже в главной женской роли — у Татьяны Лиозновой в картине «Им покоряется небо».

— Олег Афанасьевич, а когда ваша сестра выходила замуж за Владимира Ивашова, с которым познакомилась во ВГИКе, свадьбу где гуляли? В Москве или у вас?

— Свадьба была в Мелитополе, зимой. Приехали родные Володи: отец — Сергей Лукьянович, мама — Евдокия Николаевна, сестра Галя. Были и однокурсники-вгиковцы. Отмечали скромно, у нас дома. Но я не очень хорошо помню: мне всего 6—7 лет было.

А вот когда Володя вернулся из Америки, где он представлял «Балладу о солдате», это я помню хорошо. Он меня тогда очень впечатлил! Говорит: «Ты мне кленовых веток принеси, а я тебе свистков наделаю, дудочек». И сделал. А из Америки он мне привез кольт — игрушечный, конечно — точную модель. И настоящую кобуру для пистолета из кожи с блестящими заклепками. А из Парижа привез белый головной убор французских моряков и газовый пистолет. Из него мы всей улицей палили, это вообще была «бомба». Потом Володя говорит: «Слушай, старик (так он меня называл), я в Одессу еду, там не очень спокойно — сам знаешь, город бандитов. Мне не помешал бы пистолет. Я приеду из Одессы и тебе его сразу верну». Возвращается Володя, я первым делом спрашиваю: «А где пистолет?» — «Прости, старик, украли».

— Местные одолевали Ивашова? Все-таки живой Алеша Скворцов!

— Вот у Светы, хоть она тогда еще не так, как Володя, прославилась, имелся навязчивый поклонник. Молодой сосед влюбился в нее после первой картины. И донимал, когда Света летом приехала. Поскольку дом еще не был достроен, сестра спала на чердаке. И сосед ночью по приставной лестнице попытался залезть к ней. Светка его чуть не скинула... А в остальном — конечно, внимание и к Володе, и к Свете было. Это же как звезды с неба упали. Но без навязчивости — все очень интеллигентно себя вели. Каждый год, когда Светлана с Володей приезжали в Мелитополь, в кинотеатре устраивали их встречи с горожанами.

— А потом Светлана снялась в «Бриллиантовой руке». Ваши родители не были шокированы очень смелой для СССР «голой» сценой?

— В «Бриллиантовой руке» Светлана снималась в Сочи, а параллельно в Ялте шли съемки картины Эдмонда Кеосаяна «Новые приключения неуловимых». Когда появились свободные дни, заехала в Мелитополь и рассказала нам, что в новой картине Гайдая играет контрабандистку, и предупредила, что в фильме будут ее сцены в купальнике… Так что мы были готовы, и картина безоговорочно всем понравилась, мы хохотали.

А вот любимой ролью Светланы стала Габи из «Семнадцати мгновений весны». Кстати, мне повезло побывать на съемках этой картины — я тогда гостил у Светланы и Володи в Москве. Конечно, я был впечатлен — на Киностудии имени Горького, куда сестра взяла меня с собой, кругом ходили гестаповцы в черной форме. С Тихоновым я не общался, но видел, как снимали его крупный план в машине. На экране фоном шли кадры с природой, а перед экраном стоял автомобиль, который раскачивали несколько человек. Тихонов — за рулем. Светлана представила меня Татьяне Лиозновой: «Это мой брат!» — «Ну вот подрастет, будем снимать», — ответила режиссер. Я сразу почувствовал, какая это властная, мощная личность.

— Не довелось посниматься?

— У Лиозновой — нет. Зато я снимался в «Новых приключениях неуловимых». Светлана с Володей близко дружили с Эдмондом Кеосаяном и его женой Лаурой. И когда «Неуловимых…» снимали в Ялте, детей Кеосаянов Давида и Тиграна привезли пожить к нам в Мелитополь. У нас в огороде рос жгучий перец, и Давид Кеосаян ел его прямо с куста, ничем не закусывая, чему и меня научил. Потом к нам нагрянули старшие: Светлана, Володя, Эдик, Лаура. Возле нашего крыльца припарковали фирменную мосфильмовскую машину — «Волгу» ГАЗ-21. Поехали на рынок, купили курицу деревенскую и приготовили цыпленка табака. После решили покататься по трассе Москва — Симферополь, которая проходила через Мелитополь. За рулем был сам Эдмонд, и он разогнался до 110 км в час. Радовался как ребенок: «Вы представляете: 110 идем! 110!»

А потом Светлана с Володей уехали на съемки, а Кеосаяны забрали меня в экспедицию в Новую Каховку, где мы заселились в гостиницу на берегу Днепра. Там снимали сцену, как Яшка с помощью лассо сбрасывает пилота с летящего самолета. В картине все скачут на лошадях, и мы, подростки, тоже катались верхом. И когда снимали одну из сцен — конная четверка «неуловимых» посреди песчаных барханов, — в кадре на горизонте вдруг появился неуклюжий всадник. Эдик кричит в мегафон: «Кто там на коне?» А ему отвечают: «Да это же ваш Давид!» Пришлось переснимать. А в одной из общих сцен Кеосаян снял и меня крупным планом… Правда, в этот момент солнце слепило, и кадр позднее пересняли, так что в окончательный монтаж я не попал. И моя кинокарьера не сложилась. Я, как и наш отец, стал офицером… После школы срочную службу я прошел в погранвойсках, вступил в партию. Потом окончил школу прапорщиков, и меня назначили инструктором политотдела дивизии по комсомольской работе. После было Тамбовское авиационное инженерное училище, Львовское военно-политическое. Я стал заниматься культурой в армии, был направлен на Дальний Восток, где и прослужил до

45 лет. Уволился в звании подполковника в связи с сокращением дальневосточной армии ПВО. Мы получили квартиру в Пензе, куда и переехали с супругой Татьяной, а наш сын Алексей в то время уже учился в Москве в военном университете. Теперь я занимаюсь мебельным бизнесом.

— А когда вы первый раз оказались в Москве у Светланы и Владимира?

— Они тогда еще жили на 2-й Фрунзенской улице. Это была их первая отдельная двухкомнатная квартира. И я каждый год приезжал к ним на зимние каникулы. Помню, мы с Володей ходили в соседний гастроном. Ивашова, конечно, узнавали, продавщица улыбалась, подмигивала и обязательно доставала что-нибудь вкусненькое из-под полы. В магазине «Океан» мы покупали черную икру и копченого угря — больше никогда в жизни я такого вкусного не ел.

— У них собирались актерские компании?

— Да, Инна Чурикова, Женя Жариков, Серега Никоненко. Другом семьи был режиссер Абдурахман Мамилов — он потом погиб в автомобильной катастрофе. Ивашовы всей семьей ездили к нему в Осетию, жили в горах у его родителей. Татьяна Конюхова приходила со своим мужем, супруги Аркадий Толбузин и Зоя Земнухова. В свою очередь и мы ходили к ним. Помню Рождество у Толбузиных. Стояла зима, и меня поразило, что на столе — свежая редиска вместе с ботвой. С Женей Жариковым Володя очень дружил, они были заядлыми охотниками — на лося ходили.

В Москве с Ивашовыми жила наша со Светланой тетка — баба Катя, мамина старшая сестра. Когда-то она работала на ткацкой фабрике, была стахановкой и обслуживала огромное количество станков, ей за это дали орден. Она была бездетной, поэтому охотно помогала молодым растить детей — сперва Алешу, потом Олега. Я бы ее сравнил по характеру с Вассой Железновой. Статная… Она родилась еще в XIX веке, с 13 лет работала в семье помещика и там приобрела аристократические замашки. Лешу она называла барчуком. Я для нее тоже был барчуком. А друзья Светланы и Володи — Сергей Никоненко, Володя Высоцкий — казались ей тунеядцами и шпаной. Она их встречала с «распростертыми объятиями»: «Что, опять жрать пришли? Идите отсюда!» Летом из Мелитополя родители передавали в Москву ящик с помидорами-огурцами и 10-литровую бутыль домашнего вина. Мама с папой делали потрясающее вино: прозрачное, рубинового цвета…

— Олег Афанасьевич, в этом году мы отмечаем 80-летие Великой Победы. Ваш отец был заслуженным фронтовиком, расскажите о его боевом пути.

— Папа, Афанасий Михайлович Светличный, родился в 1913 году, жил в поселке Мирное Краснокутского района Харьковской области. А так как Краснокутский район ближе к Полтаве, чем к Харькову, позывной у него впоследствии был Леонид Полтавский. Папу и после войны в основном так называли. Даже мама всю жизнь звала его Леонидом. Как и все фронтовики, про войну он мало рассказывал. Да и не мог, ведь многое, связанное с отцовской службой, засекречено по сей день.

— Надо же! Он окончил какую-то разведшколу?

— Нет. В 1937 году его призвали в армию, он служил в Армении. А наша будущая мама гостила тогда в Ленинакане у старшей сестры Екатерины (той самой бабы Кати). Женившись на маме, папа остался в Ленинакане на сверхсрочную службу. Потом год отучился в столице на ускоренных артиллерийских курсах, получил младшего лейтенанта. Он участвовал в Финской кампании, а когда началась Отечественная война, его сразу командировали на Западный фронт. Немцы шли стремительно, наши войска отступали, взрывая железнодорожные пути. Папино подразделение, отступая, нашло на дороге брошенное артиллерийское орудие. И им удалось, стреляя прямой наводкой, остановить вражескую танковую колонну… Но на передовой царил такой хаос, что за этот бой отец ничего не получил.

Вскоре его перевели на службу в Смерш. В 1942—1943 годах отец работал с партизанскими отрядами, за что и получил впоследствии медаль «Партизану Отечественной войны», она сейчас в рамочке висит дома у сына Светланы Алексея Ивашова. Отец рассказывал такой случай. Их партизанский отряд фрицы заблокировали в болоте и обстреливали из минометов. А партизаны сделали трубочки из тростника, чтобы через них дышать, и погрузились в болото. В конце концов немцы, решив, что всех перебили, ушли. «Страшное месиво было, — вспоминал папа, — но мы выжили. А вот партизанский лагерь был уничтожен, и много дней мы прятались в этом лесу без еды. С голодухи срезали кору с берез, а женщина, которая была в отряде, готовила из этой коры оладьи».

Чтобы забросить сотрудников Смерша в партизанские отряды, их десантировали с самолетов с парашютами. Отец прыгать не умел, но ему сказали: «Ерунда, завтра три тренировочных прыжка сделаешь, а послезавтра десантируетесь». А тогда система была такая: ночью партизаны поджигали четыре костра крестом, и пилот в этом радиусе сбрасывал парашютистов. Немцы это знали и делали ложные площадки. Если слышали ночью, что гудит самолет, а значит, везут диверсантов, зажигали свои костры. И бывало, пилот сбрасывал наших парашютистов прямо в руки немцам. В такой капкан и попала группа отца. Диверсантов расстреливали в воздухе, и папу ранили в ногу. Он упал на скошенное поле и заполз в стог, где прятался трое суток без еды и воды — только росу слизывал. Слава богу, его обнаружили не немцы, а белорусская женщина. Передала партизанам, и его с другими ранеными самолетом переправили в госпиталь. В санчасти папа случайно услышал слова проходящего мимо врача: «Этому лейтенанту ногу ампутировать». И закричал: «Если ты мне отрежешь ногу, я тебя застрелю!» Тот ответил: «Ну и черт с тобой, выживай как знаешь». Как могли, подлатали, но в ране от жары и антисанитарии скоро завелись опарыши — личинки мух. А они, как известно, хорошие санитары — благодаря этим личинкам у папы не случилось гангрены, и он продолжил службу.

— Снова вернулся на фронт?

— Папа принимал активное участие в освобождении Европы. Летом 1944 года исполнял особое правительственное задание в Белоруссии по освобождению города Лида. Эти события впоследствии были отражены в романе Богомолова «В августе 44-го». А прототипом главного героя капитана Алехина, которого в кино сыграл Евгений Миронов, был непосредственный начальник отца. За эту операцию папа получил орден Красного Знамени.

В 1945 году папа воевал в Европе, дошел до Вены. Вот что написано об этом в его наградном листе к ордену Отечественной войны: «17 февраля 1945 го-

да Командующий 3 Гвардейской армии приказал товарищу Светличному обеспечить рабочей силой постройку переправы через реку Одер для обеспечения фронта. Товарищ Светличный в течение 56 часов вместе с командиром рабочего батальона построил мост через Одер, чем обеспечил успешное продвижение армии». Папа сумел на эту постройку мобилизовать не только наших солдат, но и население города. Сам он в совершенстве владел плотницким и столярным ремеслом.

В каждом отвоеванном европейском городе оставался советский гарнизон. В мае 1945 года папу назначили помощником коменданта Вены, но вскоре перевели комендантом районного центра. В этом городке ключевыми для инфраструктуры предприятиями были бумажный комбинат, мясоперерабатывающий завод и огромные винные погреба государственного значения. У отца появилось четыре товарища, советских офицера, коменданты соседних населенных пунктов. И периодически они ездили друг к другу в гости — отмечали победу. Вскоре вышло распоряжение Ставки главнокомандующего — собирать урожай на оккупированных территориях, пшеница созрела. И советских военнопленных после освобождения отправили на уборку этого урожая — по 300 человек прикомандировали к каждому коменданту. И тогда один из товарищей отца, комендант железнодорожного узла, сказал: «Леонид, а что мне с этими людьми делать? Их кормить нечем — забери себе». И у папы в распоряжении оказалось 600 человек наших бывших военнопленных. «И вот, — рассказывал папа, — построил я их и говорю: «Ребята, работать на совесть, не филонить. Кормить буду на убой — с мясного завода, а вечером каждому по 150 грамм коньяка из винных погребов!»

И отца не подвели — он первым доложил в Ставку, что урожай на его территории убран. В штабе не поверили, послали генерала с проверкой. Папа вспоминал: «Я в поле последние колоски собираю, и тут появляется мой ординарец-украинец: «Там якысь генерал приихал, будут проверять». — «Так, обзванивай всех друзей наших, — пусть собирают на вечер банкет, все должно быть по высшему разряду!» А комендатура располагалась в одном из замков. Местный рабочий отцу рассказал, что в замке жил граф, у которого была большая коллекция оружия, и, скорее всего, он, уходя на Запад, не вывез коллекцию, а где-то спрятал. Папе стало любопытно, они провели раскопки и нашли это старинное драгоценное оружие.

И вот отец с генералом проехали по полям. Тот признался: «Меня командировали вскрыть твою ложь и предать суду военного трибунала, но ты меня удивил». Вечером для генерала устраивают банкет. Попарили его в бане... Да еще и коллекцию оружия папа ему подарил. И генерал, отведя душу, говорит отцу: «Проси все, что хочешь!» И тут папа совершил поступок, за который наград не дают… Говорит: «У меня 600 наших военнопленных, я бы хотел, чтобы их представили к награде «За Победу над Германией». А эта медаль являлась автоматической реабилитацией — гарантированной защитой от того, чтобы по возвращении в СССР бывшие пленные были сосланы…

— И как отреагировал генерал?

— Генерал в шоке, но слово надо держать! А для себя папа попросил отпуск — он не видел семью четыре года. К жене и детям папа собирался не с пустыми руками, приготовил целый вагон трофеев — тогда действовал закон военного времени, по которому с оккупированной территории можно было вывозить все. Друг — железнодорожный комендант сделал отцу «зеленый пропуск», и товарный вагон, набитый мебелью, едой, тканями, вещами, поехал в сторону советской границы. На границе Польши и СССР — остановка, вагоны надо переставлять с узкоколейки на наши рельсы. И на этом узле скопились сотни эшелонов. Папа пошел к начальнику станции, показал свой пропуск. А тот подвел его к окну: «Видишь эти вагоны? У всех «зеленые пропуска». 

Сумеешь договориться, я возражать не буду — проедешь». Пришел папа к своему вагону, сел на трофейный стул и пригорюнился. Отпуск-то ему дали небольшой: суток 10—15. И тут проходит мимо железнодорожник-поляк: «А что пан грустит?» Отец отвечает: «Пан грустит потому, что надо домой, а выехать не могу». — «А что пан может дать, чтобы завтра уехать?» Папа заводит его в вагон: «Выбирай, что хочешь». На что поляк заявляет: «Вот если пан все это отдаст — завтра уедет». Выбора не было, и отец махнул рукой: «Забирай!» Ночью подъехали поляки на грузовике и все добро перегрузили. А с собой на родину папа смог взять только сапожки для сына и голубое платьице для дочки, пару палок колбасы да коробку конфет. Все, что везли родным русские офицеры, оседало в Польше — вот такая несправедливость.

Переехал папа границу, а там разруха, еды нет, голод. Но пока отец был в отпуске, вышел приказ, что можно на место службы перевозить семью. Папа все быстренько оформил, и пассажирским поездом они поехали в Австрию. Советских школ в маленьких городках не было, и первое время Светлана и Валера жили и учились в специальном интернате для детей военнослужащих. А вскоре отца перевели комендантом в венгерский городок. Светлана с Валеркой бегло заговорили на венгерском — дети же быстро адаптируются к среде. Правда, так же быстро язык и забылся. Когда Светлана годы спустя снималась в Венгрии в популярной картине «Держись за облака», с сожалением говорила: «Общаюсь через переводчика. Ничего не могу вспомнить по-венгерски!»

— А после Венгрии ваша семья оказалась в Советске. Знаю, через много лет вы со Светланой Афанасьевной посещали этот город…

— Да, это было лет десять назад. Первый раз нас пригласили на юбилей города. Приходим на официальный прием в администрации, кругом иностранные делегации, нас никто не представляет. Идет светский фуршет, произносятся протокольные речи. На Светлану посматривают как на красивую женщину, но не более того. Вдруг объявляют в микрофон: «С нами сегодня легендарная киноактриса, которая жила в нашем городе и окончила здесь 4-ю школу, — Светлана Афанасьевна Светличная. Мы хотим предоставить ей слово». А все стоят скучающие, попивают шампанское и жуют бутерброды. И тут Светлана начинает говорить. И все не только перестали пить и жевать — у всех челюсти отвисли от ее красноречия. Это была литература, поэзия, мудрость, я таких текстов даже в кино не слышал. Потом спросил у нее: «Откуда ты это взяла?» Она растерянно ответила: «Я и сама не знаю, я же не готовилась, даже мыслей не было — а тут будто что-то открылось, какой-то портал сверху…» Дальше уже все завертелось вокруг Светланы, к ней потянулись немцы с бокалами, улыбками и комплиментами.

Еще когда летели в Советск, Светлана сказала: «Хорошо бы встретить мою первую любовь. У меня же первый поцелуй и первый танец были на школьном выпускном». А у нас была запланирована встреча с жителями города на площади. В Москве, в Ясенево, где жила Светлана, мы купили большую Казанскую икону Божией Матери — это был наш подарок городу. На сцене, установленной на центральной площади Советска, торжественно вручаем эту икону мэру города. Народу — полная площадь! Светлана нервничает, все ждет свою первую любовь. Говорит: «Все же знают, что я здесь. Что же он не подходит?» Так он в эти дни и не объявился.

На другой день в обед мы улетаем в Москву. Сели в самолет. Я сижу у окна, Светлана посередине, а рядом с ней — мужчина. Мы разговариваем между собой, а она все грустит, что не встретилась с героем своего первого романа. И несколько раз произносит его имя и даже фамилию. И вот после третьего упоминания наш сосед и говорит: «А папы уже нет в живых». Представляете!

— Это невероятно!

— Фантастика! Мы с ним обо всем поговорили во время полета, вспомнили его отца. Выяснилось, что сам парень живет в Мурманске, организует рыбалку на палтуса: «Приезжайте, буду рад!» Обменялись телефонами. А в нашей семье рыбу уважают, на праздник всегда жарили карпа или карася. Любимой рыбой Светланы был именно карп. Как-то, еще в Советске, папа привез с рыбалки полную ванну рыбца и сам завялил. Помню, меня маленького родители повели в кино, а Света тем временем отварила картошку в мундире, почистила этого рыбца и накрыла к нашему возвращению стол. А он самый жирный из вяленых рыб. Как сейчас вижу этот золотистый жир на дне тарелки. Обожала рыбца и подруга Светланы Нонна Мордюкова. Говорила: «Люблю такую рыбу, чтобы жир по рукам тек».

Поскольку дни рождения у нас совпадают, сестра, когда овдовела и потеряла сына, обычно приезжала праздновать ко мне, в Пензу. В один из таких приездов я пригласил ее на платную рыбалку. Есть у нас пруды, где разводят карпов, форель и другую ценную рыбу… Я подготовил ей удочку, Света забросила. Пока я разматывал свою удочку, сестра говорит: «А у меня, кажется, клюет!» — и вытаскивает крупного осетра. Опять забрасывает — второй осетр! Восторгу не было предела, недаром говорят: новичкам везет.

— Знаю, что Светличная с Ивашовым тяжело выживали в 90-е. Сестра вам жаловалась?

— Нет, никогда. И Володя тоже. Помню, я приехал, а он говорит: «Я собираюсь ехать на Дон под Ростов на рыбалку. Но из семейного бюджета взять деньги не могу…» И чтобы заработать на поездку, Ивашов сдавал бутылки, брал подработки… Володя тогда был кормильцем. Он устроился менеджером к парням, которые торговали стройматериалами типа фанеры, оргалита. Конечно, Володя в торговле ничего не понимал, но он был представителем компании, ее лицом. Бизнес шел в гору, и компаньоны даже пообещали построить для Ивашова мастерскую. Володя же любил руками работать, мечтал о собственной даче. И из спичек сконструировал макет дома мечты. Это было какое-то чудо, размером сантиметров 30. В этом доме и двери открывались, и окна. Снималась крыша, а внутри комнаты были оклеены обоями, мебель стояла, тоже сделанная вручную Володей… Однажды они со Светланой были в Кинешме на творческой встрече. И им за небольшие деньги предложили купить деревянный сруб на берегу Волги. Они его взяли, но, естественно, туда никто не ездил. Потом поехал сын Олег…

— Писали, что Ивашов умер, потому что надорвался на стройке...

— Но на стройке как таковой Володя не работал. Просто он помогал своим компаньонам строить офис. Однажды нес мешок с цементом, ногой зацепился за упаковочную ленту, вмерзшую в землю, упал, и у него открылась язва. Володя пришел домой: «Светка, что-то я себя плохо чувствую». Пролежал два дня дома, но силы не вернулись. На третий день поехал на работу, и ему стало плохо в метро: произошло внутреннее кровотечение. А в больнице операцию провели халатно. Приходит Светлана мужа навестить: «Вовчик, врачи сказали, все нормально, операция прошла успешно». Он простыню приподнимает, а все бинты в крови. Его не стало через несколько дней…

После смерти Володи Светлане нужно было как-то выживать. Она устроилась продавать пылесосы. Естественно, продала только один, и то себе. Потом в их подъезде, это уже на Ленинском проспекте, купил квартиру новый русский, сделал в квартире евроремонт, но не жил, так как сам был с Урала или из Сибири. И Светлана устроилась к нему — присматривать за квартирой, поддерживать порядок. Даже водила нас туда: «Знаете, что такое евроремонт? Пошли — покажу».

Старший сын Алексей после армии жил отдельно со своей семьей. А Олег остался с мамой. Он устроился на рынок: джинсы продавал, что-то еще... А на рынке свои законы, традиции. Чтобы не околеть, уже с утра посылали гонца за бутылочкой. И целый день понемножку грелись. Рынок Олега и сгубил. Хотя деньги он зарабатывал приличные. На вечер покупал самое дорогое пиво, курил импортные сигареты, даже сигары. Но алкоголь прочно вошел в его жизнь, что, конечно, не нравилось Светлане. Скандалы в их доме стали регулярными.

— И они разменяли квартиру.

— Да, Светлана сказала: «Если мы не разъедемся, кто-то из нас другого может убить». После размена Светлана оказалась в «двушке» в Ясенево, Олег — в «однушке» в Коньково.

— Почему его потом понесло в деревню, в которой он погиб?

— Чтобы оторвать Олега от друзей и спасти от алкогольной зависимости, было принято решение отправить его в тот самый дом под Кинешмой, который когда-то купили. А это была уже фактически вымершая деревня — в ней почти никто не жил. Там Олег и погиб. До конца неизвестно, что произошло, расследование не проводили. Как-то Светлане позвонил аноним: «Хотите знать правду? Давайте встретимся». Но он просил за информацию деньги — было похоже на развод. И Светлана не стала связываться: сына-то не вернешь.

— Что вы цените в своей сестре больше всего?

— Помимо таланта, ее главным даром был тот, который перешел к ней от наших родителей, — любовь и уважение к людям. Я уже рассказывал, как папа спас пленных. А наша мама всю жизнь была убежденной коммунисткой, преданной государству, патриотичной. Была готова отдать последнее, чтобы кому-то помочь. Так и Светлана — была невероятно отзывчивой, щедрой, всегда несла позитив, радость, свет. Я, например, не любил ходить с ней по улицам. Даже прогулка на небольшое расстояние могла растянуться на часы — Светличную все узнавали, подходили, а она с каждым беседовала, проявляла внимание. В итоге мы всегда опаздывали. «А как я могу отказать людям? — отвечала сестра, если я пытался ее торопить. — Они же ко мне с добром!»