«Какое-то время все в жизни Ани складывалось очень хорошо. И с мужем первые годы она была совершенно счастлива. И вот однажды из какого-то путешествия, кажется в Египет (точно не помню, ведь они много путешествовали), сестра вернулась сама не своя. Оказалось, Аня там ходила к астрологу. И тот сказал Анюте: «До 46 лет вас вижу, а дальше не вижу. Какая-то операция или что-то еще… Нет, не вижу!» — рассказывает сестра Анны Самохиной Маргарита Подгорная.
Череповец, где прошло наше с Анютой детство, мы с ней ненавидели всеми фибрами души, мечтали оттуда вырваться и никогда больше не возвращаться. Когда-то мы ведь вполне благополучно жили в Кемеровской области, у нас там была трехкомнатная квартира, родители более или менее ладили друг с другом. Но в четыре года мне по ошибке поставили диагноз «врожденный порок сердца», который в итоге не подтвердился. Анюте тогда еще и годика не было. Врачи пугали родителей, что суровый сибирский климат ребенку с пороком сердца не подходит, и мы уехали…
Работу отец нашел в Череповце, на металлургическом комбинате. Он ведь был металлургом. А мама в юности мечтала стать переводчицей с немецкого языка, даже поступила в пединститут на иняз. Но ее подружка не прошла по конкурсу и сказала маме, мол, нечего тебе тут одной оставаться, тоже забирай документы. В итоге мама окончила Таганрогский металлургический техникум, где и встретила нашего с Аней отца. Он был безумно красив, к тому же начитан, постоянно цитировал «Золотого теленка», еще и стихи сам сочинял. Словом, мама влюбилась…
Сначала отец уехал в Череповец один, мы с мамой и Анюткой перебрались к нему, когда он уже немного обустроился на новом месте. И тут выяснилось, что нам там не рады. Отец успел заслужить репутацию первого парня заводского общежития, женщины его обожали, а тут приезжает жена с двумя детьми… Надо сказать, отец всю жизнь гулял от мамы. Но я узнала об этом именно в Череповце.
В крошечной комнатушке нам с Анютой места не хватило, но комендант общежития вошел в положение, разрешил разместить нас на кухне. Днем мама уходила искать работу, а нас запирала на ключ. Конечно, сердце у нее было не на месте — две маленькие девочки остаются совсем одни. Как-то мы с сестрой чуть не угорели. Я стала что-то готовить на плите и устроила пожар, хорошо, что мама успела вовремя вернуться. В итоге она, как и отец, пошла работать на металлургический комбинат. Как-то Анин класс повели туда на экскурсию.
Она рассказывала: «Я как будто в ад спустилась — гам, жара, гарь, стружка!» Помню, как мама приходила домой после смены, долго-долго отмывала лицо от копоти и все время твердила: «Девки, учитесь!» За окном — окраина города, унылый пейзаж, грязь кругом невозможная, соседи — мужики-работяги, многие от такой беспросветной жизни спивались, отец тоже стал сильно выпивать, в комнате собиралась пьяная компания, дым стоял коромыслом.
Случалось, отец после загулов был не в состоянии добраться домой на своих ногах, его доставляли собутыльники, тут же народ сбегался поглазеть, а мы с Анюткой сгорали от стыда. Мама, конечно, ужасно страдала от его пьянства и измен, но по-прежнему безумно любила папу и все прощала. Хотя как-то раз в отчаянии порвала их свадебную фотографию. А через пару месяцев у папы обнаружили цирроз печени.
Просто так совпало, но мама решила, что это она накликала беду, достала конвертик, в который сложила обрывки снимка, все пыталась их склеить, ей казалось, что так она сможет спасти мужа. Но болезнь все-таки погубила отца, ему было всего 34 года. Накануне папиного ухода ни с того ни с сего у нас дома завяло лимонное дерево, и мы поняли, что это плохой знак. С того времени мы с Анютой поверили в мистику.
Уход отца переживали мы тяжело, особенно Анюта, ведь она была папиной любимицей. Ее, в отличие от меня, он никогда не наказывал. И вообще, какой-никакой, а все-таки отец… Пусть и не часто, но мы видели от него какую-то заботу, он даже пианино нам купил. К этому времени мы уже переселились в коммуналку.
Мама изо всех сил старалась вывести нас с сестрой в люди. Анюту она в четыре года отдала в музыкальную школу и сама научилась играть на фортепиано, чтобы преподать дочери какие-то азы. А меня мама учила рисовать, помню, как она объясняла мне, что такое точка горизонта. Я ходила в художественную школу. В том, что мы с сестрой стали тем, кем стали: она актрисой, а я художником, — это, конечно, во многом мамина заслуга.
Хотя Аня в любом случае, наверное, многого бы добилась. Она всегда была отличницей, ее портрет постоянно висел на Доске почета, правда, его часто приходилось обновлять: мальчишки ее фотографии воровали. Она же красавица! В какой-то момент Аня увлеклась личностью Ленина, читала все, что с ним связано. «Зачем?» — спрашивала я. «Хочу понять, как становятся лидерами», — объясняла сестра. Вот такие у нее были амбиции.
В Ярославское театральное училище Аню готовила мама. Они что-то разучили на украинском языке (наш отец ведь родом с Украины). Оригинальный ход сработал, сестру приняли. В училище она довольно быстро вышла замуж за однокурсника Александра Самохина, он был постарше, компанейский, коммуникабельный, очень нравился нашей маме. Но главное, что сама Анютка влюбилась в него по уши.
Самохин был настолько хорош собой, что в их паре красавцем считался именно он, а не Аня. Потом они по распределению уехали работать в ТЮЗ в Ростове-на-Дону, Аня там сразу стала играть главные роли. В Ростове она родила дочку Сашку, и о сцене пришлось на время забыть. Но как раз тогда кинорежиссер Георгий Юнгвальд-Хилькевич запускался с «Узником замка Иф» и искал актрису на роль Мерседес. Он хотел какое-то новое лицо на экране, и ему показали фотографию Анюты.
Причем не самую удачную, я потом даже удивлялась: что такого разглядел Юнгвальд-Хилькевич в этой косой девочке на снимке, раз отправил за ней своего ассистента? Сестра всегда со смехом рассказывала эту историю. Собралась она постирать, идет по коридору общежития на кухню: в стареньком халатике, на голове — бигуди, в руках — тазик с Сашкиными пеленками. А навстречу ей незнакомый мужчина, спрашивает: «Вы не подскажете, как мне найти актрису Анну Самохину?» Аня обрадовалась: «А это я!» И тут ассистента перекосило. «Видела бы ты его разочарованное лицо, мол, такой путь проделал, и напрасно».
Но Анюта не растерялась: «Минуточку! Стойте здесь и никуда не уходите!» Метнулась в комнату, сняла бигуди, накрасилась, переоделась и предстала перед ассистентом. Тот облегченно вздохнул: «Вот это другое дело, приглашаем вас на пробы». Так Аня попала в кино. Жалко, наша мама совсем немного не дожила до премьеры первого Аниного фильма…
После «Узника замка Иф» Анюте наперебой начали предлагать роли одну за другой. Да и в ТЮЗе она снова стала играть. А дочка-то маленькая, куда ее девать? Иногда сестра брала Сашку с собой в киноэкспедиции. Например, в Вильнюс на съемки фильма «Дон Сезар де Базан». В то лето в Прибалтике стояла необычная жара. И пятилетняя Сашка хорошо запомнила происходящее: рассказывала потом, как под палящим солнцем ее мама танцевала в юбке, расшитой тяжелыми камнями, а в тенечке сидел режиссер Ян Фрид, попивал воду со льдом и командовал: «Стоп! Еще дубль! Еще! Еще!» «Я видела, как мама измождена, а режиссера этого тогда просто возненавидела!» — говорила Сашка.
Все-таки съемочная площадка не место для маленького ребенка. И Анюта в конце концов решилась отвезти дочку во Владикавказ к бабушке — маме Самохина. Анюта работала очень много, чего не скажешь о ее супруге. Она пыталась мужа за собой в кино протащить, просила за него, но его никуда не брали. Со временем они перебрались в Питер, но и там ситуация не изменилась. Получалось, что она зарабатывает, а он — на хозяйстве. А сестре хотелось, чтобы рядом был сильный и надежный мужчина. И такого она встретила на съемках фильма «Воры в законе» — у Анюты случился роман, причем довольно серьезный, с прибалтийским актером Арнисом Лицитисом. Но Арнис был женат, а она не решилась разбить чужую семью. Вернулась к Самохину, надеялась, что у них все еще наладится. К тому же Сашка отца обожала…
Позже в желтой прессе много писали о романе Ани с Дмитрием Нагиевым, они вместе ездили шабашить на гастроли. Но если про Лицитиса Анюта мне рассказывала, то про Нагиева — ничего. И все же я вполне допускаю, что что-то там такое было: супружество-то у Анюты не задалось… Помню, как они с Нагиевым дуэтом исполняли песню «Прости». Анюта тогда была на пике своей красоты: стройная, пластичная, в полупрозрачной юбке, и стрижка каре ей так шла… Она выглядела очень счастливой.
Самое интересное, что Самохин знал обо всех Аниных романах и поклонниках. Но настолько был уверен в своей неотразимости, что всерьез их не воспринимал. У жены карьера продолжает набирать обороты, а он сидит себе на мели и думает, что у него нет соперников. И когда за Аней стал ухаживать бизнесмен Дима Коноров, Самохин тоже не взволновался. Мол, еще один поклонник, ну и что? А потом только руками разводил: «Он увел у меня жену прямо из-под носа!» Но недолго Самохин кручинился, женился на своей первой любви Светлане, которую привез из Владикавказа вместе с двумя детьми. Анюта ее одобрила, говорила: «Я отдала бывшего мужа в хорошие руки». И даже взяла его Светлану к себе бухгалтером.
Дело в том, что с помощью второго мужа Анюта затеяла бизнес — открыла в центре Питера два ресторана: «Граф Суворов» и «Поручик Ржевский». Это были 90-е годы, кино снималось мало, вот сестра и переключилась на собственное дело. Почему именно рестораны? Просто Анюта сама замечательно умела готовить, даже поварам было чему у нее поучиться. Для оформления Анюта наняла театральных декораторов, сама встречала гостей — в зале всегда были толпы народа. Многие приходили даже не затем, чтобы пообедать, а чтобы посмотреть на живую актрису Анну Самохину. Это сейчас звезды часто открывают рестораны, уже никого этим не удивишь, а тогда было в диковинку.
Первое время после развода родителей Сашка оставалась с отцом, подружилась со сводными братом и сестрой, к ней хорошо относились в новой семье Самохина. Но Анюта настояла, чтобы дочь переехала к ней: «У папы и так плохо с финансами, не нужно тебе у него оставаться!» Сашка послушалась. Она Анюту воспринимала скорее не как мать, а как старшую подружку, пыталась ей подражать. «Не нужно, — пресекала Аня, — ты должна найти свой стиль!»
Какое-то время все в жизни Ани складывалось очень хорошо. И с Димой первые годы она была совершенно счастлива. И вот однажды из какого-то путешествия, кажется в Египет (точно не помню, ведь Аня с Димой много путешествовали), сестра вернулась сама не своя. Оказалось, они там ходили к астрологу. И тот сказал Анюте: «До 46 лет вас вижу, а дальше не вижу. Какая-то операция или что-то еще… Нет, не вижу!» Когда я это от сестры услышала, так и похолодела. Она еще меня успокаивала: «Да ладно, забудь, все обойдется». Но видно было, что она и сама очень напугана. И все же мы старались гнать от себя плохие мысли и тему эту больше не ворошили…
В этот период мы с сестрой виделись не очень часто. Она жила в Питере, а я в подмосковном поселке Гжель. Конечно, время от времени Аня ко мне приезжала. Помню, она приехала, когда мы с мужем только-только построили новый дом, а воду еще не успели подвести. Аня, обнаружив это, тут же сама отправилась покупать нам насос. Это было в ее характере, она действительно стала настоящим лидером — прочитанные в детстве книжки про Ленина пошли ей впрок. Аня даже сама ездила на разборки с бандитами, которые в лихие 90-е крутились около любого бизнеса, и она умела с ними договариваться, разруливать какие-то ситуации.
А через какое-то время рестораны перестали приносить доход, и бизнес пришлось оставить. С Димой у Анюты тоже разладилось, и разрыв был тяжелым. Сестра очень любила второго мужа, хотя, если честно, я никогда не понимала, за что. Мне он не особо нравился. По-моему, самым лучшим мужем для нее стал третий — таможенник Женя Федоров. Он был ее давним приятелем и буквально вытащил Анюту из депрессии, которая у нее случилась после второго развода, и я очень ему благодарна за это. Знаете, одно дело — молодая, красивая, подающая надежды талантливая студентка, какой ее увидел Самохин, или же шикарная и успешная актриса, которая досталась Диме. А тут была уже женщина в возрасте, к тому же с лишним весом, который Аня вдруг набрала.
Хотя, как художник, могу сказать, что эта кустодиевская полнота ее совсем не портила, наоборот. Как бы то ни было, Женя появился в нужный момент и тихо ей служил. Помню, какая умиротворенная, счастливая Анюта приезжала в этот период к нам в гости. Она тогда увлекалась дизайном квартиры: «Эту стену снесу, здесь все переделаю». А Женя со всем соглашается. Но недолго они были вместе. Мне кажется, вмешались какие-то Анютины подружки, мол, он тебе не ровня, ты с ним зачахнешь. И сестра с Женей расстались.
В последний приезд Анюты мы договорились, что поедем вдвоем на Гоа. И вдруг я обратила внимание, что у нее ногти стали похожи на птичьи коготки какого-то розово-голубого оттенка. «Анюта, — спрашиваю, — у тебя все в порядке? Ничего не беспокоит?» — «Да нет, — отвечает, — вот только бок почему-то болит». Она обещала, что обязательно обратится к врачу, как только мы вернемся с Гоа. Но мы не успели никуда поехать. Первый приступ болезни у Ани случился, когда она пошла в турагентство за путевками. Сестре было тогда 46 лет. Тут-то мы вспомнили про то предсказание… И все же мы надеялись на лучшее, подбадривали друг друга. Анюта считала: «Главное — проскочить этот рубеж, 46 лет, дальше как-нибудь образуется». Проскочила! Но, к сожалению, после того, как сестре исполнилось 47, она прожила только три недели.
В последний момент ей успели присвоить звание заслуженной артистки России. До этого сестра все переживала: «Ну почему так? Есть артисты, которые споют всего одну песню — и тут же получают звание, а у меня столько работ в театре и в кино!» И вот ее давнее желание исполнилось. Анюта сразу озаботилась: «Теперь будет церемония, и мне непременно нужно красивое платье!» Не дожила она до церемонии. А за два дня до ее ухода в палате появился симпатичный мужчина средних лет, встал перед Анютой на колени и сказал: «Прошу тебя стать моей женой!» Она ничего не ответила, только улыбнулась через силу. «Кто это?» — спросила я. «Арнольд, он мой друг». До последнего своего дня Анюта оставалась красавицей, любимой и желанной...
