«У меня было ощущение, будто я щенок, которого тащат на поводке, несмотря на то, что он упирается всеми четырьмя лапами. Я ведь, как умела, сопротивлялась Володиному натиску, но что-то слабовато это у меня получалось», — вспоминает Ольга Филиппова, сыгравшая главную роль в сериале «Райские яблочки», начало своих отношений с Владимиром Вдовиченковым.
До встречи с Филипповой Вдовиченков был официально женат три раза, во втором браке стал отцом (сейчас его сыну Леониду 16 лет). Союз Владимира и Ольги пока никак не зафиксирован: пара не венчана и брак не зарегистрирован в загсе. Тем не менее актеры живут вместе уже около 7 лет и у них подрастает общая дочь Вероника.
— Впервые я встретилась с Володей после выхода на экраны фильма Александра Хвана «Кармен», где мне довелось сыграть главную роль. На одном из премьерных показов стою у входа в кинотеатр, беседую с директором и вижу, заходит Вдовиченков — смотрит из-под козырька кепки поверх голов. Заметив моего собеседника, поздоровался, тот пригласил его посмотреть наше кино. На что получил категорический отказ: «Не, я не по этому делу сюда пришел, у меня тут встреча назначена».
И ушел. На меня не взглянул даже. У меня просто шок. «Ну и ну, ничего себе, — думаю, — вот он, оказывается, какой — герой «Бригады» («Бумер» тогда еще на экраны не вышел). Стою тут — героиня вечера, можно сказать, улыбаюсь ему, а он вообще никого не замечает...» Полагаю, он до сих пор об этой нашей первой встрече не знает. Зато вторую запомнил хорошо… Недели через три мы с компанией моих подруг пошли в актерский ресторанчик. Сидим, болтаем. Вдруг одной из них звонит Володя — они приятели — и интересуется, что она поделывает. Ольга рассказывает о нашем девичнике, перечисляет всех, кого он знает, и, слышу, говорит: «А еще здесь актриса есть Оля Филиппова». Послушав что-то в телефоне, добавляет: «Красивая». И вдруг передает трубку мне. После дежурного приветствия, слышу: «А вы замужем?
То есть вы свободны?» От неожиданности я смутилась, замялась, а Володя говорит: «Да ладно, разберемся, сейчас приеду». От такой наглости я совсем растерялась и… побежала в туалетную комнату — прическу поправить, подкрасить губы. (С улыбкой.) На всякий случай. Для уверенности.
Когда Владимир приехал, он стал, не умолкая, что-то говорить, я слушала. Потом мы играли с ним в бильярд, я три раза обыграла его, а он возмущался: «Почему она меня обыгрывает?! И вообще, кто это такая?!» Картину-то с моим участием он тогда еще так и не посмотрел. «Но она мне очень нравится», — говорил чуть позже моим подругам. «Понимаешь, ты мне очень нравишься», — обращался и ко мне. Я совершенно не понимала, как на это реагировать… Через некоторое время подружки почему-то вдруг стали поочередно уходить.
У каждой неожиданно образовались какие-то срочные дела. Думаю: «Странно, обычно все до утра тусуются, а тут вдруг в 12 часов разбегаются». Потом только узнала, что, оказывается, Володя сигнал всем такой дал: мол, оставьте нас наедине… Увидев, что народ разъехался, я только было открыла рот, чтобы попрощаться, но даже не успела ничего произнести. «Что, хочешь сказать, ты тоже сейчас уедешь?!!» — спросил Володя. Причем вопрос был задан так взволнованно, словно решалась какая-то жизненно важная проблема. Это удивило меня, возможно, даже растрогало, и я сказала: «Ну ладно, сейчас не уеду…» Мы поехали в другой ресторан, беседовали о том о сем. А потом вдруг начали страшно ругаться. Сейчас уже и не помню из-за чего. Помню только, что после нашей первой встречи по дороге домой я подумала: «Все это надо забыть, как страшный сон».
На следующий день я договорилась созвониться с нашей общей знакомой по номеру, который она мне оставила.
Звоню, а вместо Оли к телефону подходит мужчина, по голосу я узнаю Володю. Потом выяснилось, что он на время дал Ольге свой телефон, поскольку в ее собственном были какие-то проблемы с sim-картой, а в момент моего звонка они были рядом, просто Оля ненадолго отлучилась. Но тогда-то я ничего этого не знала, и у меня прямо аж холодок по спине побежал. Думая, что Владимир меня не узнает, прошу подозвать к телефону Олю, и в ответ слышу: «Ее сейчас нет. А ты где? — узнал, оказывается! — Короче, приезжай к нам, мы на ВДНХ, будем тебя ждать. Все, давай быстрее, без лишних разговоров!» И отключил связь. Ну и что вы думаете? Я поехала.
У меня было ощущение, будто я щенок, которого тащат на поводке, несмотря на то, что он упирается всеми четырьмя лапами. Я ведь тоже, как умела, сопротивлялась Володиному натиску, но что-то слабовато это у меня получалось… В общем, встретились мы, все вместе поехали в какое-то кафе, поболтали и потом, также втроем, встречались еще несколько раз. На третий день Оля, опять же по незамеченному мною знаку Володи, вдруг неожиданно засуетилась: «Ой, мне срочно надо бежать!» Я всполошилась: «Как?!» Очень опасалась опять остаться один на один с Володей. Подумала: «Как же буду тут с ним одна, что мне говорить ему, как вести себя?» И вот что для меня так и осталось необъяснимым — именно с этого дня мы стали неразлучны. Видимо, уже тогда я осознала: этот человек словно ухватил меня, держит крепко-крепко, и уйти, убежать от него у меня нет никаких шансов — все равно из-под земли достанет.
И ему абсолютно безразлично, как я ко всему этому буду относиться, да и вообще неважно, что в моей жизни происходит…
Где-то месяц спустя я повезла Володю к своим родителям — в Долгопрудный. Когда приехали, дома у нас уже был накрыт стол, все перезнакомились. Естественно, родители видели «Бригаду», и папа был особенно впечатлен фильмом. «Очень, — говорил, — правдоподобная картина». Так представляете, в разговоре он постоянно называл Володю Валерой — по имени его героя из фильма. И всякий раз, слыша «Валер...» по отношению к себе, Володя вздрагивал. Мне было жутко неловко, я всеми возможными способами сигналила отцу, поправляла его, но мои попытки ни к чему не приводили. «Да какой он Володя? Это же Валерка, из «Бригады»!..»
И два года спустя папа все равно продолжал называть своего зятя Валерой. Со временем Володя с этим свыкся, уже не обижался. Говорил, что это даже прикольно.
До рождения дочери отношения у нас были… как бы помягче выразиться — не слишком стабильными. Если изобразить графически, они напоминали бы рисунок кардиограммы: то стремительно вверх зашкаливает — то вниз. Бесконечное количество раз я собирала чемоданы и уходила, потом возвращалась, потом опять уходила. Никогда в жизни не встречала человека с таким взрывным характером и первое время, не понимая, как ко всему этому относиться, в ответ тоже взбрыкивала и огрызалась, как разъярившаяся пантера. Но со временем стала осознавать, что на таких обоюдных взрывах взаимопонимания не построишь и семью не создашь. А все- таки надоело уже бегать с чемоданами, хотелось стабильности, каких-то нормальных человеческих отношений...
Серьезные изменения в нашей семье начали происходить после рождения Вероники.
Володя сильно мечтал именно о дочери. Ну а про меня и говорить нечего — как любая нормальная женщина, я просто очень хотела ребенка. И когда дочка родилась, мы с Володей как-то одновременно поняли, что в нашей жизни теперь появилось что-то главное, общее, и это нас окончательно объединило. Очень плавно, постепенно мы оба, не сговариваясь, вдруг стали искать какие-то компромиссы, пусть сперва и скрипя зубами, но уступать друг другу, решать проблемы более спокойно. А благодаря этому отношения начали выравниваться, стабилизироваться, становиться более глубокими. И мы научились ценить эту глубину, беречь то, что накопили, насобирали по крупицам, старались уже по пустякам не расшатывать наш хрупкий мир.
И нам стало очень хорошо вдвоем. Вернее, втроем. Большое спасибо Володе за то, что он в этом смысле сумел так сильно изменить себя, можно сказать, превзошел все мои ожидания. Зато в итоге я получила семью, о которой мечтала всю жизнь. И это так здорово! А дочка у нас — Вероника Владимировна Вдовиченкова. Она просто обожает своего отца. Уже сейчас, в свои четыре с половиной года, очень серьезно, по-взрослому с ним о чем-то своем разговаривает, выспрашивает обо всем. У них какой-то сумасшедший контакт. Не случайно же первое слово, сказанное дочерью, было «папа». Шепотом она его произнесла. Даже когда Вероника еще не умела разговаривать, на отца смотрела как-то особенно — завороженно, прямо влюбленными глазами. Она очень нежная девочка, но при этом по характеру — абсолютно папина дочка: такая же безумно эмоциональная, точь-в-точь, как Володя, может и покричать, и погрозить.
Одна из моих подруг называет ее «Володя с косичкой». Ну что поделать, как говорит другая моя подружка: «Генетика — это наука, и никуда нам от этих ген не деться». Но я думаю, что в становлении характера Вероники не только генетика свою роль сыграла, но и предлагаемые обстоятельства. Дело в том, что после того, как я узнала о своей беременности, я еще три месяца снималась в Питере в сериале «Большая прогулка». И по роли мне приходилось осенью тонуть в болоте, прыгать с сараев, драться, носиться по лестницам. Мне было дико страшно, но я никому не рассказывала о своем положении, ни один человек на площадке не знал об этом… В общем, я понимала, что мой ребенок, чтобы выжить в тех условиях, которые мама задала с самого начала, просто обязан родиться очень моторным, сверхактивным и суперэмоциональным.
Вероника никак не могла появиться на свет с другим характером. И именно такой ее нрав очень импонирует Володе. Когда видит дочь, его лицо словно лучом солнца озаряется и весь он будто обмякает… Вообще, я вижу, что в жизни Володи семья занимает самое важное место, и мне это очень приятно. Он необыкновенно щедр — и ко мне, и к Веронике, при том что по сути своей не слишком расточительный человек. Что, кстати, мне нравится, потому что все заработанное Володя несет в семью. Правда, совсем не умеет устраивать сюрпризы и дарить подарки к конкретному событию. Просто не может дотерпеть до праздничного дня, все равно вручит заранее, скажет: «Все, не могу я больше ждать, вот возьми...» Мне, может, и хотелось бы, чтобы это произошло утром, скажем, непосредственно в день рождения или 8 Марта, но…
Но на самом деле это настолько неважно, это такие пустяки. Особенно, когда в основе есть главное. Я все время чувствую со стороны Володи по отношению к себе внимание и заботу. Причем не эпизодически, а постоянно. Понимаете, это потрясающее ощущение — знать, что твой мужчина всегда рядом. Даже когда физически отсутствует, я все равно чувствую: он где-то здесь, вместе со мной. Я и живу с мыслью: «У меня есть Володя», а поэтому никакая ситуация мне не страшна — на сто процентов убеждена: если что, запросто могу сказать: «Так, стоп! Вот сейчас приедет Володя, и вам всем будет капец, он всех просто разорвет!» Причем уверена, если даже я буду не права, для него это не будет иметь значения, потому что у него критерий оценки правоты один — семья.
К счастью, до таких серьезных разборок дело у нас еще не доходило, но по первому моему зову в любых ситуациях Володя не раз приезжал. Поэтому я и говорю: мне кажется, что при всей разности характеров мы все-таки сумели выстроить то, что в моем понимании является настоящей семьей.
До встречи с Вовой серьезные отношения с мужчинами у меня были дважды. Первый роман случился в 16 лет, когда я еще училась в школе. Тот парень — из дворовой компании города Долгопрудный, в котором я провела все свое детство и юность, — был на два года старше меня, и мы встречались с ним три года. О женитьбе у нас речи не шло, поскольку родители молодого человека ее не одобрили бы. Они были людьми состоятельными и хотели, чтобы их сын серьезно учился, делал карьеру, а не губил себя в омуте любви.
Поэтому отправили его получать образование в Англию. Обосновавшись, он стал уговаривать меня приехать к нему и начать там работать воспитательницей в детском саду или официанткой — лишь бы мы были вместе. Но такая перспектива меня абсолютно не устраивала, я совершенно не хотела никуда ехать и жить под чью-то диктовку. Постепенно стала ощущать, что моя привязанность к нему ослабевает и вообще все в наших отношениях идет к завершению. Мне стало понятно: общего будущего у нас нет, потому что не хочу я быть просто женой, что-то в жизни я должна делать сама. Но открыто сказать об этом своему другу не решалась, поэтому договорилась с ним так: если я поступлю в музыкальное училище имени Гнесиных, о чем я страстно мечтала, то останусь здесь, на Родине, а если нет — поеду к нему. Эта наша договоренность и стала решающим мотивом в моем твердом намерении поступить в «Гнесинку».
Чудом мне удалось-таки осуществить свою мечту. Поначалу я, конечно, сильно переживала и скучала по своему возлюбленному. Все было — и слезы, и страдания, а потом учеба так меня закрутила-завертела, что забыла обо всем на свете. И вот однажды мой друг позвонил мне со словами: «Я приезжаю на каникулы. Будешь меня встречать?» — Я ответила: «Нет». — «Значит, приедешь сразу ко мне домой?» — спросил он. «Нет», — твердо сказала я. Наступила долгая пауза. «То есть ты вообще не приедешь?» — «Да». Он помолчал и сказал: «Ну что ж, пока!» Вот так мы попрощались. Я еще немножко поплакала и… стала учиться дальше… А на третьем курсе у меня случился еще один большой роман. Несмотря на то что я была сильно погружена в учебу, тем не менее бегать в выходные дни на долгопрудненские дискотеки не забывала — очень уж любила потанцевать, да и повстречаться с прежними друзьями-подругами было интересно.
Вот в один из таких танцевальных «забегов» я и познакомилась с молодым человеком, с которым судьба связала нас на полтора года. Все между нами вроде было хорошо, но постепенно я начала чувствовать с его стороны жуткое давление. Стало ясно: человеку не нравится мое частое отсутствие, не устраивает то, что я не уделяю ему должного внимания, поскольку все свободное время посвящаю творчеству — учу роли, репетирую… А по его мнению, было бы лучше, чтобы я всегда была при нем. Но для меня, я уже говорила, такие отношения исключены в принципе. Короче, ситуация подошла к тому, что мне стало очевидно: пришла пора расставаться. Когда и он понял, что я твердо решила его бросить, попытался было ухватить меня, удержать.
Но ничего из этого не получилось. Такой уж я человек: если у меня пропадает желание поддерживать контакт с кем-то, если общение становится неинтересным — я ставлю на этих отношениях жирную точку. Навсегда. И никакими способами меня не переубедить. Я просто отрезаю этот этап своей жизни и выбрасываю — навсегда.
— Где же выкристаллизовался такой характер?
— Наверное, в семье. Папа, он работал шофером, всегда был добряком, а мама, бухгалтер по профессии, только в последнее время стала мягкой, лояльной. А в моем детстве была просто кремень, воспитывала меня и моего младшего брата Ивана в большой строгости. Вот если моя дочь сейчас начинает канючить: «Мамочка, мне так не хочется завтра идти в садик. Можно я не пойду?» — я тут же соглашаюсь, очень уж жалко ее становится.
Но с моей мамой такие вопросы даже не обсуждались. Нам говорилось ясно и четко: быстро встали и пошли! — неважно куда: в детсад, в школу, в магазин, в химчистку… Так же и с укладыванием спать — коротко и внятно: все, легли и спим! И с уборкой квартиры то же самое, и вообще с выполнением любых обязанностей... И если брату, который младше меня на три года, еще делались какие-то поблажки, то от меня никакие «но» мамой не принимались. Теперь я за это ей безмерно благодарна, ведь именно из-за такого ее воспитания мне, входя во взрослую жизнь, не приходилось учиться самостоятельности. Думаю, брату тоже. Сейчас Иван женился, живет в Питере. Работает и одновременно учится в богословской школе. Сейчас мы с ним дружим, а в детские годы периоды дружелюбия были крайне редки.
Зато насыщенны. В эти светлые моменты мы вместе жгли бумагу в туалете, кидались яйцами из окон, стекла какие-то били… И были абсолютно солидарны друг с другом. Но гораздо чаще скандалили и дрались.
Вообще переходный возраст у меня был своеобразный. В школах — и в общеобразовательной, и в музыкальной — я училась хорошо, вела себя скромно, вся из себя была такая правильная, хорошая, меня всегда ставили в пример. Но как только выходила за порог, начиналась совсем другая история. Вокруг множество каких-то дворовых шпанистых компаний, в которых я просто пропадала. С ребятами было весело — покуривали, спиртное попивали, в подъездах сидели с гитарами, пока жители не гнали нас оттуда, хулиганили по-мелкому, в выходные на дискотеки ходили… Я стала ярко краситься — рисовала себе какие-то немыслимые синие тени, губы мазала ярко-розовой помадой.
Разумеется, мама меня ругала, запрещала выходить из дома, я психовала, закрывалась в ванной и рыдала там, размазывая тушь по щекам. Сейчас, когда у меня у самой есть дочь, думаю: «Боже, что же я вытворяла? Господи, сделай так, чтобы Вероника избежала всего этого!» Так хочется удержать ее от всех дурных влияний. Хотя понимаю, что осуществить это будет нелегко. Ведь в переходном периоде подростки протестуют против всего и всех. По себе помню, что протест выражался во всем, и прежде всего в абсолютном неприятии того, что говорили взрослые. Полное отрицание чужого мнения. То есть принцип такой: оставьте меня в покое, не надо мне ничего советовать! Сама все знаю. И поступать буду так, как скажут мои подружки и друзья, а ваше мнение мне, мягко говоря, безразлично.
Даже слышать его не хочу…
Я не была первой красавицей «на деревне», нет. Это место в нашей компании занимала другая девочка, а я была как бы… в окружении королевы. Но где-то глубоко внутри себя всегда понимала, что настоящая-то королева — это я! Однако мальчики до определенного момента по отношению ко мне никакого сверхвнимания не проявляли. Классе в десятом я безумно влюбилась в паренька из соседней школы с немыслимыми рыжими кудрями. Отъявленный был хулиган. Днями и ночами думала о нем, а он меня даже не замечал. Я дико переживала, ни о чем другом, кроме него, вообще не могла думать. Разумеется, в школе начался период двоек. Помню, на уроке немецкого языка учительница вызвала меня к доске, что-то спрашивает, а я даже не слышу вопроса.
Стою, смотрю на нее бессмысленно и вдруг начинаю плакать — слезы просто градом полились. Посмотрела она на меня сострадательно, вздохнула, сказала: «Садись» — и даже двойку не поставила. Единственная из всех, видимо, поняла, что со мной происходит…
К окончанию школы я совсем не знала, что мне делать дальше. С одной стороны, была полностью погружена в свою личную жизнь, но с другой — понимала, что нужно учиться дальше. Больше всего на свете мне хотелось стать певицей. С самого крошечного возраста мечтала об этом. Постоянно, без всяких просьб со стороны взрослых вставала на табуретки и пела, и стащить меня оттуда было невозможно. Все разговаривали, а я все равно продолжала петь. Так что, как я уже говорила, поступать намеревалась только в «Гнесинку».
С целью развития вокальных данных устроилась даже в хор при церкви, и весь 11-й класс по субботам и воскресеньям пела там. Тем не менее мама категорично сказала: «Идем в колледж!» И повела меня в колледж железнодорожного транспорта в Ховрино — кажется, у нее там были какие-то знакомые. Поскольку спорить с мамой смысла не имело, пришлось туда поступить. И два года исправно там проучиться. И проходить все эти немыслимые практики — сидела в кабинете на работе у мамы и пересчитывала цифры с каких-то бумажек. Все это для меня было невыносимо, каждый день я просто засыпала за столом. Наконец, буквально за полгода до выпускных экзаменов, ко мне вдруг пришло ясное осознание: я делаю что-то не то! Отчетливо помню, как прихожу однажды в колледж, встречаюсь там с подружками. Мы стоим с ними на улице, болтаем, смеемся, обмениваемся новостями и вдруг — точь-в-точь, как в кино — чувствую, что со мной происходит что-то странное: я перестаю слышать голоса, все они смешиваются в какой-то однородный гул, а я как-будто наблюдаю за всем происходящем издалека.
И понимаю, что все это — не мое, я не должна быть здесь. Очнувшись, оглядела всех, развернулась и… ушла. И все — с этого дня больше ни разу не зашла в это заведение. Не сдала учебники, не забрала документы, никому ничего не объяснила опять же, просто взяла и выбросила этот этап из своей жизни, даже не задумываясь о том, что будет дальше.
Мама была в ужасе, и ругалась, и умоляла пойти в колледж хотя бы ради того, чтобы получить диплом. Я обещала. Каждый день собиралась туда поехать. Но так и не смогла. Наконец, сообщила родителям, что буду поступать в «Гнесинку», и стала выпрашивать у них денег на занятия с педагогом по вокалу.
Не выдержав моего натиска, они сдались, но не уставали с укором повторять: «Зачем ты это делаешь? Деньги будут потрачены впустую, ты все равно провалишься, потому что поступить туда без блата невозможно». Но я упертая, начала два раза в неделю ездить из Долгопрудного на «Пражскую», где жила учительница, которую мне порекомендовали. Одно занятие стоило 50 рублей, дорога занимала два с половиной часа в один конец. Параллельно, со школьным педагогом по литературе, стала готовить чтецкую программу. Готовилась просто рьяно и даже не сомневалась в том, что поступлю на факультет музкомедии. Для начала схитрила — сознательно не пришла ни на одно прослушивание, поскольку узнала, что Мастера — Григория Ефимовича Гурвича, художественного руководителя музыкального театра-кабаре «Летучая мышь» — там не бывает.
Явилась подавать документы в последний день перед турами. Мне сказали: «Но вы же не прослушивались! Мы уже не можем принять». Наврала, что все это время тяжело болела, и они поверили, сжалились — взяли документы. Я была абсолютно уверена в себе и совершенно точно знала: буду здесь учиться! Помню, как мы, абитуриенты, лежали возле двери в аудиторию — там была большая щель до пола — и подслушивали обсуждения педагогов. Я слышала, как они говорили: «Не надо ее брать, это же фотомодель какая-то, здесь она ни к чему». А я действительно окончила школу фотомоделей, потому что хотела научиться красиво ходить, позировать… Но Григорий Ефимович прямо отстаивал меня: «Нет, давайте все-таки возьмем. Хотя бы на полгода, и посмотрим, что она вообще умеет.
Если что — отчислим». Отчислять не пришлось. Уже к концу первого курса я стала круглой отличницей по актерскому мастерству, а со второго курса мы начали работать в театре «Летучая мышь» — поначалу, конечно, пели-танцевали на задворках сцены, но все равно это уже была настоящая жизнь в театре… Самое интересное то, что родители так и не поверили в мое поступление. При том что с первого сентября я начала ездить в училище, они были убеждены: я их обманываю. Уверяла их: «Я учусь в «Гнесинке». Еду на занятия. Честно». Они сокрушенно качали головами, говорили что-то типа: «Ну еще бы!» — и отмахивались от меня. Зато каково же было их потрясение, когда полгода спустя я пригласила их на первый зачет. После этого меня зауважали. И каждое утро мама стала готовить для меня бутерброды… После смерти Григория Ефимовича Гурвича из театра «Летучая мышь» мне пришлось уйти.
Нет, меня никто не гнал, просто никаких перспектив для себя я там больше не видела. А оставаться только ради того, чтобы не терять место работы, не видела смысла. По мне, лучше дома сидеть, тупо смотря телевизор, и страдать из-за сложившейся ситуации, чем ходить туда, где мне ничего не светит. Так и поступила. Спасибо маме с папой — материально они меня обеспечивали. Постепенно я начала участвовать в каких-то массовках, сниматься в рекламе. Дальше появились эпизоды в кино. И хотя все это не сулило никакого успеха, я, как и прежде, продолжала надеяться на чудо. И оно пришло: вдруг мне позвонили со студии и пригласили на пробы в фильм «Кармен». Оказалось, что режиссер Александр Хван совершенно случайно увидел в пачке фотографий мою и велел меня вызвать…
А другое чудо произошло, когда мне дали прочитать сценарий первого 12-серийного блока «Райских яблочек». Я как взяла текст в руки, так и не смогла оторваться до последней страницы. Читала и плакала... Очень уж мне понравился материал. И когда узнала, что героиню, которую мне суждено играть, тоже зовут Кармен — только с ударением на первом слоге, — вообще восприняла это как некий знак свыше. Вот что удивительно: я ведь не единожды снималась, и каждый раз после выхода картины на кино- или телеэкраны ждала чего-то невероятного. Думала: «Ну вот, завтра проснусь знаменитой! Теперь-то уж точно все начнут узнавать, брать автографы… А это так здорово!» Но ничего подобного не происходило. Вы не представляете, как же я расстраивалась! Наконец надоело мне огорчаться. «Ну что ж, — подумала, — видно не судьба мне стать известной актрисой».
Поэтому, когда стали показывать «Райские яблочки», я вообще уже не ждала никаких дивидендов и бонусов от своей работы. И каким же потрясением, какой неожиданностью стала для меня реакция людей на этот сериал. И на мое участие в нем. Сколько звонков, сколько добрых слов я услышала от совсем незнакомых мне людей! В общем, моя жизнь стала просто бить ключом. (Хитро улыбнувшись.) Между прочим, теперь, когда мы с Володей заходим вместе в магазин, окружающие показывают пальцами сначала на меня, а не на него. Вот так-то! Шучу, конечно. А если серьезно — на самом деле я убеждена в том, что мужчина все равно всегда и во всем должен быть первым, а женщина просто находиться рядом с ним и всячески его поддерживать.
