Интересный факт
«Пьеху не узнавали, когда мы с ней гуляли по городу. Как-то она рассказала: «Пошла на педикюр — конечно, в темных очках. У меня ноги в тазу, а рядом дама с занятной сумочкой. Заметив мой интерес, спрашивает: «Вам нравится сумочка? Это мне Пьеха из Парижа привезла». Моя жена уточнила: «Эдита, и ты ничего не ответила?!» — «Нет, только представь: сидят в салоне две бабы, ноги в тазах. Одна говорит: «Мне Пьеха сумочку из Парижа привезла», а вторая отвечает: «А Пьеха — это я». Сумасшедший дом!»
«Возвращаюсь с концерта, а соседи стоят и смотрят почти с благоговением: «Вам звонила Эдита Пьеха! Просила перезвонить!» Я говорю: «Хорошо. Но сейчас поздно». — «Значит, с утра позвоните!» Просыпаюсь от стука в дверь: «Вы позвонили Пьехе?» Вот такое к ней отношение было в Ленинграде. Ее боготворили», — рассказал Николай Денисов, актер, поэт, драматург.
— Николай Ильич, вы автор множества известных песен. А первыми артистами, исполнившими ваши произведения, стали Андрей Миронов и Ирина Понаровская. Как это получилось?
— Свои первые стихи, написанные с коммерческой целью, я по протекции показал ленинградскому композитору Анатолию Кальварскому. Назывались они «Баллада о рыцарях», «Баллада о сказочных трубочистах», «Баллада о манекенах»… Кальварский прочитал и спросил: «А почему такие длинные стихи? Вы уже писали песни?» Ответить мне было нечего — опыта написания эстрадных песен я не имел. Мне и в голову не приходило, что для песни нужно всего два-три куплета…
Но судьба мне улыбнулась. Кальварский, работая аранжировщиком на картине «Небесные ласточки», подружился с Андреем Мироновым, потому что репетировал с ним музыкальные номера. И когда тот однажды приехал его навестить, показал мои листочки: «Тут один парень приходил, принес какие-то странные стихи…» Миронов прочитал и сразу же сказал: «Пиши музыку! Я сделаю диск с этими балладами!» Что это, если не чудо?! Карьера Миронова тогда была в зените — 79-й год, один успешный фильм за другим…
Для того чтобы выпустить диск, нужно было пройти худсовет фирмы «Мелодия». А в худсовете заседали самые популярные и маститые авторы. Логично предположить, что знаменитые композиторы и поэты не будут радоваться новому имени на эстраде. Друг друга они «засыпать» не решались и действовали по принципу «кукушка хвалит петуха». Другое дело — те, кто не принадлежал к их кругу. Миронов это хорошо знал и предупредил Кальварского перед худсоветом: «Они нас сейчас сожрут». А тут еще и идеологический момент: одна из песен была о том, как человека угнетает цикличность жизни. Андрей очень боялся, что это могут истолковать как осуждение быта советского человека. На худсовет они пошли вдвоем с Кальварским. И как только кто-то из комиссии собрался высказать замечания, Андрей стал топать ногами и кричать: «Я так и знал, что пришел зря! Вы тут все старые ретрограды, вам ничего не надо, вы никого не пропустите!» Он так орал, что все перепугались, стали его успокаивать: «Андрюша, да мы же еще ничего не сказали. Вы принесли интересный материал. И если вы, как актер, это исполните…» В итоге приняли без оговорок! А когда Миронов с Кальварским вышли из аудитории, Андрей подмигнул соавтору и спросил: «Ну как?»
— А когда вы с ним лично познакомились?
— Когда меня пригласили на запись пластинки в Москву. Андрей сказал, что очень благодарен за стихи. Потом Кальварский увел его в специальную комнату с микрофоном, а я наблюдал за процессом через окошко. Голос Андрея предстояло наложить на фонограмму записанного заранее оркестра. Толя дирижировал, чтобы Андрей попадал в ритм. Музыкальный слух у Андрюши, при всем его обаянии и актерском таланте, от природы был не очень развит, хотя он любил петь. Репетируя, Миронов часто сбивался, и работа в студии давалась ему тяжело. То в ноту не попадет, то с ритма собьется. Но это бывает с исполнителями…
Итак, Андрей поет, а я сижу — смотрю во все глаза. Как вдруг ко мне подходит мужчина средних лет, представляется директором Андрея Миронова и просит: «Николай, вы не могли бы пересесть от окошка — Андрей сказал, что стесняется автора». Я был потрясен! Я, можно сказать, мальчишка, меня ни одна собака не знает, а тут Миронов меня как автора стесняется. В тот момент я впервые и осознал: «А может быть, это не так уж и плохо — стихи и песни писать?» Просто с детства я мечтал быть только актером… Потом мы посидели в кафе — отметили запись. Помню, Андрей не выпивал. Меня он уже не стеснялся и признался, что у него обострение фурункулеза. Сказал, что супруга его Лариса Голубкина — героиня: «У меня все тело в нарывах, а она каждый день со мной возится — отдирает кровавые бинты, все смазывает, перевязывает». Андрей попросил, чтобы я написал дуэт для них с Ларисой — ведь они много вместе гастролировали.
Среди стихов, которые я в первый свой визит отдал Кальварскому, были и написанные от лица женщины. И вот однажды к нему заглянула Ирина Понаровская, спросила: «Нет ли у тебя чего-нибудь новенького?» Он ответил: «Да вот парень, который пишет Миронову, стихи принес...» — «Беру! Срочно пиши музыку!» И появилась дивная песня «Сердце Джульетты». Помню, мы с женой пришли на концерт Ирины на премьеру песни. Перед нашей Понаровская исполняла песню «Не вспоминай, не вспоминай» и… забыла текст. Я напрягся: «Столько лет поет эту песню, а слова забыла. Как же она мой текст вспомнит?» Переволновался. Но, слава богу, «Сердце Джульетты» Ирина спела без запинок. Песня стала очень популярной, и ко мне в очередь потянулись ленинградские композиторы. Скоро эту песню исполнила и Лариса Долина — известная тогда как джазовая певица.
— С Ириной Понаровской вы продолжили сотрудничать?
— Да, мы с композитором Лорой Квинт написали для нее немало песен. Понаровская и Квинт одноклассницы — окончили музыкальную десятилетку по классу фортепиано. Лора поступила в консерваторию, Ира тоже собиралась. Но ей стало не до этого, когда она прошла отбор в рок-оперу «Орфей и Эвридика». Понаровской поставили одно условие — похудеть, она тогда была пухленькой. Спектакль стал хитом, революцией. Народ ломился. Этот мюзикл ставили по всей стране. Композитор Александр Журбин обогатился, в Ленинграде въехал в роскошную четырехкомнатную квартиру, обставил ее антиквариатом. Квинт была в то время его женой. Когда мы с ней познакомились, они с Журбиным уже развелись, он переехал в Москву, а квартиру был вынужден оставить Лоре. От досады вывез оттуда все — даже люстры срезал. Но Лора не унывала, у нее было много работы. Их с Журбиным сына помогали воспитывать ее родители. Сегодня Филипп Квинт живет в Америке, он знаменитый скрипач…
— Лора Квинт стала вашим постоянным соавтором. С ней вы писали песни для Надежды Бабкиной, Людмилы Сенчиной, Ларисы Долиной, Николая Караченцова, Ефима Шифрина, Максима Аверина и многих других. Но, наверное, вашим главным с Лорой артистом можно назвать Валерия Леонтьева…
Интересный факт
«Миронов предупредил перед худсоветом: «Они нас сейчас сожрут». И как только кто-то из комиссии собрался высказать замечания, Андрей стал топать ногами и кричать: «Я так и знал, что пришел зря! Вы все старые ретрограды, вы никого не пропустите!» Он так орал, что все перепугались, стали его успокаивать: «Андрюша, да мы же еще ничего не сказали. Вы принесли интересный материал. И если вы, как актер, это исполните…» В итоге песни приняли без оговорок!»
— Да, это так. «Посмотри, какой потрясающий певец!» — однажды сказала Лора и включила песню Леонтьева. Он только завоевал первую премию на конкурсе артистов эстрады в Ялте, и Квинт была им очарована: «Невероятный артист. Коля, давай напишем что-нибудь для него». Популярности у Леонтьева тогда еще не было, в эфиры его не звали — не формат: длинные кудрявые волосы, штаны в обтяжку… Лора придумала план: «Коля, возьми жену, и пойдемте на концерт. Хочу, чтобы Лена посмотрела: у Валеры от природы кудри или он завивается». А у Лены (супруга Николая Денисова — актриса Елена Рубина. — Прим. ред.) была копна натуральных кудрявых волос! И вот мы пришли на сборный концерт, в котором участвовал артист Горьковской филармонии Валерий Леонтьев. Он исполнил три песни Давида Тухманова и очень всем нам понравился. Побежали за кулисы знакомиться. Было смешно со стороны наблюдать, как Леонтьев и моя Лена с одинаковыми прическами уставились друг на друга. Потом Лена заверила нас: «У него свои кудри». Мы показали Валере несколько песен. Он выбрал нашу с Лорой песню «Прощание с мамой», потом мы принесли еще несколько песен, в том числе и «Дари, дари, судьба, мне луч надежды». Позднее эту песню перепели и Понаровская, и Долина. Дальше был «Праздник без меня» и другие. Даже программу «Я просто певец» Леонтьев озаглавил по названию нашей с Лорой песни... Потом Валера меня знакомил со всеми своими композиторами. Например, с Паулсом мы написали знаменитую «Кабаре». С Володей Евзеровым — «Кленовый лист», «Шери», «Ягодку», «Ночной звонок». Всего для Леонтьева я написал больше 60 песен. Кто-то говорит, что 80.
— Какой Валерий Леонтьев вне сцены? Вы же стали друзьями.
— Он удивительный человек, очень глубокий, неприземленный и надежный друг. Когда я приезжал в Москву для работы с Леонтьевым, всегда останавливался у него. Даже когда у меня квартира в Москве появилась, Валера однажды удивил журналистов, приходивших брать интервью, сказав: «А это комната Коли Денисова».
Успехи мы обычно отмечали у него дома с близкими, потому что в ресторан с Валерой не выйдешь. Был прецедент: на Западной Украине Леонтьев снимался в сказочном фильме «Экстрасенс», где пел песни на мои стихи. И режиссер Гена Глаголев предложил: «А пойдемте в ресторанчик, отметим окончание съемочного дня!» Валера спокойно ответил: «Гена, в ресторане нам не дадут ни поесть, ни пообщаться...» Режиссер не поверил, и мы пошли, сделали заказ, но нам так ничего и не принесли. Когда Леонтьева узнали, к нему выстроились в очередь не только все посетители, но и все сотрудники кухни, официанты — салфетку подписать, сфотографироваться... Популярность у Валеры была безумная. Леонтьев как-то сказал: «Коля, а ты знаешь, почему я в Америке живу? Меня здесь никто не знает! И я могу пойти куда хочу. Ну подбежит какой-нибудь эмигрант: «Вы Леонтьев?» Я отвечу: «Нет. Но мне говорили, что я на него похож».
Кстати, вот что любопытно: например, не менее популярную Иру Понаровскую на улице не узнавали. С ней мы нередко встречались в питерском метро. Она приходила в темных очках, и этого для маскировки хватало. И Пьеху не узнавали, когда мы с ней гуляли по городу. Вот две истории, рассказанные ею самой: «Приезжаю на гастроли в какой-то городок, пошла на педикюр — конечно, в темных очках. У меня ноги в тазу, а рядом дама с занятной сумочкой. Заметив мой интерес, спрашивает: «Вам нравится моя сумочка?» — «Да». — «А это мне Пьеха из Парижа привезла». Моя жена Лена уточнила: «Эдита, и ты ничего не ответила?!» — «Нет, только представь: сидят в салоне две бабы, ноги в тазах. Одна говорит: «Мне Пьеха сумочку из Парижа привезла», а вторая отвечает: «А Пьеха — это я». Сумасшедший дом!»
Другой случай: с первым мужем Александром Броневицким Эдита приезжает на гастроли в один город. Стоят в очереди в отеле. А перед ними тетки за стойкой разговаривают: «А что, сегодня Пьеха должна приехать?» — «Да». — «А ты знаешь, что мы в одном классе учились? Поэтому на самом деле ей 58 лет!» А Пьехе тогда и сорока не было. Броневицкий не выдержал: «Дита, покажи им паспорт». «И я подошла, — рассказывала Эдита. — Тетка на меня таким волком посмотрела — за то, что я разоблачила ее вранье».
— Вы много написали для Эдиты Пьехи. А как состоялось ваше знакомство?
— Благодаря песне, написанной для Альберта Асадуллина. Он был партнером Понаровской по спектаклю «Орфей и Эвридика» и в те годы пользовался такой популярностью, что в него были влюблены даже танцовщицы из ансамбля Леонтьева. Альберт познакомил меня со своим композитором Валерой Севастьяновым, и мы написали песню «Праздничный торт». В исполнении Алика она прозвучала в новогоднем «Огоньке»… Я в то время еще жил в коммуналке, причем с очень недружелюбными соседями. Они, например, запросто хамили Леонтьеву, когда он звонил. А тут возвращаюсь с концерта, а соседи стоят и смотрят почти с благоговением: «Вам звонила Эдита Пьеха! Просила перезвонить!» Я говорю: «Хорошо. Но сейчас поздно». — «Значит, с утра позвоните!» Просыпаюсь от стука в дверь: «Вы позвонили Пьехе?» Вот такое к ней отношение было в Ленинграде. Ее боготворили. Набираю телефон, который Пьеха оставила, слышу: «Коленька, здравствуй, это Эдита. Я услышала в «Огоньке» новую песню «Праздничный торт», мне она так понравилась! Ты можешь ее переделать на женский лад?» — «Конечно!» — «Коля, а почему у тебя такие злые родственники?» Сгорая от стыда, отвечаю: «Эдиточка, а это не родственники, я живу в коммуналке. Но они ваши поклонники». Песню я переделал и на встречу с Пьехой купил орхидею в коробке. А у нее дома вазы с цветами в каждом углу, на всех поверхностях…
— Какая Пьеха в домашней обстановке?
— Она прекрасная хозяйка. Однажды пригласила меня с Леной в гости на званый ужин. Моя жена устроила истерику, перетряхнула весь шкаф — мол, не в чем пойти к Пьехе. А Эдита открыла дверь в лыжном костюме и без макияжа. Сама хлопотала на кухне, очень вкусно нас угощала.
— Помимо сотен песен вы написали немало популярных мюзиклов, которые идут по всей стране. Например, «Любовь и шпионаж» как возник?
— Благодаря Ларисе Долиной. С Ларисой мы знакомы с тех лет, как я начал работать с Лорой Квинт. Долина, как и Людмила Сенчина, часто заскакивала в гости к Лоре в ее огромную квартиру. Лариса тогда была такая кругленькая, толстенькая — работала солисткой в оркестре Анатолия Кролла. Мы очень подружились с ней и ее мужем. Даже планировали дом выстроить на две семьи, пока не поняли, что они с супругом уже на грани развода... Когда Долина стала суперзвездой, один ее почитатель изъявил желание вложить деньги в мюзикл. Композитором пригласили Максима Дунаевского, а написать пьесу и стихи музыкальных номеров Лариса доверила мне. И познакомила нас с Максом. Это знакомство стало судьбоносным. Есть даже рисунок, который сделал художник спектакля, — мы с Дунаевским за работой. А Лара подписала: «Они нашли друг друга». Так и есть, сегодня у нас с Дунаевским уже шесть совместных мюзиклов.
— Песню «Русская тоска» в исполнении Ларисы Долиной и Дмитрия Харатьяна, написанную вами для мюзикла «Любовь и шпионаж», я считаю гимном русской душе! Вы и как актер реализовались. С тем же Харатьяном снимались в кино…
— Да, в сериале «Встречная полоса» в 2008 году. Я играю там начальника отдела ДПС, моего подчиненного играет Сережа Никоненко, а его сына — Дима Харатьян… Когда мы с супругой в 2007 году окончательно переехали из Петербурга в Москву, уже были возрастными актерами. До этого кинематографа в моей жизни почти не было. В 80-е на «Ленфильме» снимались в основном московские актеры. Мне же довелось дублировать Виталия Соломина в «Шерлоке Холмсе». Я был на голову выше, крупнее, но на меня напялили его пиджак, который тут же треснул. «Ничего — зашьем!» — бодро сказали костюмеры. Вместо Соломина мне пришлось взаимодействовать в кадре с пантерой… А моя жена снималась в групповке фильма «Собака на сене». Удивительно, но в Москве кинокарьеры и моя, и моей супруги пошли в гору. Елена сыграла в популярных фильмах, например в «Бабушке легкого поведения». К несчастью, моя супруга ушла из жизни в 2021 году, вскоре после нашей золотой свадьбы…
Так вот, однажды мой знакомый продюсер сказал: «Коля, ты такой фактурный, моя дочь — режиссер Татьяна Мирошник — сейчас снимает фильм. Может, и тебя снимет в небольшой роли». И правда — сняла. Следующим ее проектом был сериал «Встречная полоса». И однажды Татьяна позвонила мне ночью: «Николай Ильич, вы завтра можете приехать на съемку? Я вам сейчас сценарий вышлю». Читаю и думаю: а кого я играть-то буду? Привык, что играю в эпизодах. На другой день мне сообщают: «Роль Тимофеева». — «Это же одна из главных ролей!» Я, конечно, потом понял, что в последний момент сорвался кто-то из звезд, а уже была назначена съемка сцены, в которой переворачивается автомобиль с героями. Это же деньги, пиротехника, каскадеры… Перенести было невозможно. Но выяснять не стал, кто не смог сниматься. А просто насладился ролью. Хотя было и довольно тяжело.
— А вашим дебютом в кино стали съемки в картине Веры Глаголевой «Сломанный свет» 1990 года… Как вы попали в этот фильм?
— Вера и ее бывший муж Родион Нахапетов были близкими друзьями кинокомпозитора Сергея Баневича. Он писал музыку как для фильмов Родиона, так и для Вериных. И когда мы с Сергеем работали над мюзиклом «Стойкий оловянный солдатик», он меня и познакомил с Глаголевой.
— Каким она была режиссером?
Интересный факт
«Мы с Лорой Квинт написали для Ирины Понаровской немало песен. Они одноклассницы — окончили музыкальную десятилетку по классу фортепиано. Лора поступила в консерваторию, Ира тоже собиралась. Но ей стало не до этого, когда она прошла отбор в рок-оперу «Орфей и Эвридика». Понаровской поставили одно условие — похудеть, она тогда была пухленькой».
— Она умела добиваться своего, но не криком. Знала, что ей нужно от артиста, и каждого спокойно направляла в нужную сторону. «Сломанный свет» — ее первая режиссерская работа. Она и сама играла в ней. Но потом призналась мне: «Больше не буду сниматься в своих фильмах. Тяжело совмещать работу в кадре и за кадром». Вера приглашала меня на все премьеры своих картин. Часто говорила: «Коля, напиши мне сценарий». И я стал что-то писать, предлагать, но она говорила: «Коленька, не то ты пишешь». — «Почему?» — «Я не найду таких денег. Я могу найти деньги на камерные истории без массовки и спецэффектов».
— А как начиналась ваша актерская карьера?
— Как я уже сказал, с самого детства я мечтал быть артистом. Моя мама, служившая библиотекарем в школе, где я учился, организовала драматический кружок, где все главные роли играл я. Я играл Ленского, Арбенина, Ромео, Макбета... Но с первого раза на актерский факультет не поступил. В
17 лет я был высоким, но тщедушным. На отборочном туре меня назвали анемичным юношей и намекнули, что ждут парней после армии. А еще накануне прослушивания мой двоюродный брат Ленечка, с семьей которого мы делили коммуналку, в дружеской борьбе сломал мне зуб. Я и явился перед комиссией без половины переднего зуба, у меня все шипело, свистело. Конечно, меня спросили: «А что у вас с зубами? Почему не сходите к стоматологу?» И я по молодой дурости выдал: «Да был я у врача. Сказали, ничего нельзя сделать». Естественно, меня не взяли. Я пришел домой и всех перепугал, заявив, что покончу с собой. Но, конечно, не покончил, а поступил учиться на инженера. А через три года вышел закон, что студенты получают отсрочку от армии (до этого забирали прямо из института). Я помчался снова в театральный. Все крутили пальцем у виска: «Тебе всего полтора года осталось доучиться!» Мне было 20 лет, при росте в 185 сантиметров я весил уже 76 килограммов, а зуб мне восстановили. В общем, на этот раз меня приняли в ЛГИТМиК!
Тогда и начались мои пробы пера. Мой папа был очень известным в Ленинграде юристом. При этом он всю жизнь блестяще писал стихи. Посвящения коллегам на все адвокатские вечера, шаржи на гостей дома. Когда я пригласил к нам институтских друзей, попросил отца: «Напиши про них». А он предложил: «Коля, попробуй сам». И вдруг у меня стало получаться — я без труда изменял тексты популярных песен. Так и набил руку. В институте моими способностями пользовались по полной: я писал все капустники, поздравления и т. д. Хвалили даже педагоги: «Николай, вам надо писать! Вы понимаете это?» От подобных слов я впадал в траур. Думал, таким образом намекают, что я плохой актер. Кроме того, мне постоянно кололи глаза Ильей Резником — он отучился на артиста, а стал успешным поэтом-песенником.
— Илья Резник окончил актерский факультет вашего института. Вы были с ним знакомы?
Интересный факт
«Когда Долина стала суперзвездой, один ее почитатель пожелал вложить деньги в мюзикл. Написать пьесу и стихи музыкальных номеров Лариса доверила мне. И познакомила с Максимом Дунаевским, которого пригласили композитором. Это знакомство стало судьбоносным. Есть рисунок, который сделал художник спектакля, — мы с Дунаевским за работой. А Лара подписала: «Они нашли друг друга». Сегодня у нас с Дунаевским уже шесть совместных мюзиклов».
— В институте мы не пересекались. Он старше и выпустился на 8 лет раньше у того же мастера. А вот с кем я пересекся — так это с Витей Чистяковым. Старшее поколение хорошо помнит этого знаменитого пародиста-вокалиста. Он тоже был учеником моего профессора Татьяны Григорьевны Сойниковой и приходил навещать ее в институт. Однажды обратился ко мне: «Коля, твои однокурсники сказали, что ты пишешь стихи. Я сотрудничаю с Ильей Резником, Стасом Ландграфом, но, может быть, и ты напишешь мне. Хочу посвятить попурри нашему профессору — ей 70 исполняется. Напиши в моем стиле пародии на Зыкину, Утесова и других. Я написал, и он с огромным успехом исполнил это в нашем институте на юбилее Сойниковой. После Чистяков сказал: «Коля, хочу предложить тебе сотрудничество». Я, конечно, согласился — это же деньги. Но в наши планы грубо вмешалась жизнь: Чистяков трагически погиб. Вы знаете, как он погиб?
— Нет.
— На самолете разбился. И вот что такое судьба! Невольно своей гибелью он сохранил жизнь другому популярному артисту… Чистяков опаздывал на гастроли. Примчался в аэропорт, а ему говорят: «На ближайший рейс нет мест, следующий — через три часа». И вдруг Витя видит — идет Лева Лещенко, и у него билет на уходящий рейс. Чистяков взмолился: «Лева, давай поменяемся билетами, мне срочно надо улететь!» Лещенко уступил коллеге, сам остался в аэропорту. А самолет с Чистяковым разбился…
— Николай Ильич, вы немало сыграли в театре — как в репертуарном, так и в антрепризном.
— Да. После института меня распределили в Псков. Здесь я встретил будущую супругу. Елена Рубина уже служила актрисой в Псковском драмтеатре. Представляете, когда я впервые подходил к этому театру, она выпорхнула навстречу… Любовь с первого взгляда и на всю жизнь — мы прожили 51 год. У нас дочь (актриса театра «Балтийский дом» Мария Рубина. — Прим. ред.), внучка, правнук… В Пскове мы много играли, но понимали, что надо определяться с будущим. Или вить семейное гнездо здесь, или возвращаться в Ленинград. У меня там родители, мама жены — тоже. И мы вернулись в Ленинград, где артисты ни в один театр не требовались. Супруга временно устроилась травести в детский гастрольный коллектив. А я кое-как пристроился в Театр драмы и комедии на Литейном. Потом мы с женой выступали с совместными программами от Ленконцерта — нас даже сравнивали с Мироновой и Менакером. А звание заслуженного артиста я получил благодаря Михаилу Боярскому, с которым я был знаком со студенческих лет — сидел в приемной комиссии, когда он поступал. Миша основал свой коммерческий театр «Бенефис», и его директор Володя Конторов предложил нам с Леной: «Ребята, переходите к нам, мы вам сделаем программу». От этого театра мы с Леной несколько лет ездили на гастроли.
— Для Михаила Боярского вы написали песню «Взрослая дочь молодого человека».
Интересный факт
Когда на съемочную площадку сериала «Встречная полоса» приехал продюсер, то сильно удивился: «Коля, почему у нас все актеры в кадре с усами? Никоненко, Харатьян, ты!» — «Так у меня-то свои усы, а у Харатьяна приклеенные! — ответил Денисов. — Что же мне теперь, сбривать их?» Дело в том, что Дмитрий Харатьян играл сына героя Сергея Никоненко, и для большего сходства гримеры клеили ему усы, как у «отца».
— Да. И, конечно, предполагалось, что он исполнит ее со своей дочерью Лизой. С композитором Сашей Клевицким мы писали песню именно под их дуэт. Но в итоге спела Кристина Аглинц…
— Вы поработали и с легендарной питерской артисткой — Татьяной Пилецкой, которой в этом году исполнится 96 лет.
— Мы с ней играли лет шесть-семь спектакль «Крепкий чай с бисквитным пирожным» по «Театру» Моэма — вплоть до ее 80 лет. Помню, на спектакль пришли мои одноклассники, и одна из бывших соучениц с иронией спросила меня: «Коля, скажи, а сколько лет Джулии Ламберт по пьесе?» Я ответил: «Наверное, лет сорок». — «Ну а Пилецкой? По-моему, она немножко постарше…» Я говорю: «Конечно. На днях будем отмечать 80-летие». Одноклассница застыла с открытым ртом, потом выдохнула: «Коля, я думала, ей пятьдесят!»
— В нескольких антрепризных спектаклях вы играли с Натальей Варлей. Многие мужчины мечтали бы оказаться на вашем месте.
— С Наташей мы подружились. Мы много гастролировали — и эти гастроли оказались самыми экстремальными в моей жизни. В спектакле «Шашни старого козла» нашими с Варлей партнерами были Таня Арнтгольц и еще один молодой, но популярный артист. Вчетвером мы поехали на гастроли на Крайний Север — дикий холод, просто кошмар. Помню, плыли по какой-то северной реке на ледоколе! Было так страшно, что Наташа с Таней непрестанно молились. А по трассе машины там пускают только попарно. Потому что, если что-то заглохнет, а рядом никого не окажется, водитель и пассажиры очень быстро замерзнут — на улице минус 50 градусов. Вот так едем своим кортежем, и вдруг кафешка какая-то убогонькая посреди снежной пустыни. Идем в эту кафешку согреться. Представляете: забытое богом место, и вдруг в кафе по очереди входят Варлей, Арнтгольц, наш сериальный артист... Посетители и персонал замерли как при виде инопланетян.
— Николай Ильич, вы и сегодня выходите на сцену. Играете две главные роли в спектаклях труппы «Блуждающие звезды» на сцене Дома актера.
— Я очень рад, что работаю в этом коллективе. Меня пригласил руководитель труппы и главный режиссер «Блуждающих звезд» Павел Тихомиров. Он предложил сыграть главную роль в спектакле «Синее небо, а в нем облака» по пьесе Владимира Арро «Прощание с Ветлугиным». И в свои 78 я играю мужчину, которому исполняется
70 лет, и он приглашает четырех бывших жен в гости. Зрители принимают спектакль на ура. Павел Тихомиров предложил мне сыграть и в его спектакле «Театральный роман» по Булгакову. И не кого-нибудь, а Ивана Васильевича, прообразом которого был Константин Станиславский. Мне очень нравится мой партнер — сын Юрия Яковлева и Кати Райкиной Алексей Яковлев. Он играет героя, писателя Максудова. Считаю, что Алексей не менее талантлив, чем его отец.
— Николай Ильич, а сколько ваших мюзиклов идет сегодня в Москве?
— В Москве сейчас, пожалуй, только один — «Фигаро» на Таганке. Марселину там играет Лариса Долина. И специально для нее я написал еще одну роль — артистки, которую граф Альмавива приглашает из Мадрида на свадьбу Фигаро. Естественно, эта артистка поет песню на мои стихи. В мюзикле играет и троюродная сестра Ларисы — директор Театра на Таганке Ирина Апексимова. Зрители в восторге!
А вот в Петербурге в театре «Буфф» имени Исаака Штокбанта идут шесть моих мюзиклов в соавторстве с Максимом Дунаевским.. В Питере же идет «Стойкий оловянный солдатик» — причем сразу в двух театрах. Но и в Москве ожидаются премьеры. Например, мюзикла, который продюсирует Сергей Жуков.
— Жуков занялся театром?
Интересный факт
Максим Аверин поет цикл песен на стихи Николая Денисова и музыку Лоры Квинт. Сам же Денисов сыграл эпизодическую роль врача в популярном сериале с Авериным «Глухарь-3».
— У Сережи пятеро детей, и двое старших очень хорошо поют. И он придумал под них сюжет. Переплетение времен и судеб парнишки — свидетеля Отечественной войны и современного мальчишки. Мы договорились, что я напишу все диалоги, а песни Жуков напишет сам. В ролях взрослых Сергей хочет занять известных артистов. Он и сам сыграет — я его уговорил, сказал: «Сережа, напишу для вас роль. А то странно, что вы не сыграете в собственном проекте». И написал роль певца, который выступает в госпитале во время войны.
А в марте я жду премьеру концертного исполнения оперы по пьесе Николая Рериха. В этом году исполняется 150 лет со дня его рождения, вот Фонд Рериха и дал нам с композитором Александром Чайковским такой заказ. С Сашей мы уже работали — писали спектакль-оперу по «Трем мушкетерам», она шла в Михайловском театре. И третья премьера — для Челябинского оперного театра мы с композитором Михаилом Богдановым — профессором Московской консерватории, сочиняем оперу про Петра I. Должен признаться, что работа над музыкальными спектаклями приносит мне огромное удовлетворение. Кто бы мог подумать? Ведь я долго сопротивлялся судьбе и отказывался писать. Но теперь я судьбе верю — все в нашей жизни по ее воле. И даже свою концертную программу я назвал, как и свою книгу, «Хозяйка кабаре — судьба!».
