«Райкин хвалил редко. Я сильно переживал по этому поводу: что, я такой плохой? А теперь понимаю: Райкин так делал, чтобы юные артисты не зазнавались. И когда после учебы я попал на съемки и услышал, как там порой орут, подумал: надо же, а мне не страшно — я к этому подготовлен», — рассказывает актер.
— Гела, на экраны завтра выходит фильм «Детектор». Кого вы там играете?
— Честного следователя с непростой личной жизнью. Он расстался с героиней Кати Вилковой, но до сих пор любит ее и не может отпустить, продолжает заботиться. Третьего главного героя в «Детекторе» играет Кирилл Кяро. А вот сюжет рассказывать не могу — это же детектив, к тому же мистический, полный тайн. Я впервые снимался и с Катей, и с Кириллом. Но с Вилковой мы учились в одном театральном институте, правда на разных курсах: она у Золотовицкого, а я — у Райкина. Когда поступил в училище, Катя была уже известной киноактрисой.
— Где снимали «Детектор»?
— В павильонах Киностудии им. М. Горького построили декорации: кабинет следователя, подвалы и некоторые другие интерьеры. А большую часть сцен снимали на натуре. Например, в бывших подмосковных усадьбах Покровское-Стрешнево и Михайловское, их заброшенные виды идеально подошли для мрачных сцен. Но самая необычная локация — это загородный дом космонавта Алексея Леонова, высокий, многоярусный. Там потрясающий ландшафт: речка, огромные холмы, шикарные каменные лестницы. Невероятно красиво все спроектировано и построено!
— Какой момент на съемках был для вас самым трудным?
— Если говорить про «физику», сложной была сцена драки с героем Кяро, которую нам очень эффектно поставили каскадеры. Я люблю выполнять трюки, если, конечно, разрешает режиссер и каскадеры видят, что я подготовлен. Хотя в любом случае без синяков не обойтись. Но зато на экране видно, что герой сам прыгает или дерется. К тому же я воспитан на фильмах с участием Джеки Чана, Брюса Ли, Ван Дамма, а они все трюки делали сами. Может, я только не стал бы прыгать с парашютом. Хотя нет, наверное, прыгнул бы. А еще в этом фильме я впервые прикоснулся к жанру мистики.
— Да, ведь зритель привык видеть вас в ролях военных.
— Вы правы. Сначала были роли солдат и офицеров, потом пошли любовные драмы. Затем меня стали приглашать в бандитские истории. Так что в этих киножанрах у меня какие-то навыки есть. А тут — мистика! Тем интересней было попробовать что-то новое. Когда я учился в Школе-студии МХАТ у гениального мастера Константина Аркадьевича Райкина, он нам, студентам, говорил: «Разрывайте шаблоны, идите дальше». Вот я и хочу двигаться вперед, пробовать, пусть даже ошибаться. Иначе мне самому будет неинтересно играть. А зрителям — смотреть. Ведь они считывают душу актера через его глаза и видят, живет ли он ролью.
— Как вы оказались в учениках Райкина?
— Я всегда любил выступать. Например, показывал на школьных концертах пародии на разных музыкантов — от Шуры (для чего приходилось чернить один передний зуб) до Kiss. Отец моего друга рассказал мне про эту рок-группу, я достал виниловую пластинку, долго ее слушал — вообще люблю погружаться в предмет, докапываться до сути… Я постоянно декламировал стихи, репетировал их дома с мамой, она видела, как мне это нравится. А после того как я выиграл школьный конкурс чтецов, учительница по литературе за руку привела меня в знаменитую театральную студию Вячеслава Семеновича Спесивцева.
— Там ведь занимались и играли в спектаклях подростки?
— Да, и взрослые держали нас в ежовых рукавицах. Ребят быстро «выкидывали» на сцену в массовке: «Давай, выкручивайся, существуй!» Если кто-то не тянул, не справлялся — тут же отчисляли, потому что поступить к Спесивцеву мечтали сотни ребят. Но мне студия с ее высокими, жесткими требованиями очень нравилась. При этом я продолжал заниматься в спортивной школе в Олимпийской деревне — увлекался футболом, волейболом, настольным теннисом, стрельбой из лука. Учился, а после уроков через пол-Москвы ехал в студию, где допоздна репетировал. Часто делал домашние задания, пока ехал в метро...
— И после школы решили поступать на актерский?
— Конечно! Поступил в ГИТИС на курс к Владимиру Алексеевичу Андрееву, а через год ушел. Потом поступил во ВГИК к Владимиру Александровичу Грамматикову и через год снова ушел.
— Не сложились отношения с этими педагогами?
— Не в этом дело. Я по природе своей максималист. Да еще в студии Спесивцева привык к постоянной требовательности. Но в обоих институтах такой строгости, когда от студента требуется выкладываться на все сто, не было. И это меня расхолаживало. Я чувствовал, что не развиваюсь. А я хотел и хочу до сих пор идти дальше, вперед. Когда ушел из института во второй раз, мама расстроилась: «Может, хватит? Просто получи диплом». А я говорил, что мне нужна не бумажка, а знания, умения. Очень страшно было уходить оттуда, где у тебя вроде бы все есть. Но я чувствовал: если останусь, ничего из меня не получится.
На третий раз мне повезло: судьба привела в Школу-студию МХАТ на курс к Райкину. Константин Аркадьевич очень любил нас, студентов, но держал в ежовых рукавицах. Его любовь выражалась в том, что он был с нами жесток, особенно с мальчиками, не давал нам расслабиться ни на секунду! Главный его урок я запомнил на всю жизнь: «Ты должен постоянно работать, пробовать, рисковать». Я-то думал, что лучше не показываться с плохим этюдом, спорным отрывком. Но мастер убеждал: «Если ты не выходишь на сцену, тебе нечего делать в театральном». Вот такая райкинская философия: чем больше пробуешь, рискуешь, ошибаешься в институте, тем легче тебе потом в жизни, на сцене, на съемочной площадке...
У нас был дружный курс, мы до сих пор общаемся. Но почему-то мне долго не доводилось сняться с кем-то из однокурсников. Ни с Никитой Ефремовым, ни с Аней Чиповской, ни с Кариной Андоленко. Но скоро мне предстоят съемки с моим однокурсником Темой Быстровым, и я очень этому рад. Ведь когда на площадке рядом родной человек, тебе даже ничего не нужно играть, как-то все уже само происходит.
— А хвалил ли Райкин вас за что-нибудь?
— Он хвалил редко и очень... аккуратно. Я сильно переживал по этому поводу: что, я такой плохой? А теперь понимаю: Константин Аркадьевич так делал, чтобы юные артисты не зазнавались. Наблюдаю, как порой другие мастера или худруки нахваливают своих студентов, а где потом эти ребята оказываются? Да нигде. Жесткая дисциплина воспитывает не только человека, но и актера. Так что, когда после учебы у Райкина я попал на съемки и услышал, как там порой орут, подумал: надо же, а мне не страшно — я к этому подготовлен. Да, Константин Аркадьевич гениальный худрук, режиссер и мастер.
— После какой кинороли вы стали популярны?
— После сериала «Сын отца народов». До сих пор именно его упоминают, когда просят сфотографироваться, хотя со времени выхода фильма прошло лет десять. Кстати, чаще всего узнают в метро. Я вообще люблю нашу московскую подземку, потому что не хочу стоять в пробках и опаздывать. А еще помню завет Райкина: «Постоянно пользуйтесь общественным транспортом и смотрите за людьми, запоминайте их повадки, манеры, вам это потом пригодится». Вот я и наблюдаю. Если же говорить про роль Василия Сталина, то успех сериала — это прежде всего заслуга режиссера, моего друга Сергея Гинзбурга, который тогда поверил в меня. В профессиональном плане Сережа мне как второй отец — после Райкина. А что касается популярности, то, мне кажется, чем скромнее ведет себя актер, тем лучше. В конце концов, артист — это всего лишь профессия. Возьмите Константина Хабенского или Владимира Машкова. Их в нашей стране знает каждый, но эти люди ведут себя так скромно, так достойно!
— С Машковым вы снялись в фильме «Миллиард» — сыграли одного из его сыновей.
— Всегда мечтал сняться с Владимиром Львовичем. Это же легенда, кладезь актерского мастерства. А тут еще съемки на Лазурном Берегу — в Марселе, Ницце! Просто чудо какое-то. Когда продюсер фильма Владимир Маслов сказал, что я утвержден и что мы вылетаем во Францию, сначала не поверил, что это может быть. Съемки в «Миллиарде» были какой-то сказкой, другой реальностью, это невозможно даже описать. Очень рад, что оказался частью этого кино. И сейчас, когда встречаю Машкова, вспоминаю те моменты, и на душе становится так тепло!
— Ваша кинокарьера началась уникально: первой ролью стал Гамлет в современной четырехсерийной версии шекспировского сюжета, которую снял Юрий Кара...
— «Гамлет. XXI век» — это действительно невероятная история... В Школе-студии МХАТ Марина Брусникина поставила с нашим курсом спектакль «Гамлет». В нем я выходил на сцену в нескольких небольших ролях, а в главной блистал Один Байрон (его зрители полюбили после роли Фила в сериале «Интерны»). Он играл великолепно. Но у меня все равно где-то внутри всегда сидело: почему это не я Гамлет?! И вот через несколько лет меня приглашают на кастинг в этот фильм. Я пришел пробоваться на другую роль — кажется, Озрика. А в итоге Кара утвердил меня на Гамлета. И я поехал в Крым, где Воронцовский дворец в Алупке превратился в Эльсинор, а Офелия падает в воду на фоне Ласточкина гнезда. Эта работа стала для меня уникальным шансом, но накладывала огромную ответственность, ведь после Смоктуновского никто не играл в русском кино Гамлета. А какие мне достались партнеры: Даня Козловский, который уже тогда был суперзвездой, Дима Дюжев, Витя Сухоруков, Женя Крюкова. И Армен Джигарханян, который сыграл могильщика! Я очень волновался перед сценой с ним. Но Армен Борисович в кадре был настолько честен и правдив, так меня загипнотизировал, что в какой-то момент я забыл текст, хотя знал его назубок. Джигарханян своей энергией тогда меня просто поглотил! Когда потом мы с ним встречались в Москве, он по-прежнему продолжал звать меня «сыночка, сыночка».
— В кино вы снимаетесь постоянно, а вот на театральной сцене появляетесь реже...
— Когда мы оканчивали Школу-студию МХАТ, устроиться в московский театр было очень трудно. Только четверть курса смогла попасть куда-то в штат, остальные пошли в кино. Меня пригласили в Театр им. Станиславского, и я какое-то время там проработал. Но понимал, что надо элементарно зарабатывать — и деньги, и имя. Поэтому сосредоточился на кино. Но при этом мне все равно посчастливилось попасть в замечательные театральные проекты. Я поработал с Декланом Доннелланом в спектакле «Буря», где играли Александр Феклистов, Михаил Жигалов, Игорь Ясулович. С этой постановкой мы объездили практически весь мир. Не преувеличиваю: «Бурю» показывали почти во всех странах Европы, в Китае и на Тайване, в Уругвае, Чили, Аргентине и так далее. Сверху шли субтитры, и зрители смеялись в тех местах, в которых нужно было смеяться, и это нас, артистов, вдохновляло. Кстати, теплей всего публика принимала нас во Франции и в странах Южной Америки, потому что там очень любят русский театр. И даже в Англии, искушенной шекспировскими постановками, «Бурю» Доннеллана тоже приняли хорошо.
А через несколько лет Сергей Безруков предложил мне сыграть главную роль в потрясающем спектакле «Сирано де Бержерак», который он поставил в возглавляемом им Губернском театре. До этого Сергей Витальевич сам играл Сирано. А тут решил ввести нового исполнителя. Когда начались репетиции, я все не мог понять, как Безрукову удавалось все ЭТО сделать?! Сирано очень подвижная роль, надо бегать, танцевать, к тому же спектакль идет более трех часов плюс стихотворная форма, а какие там эмоции! В общем, уже в середине спектакля я начинал выдыхаться, а перед финалом чувствовал, что силы меня покидают. Я благодарен Сергею Витальевичу, что он дал мне возможность притронуться к этой замечательной постановке. Я играл Сирано сезон, а потом пошли активные киносъемки, и от этой роли пришлось отказаться.
Если честно, никогда не хотел служить в репертуарном театре. Потому что не люблю каких-то рамок, у меня потребность развиваться в разные стороны. А для этого надо самому руководить своим расписанием. Поэтому предпочитаю антрепризы. В спектакле «Скальпель» в постановке Владимира Чапленко мы с Лешей Вертковым играем двух родных братьев, которые долгое время не общались друг с другом. На протяжении всего спектакля мы пытаемся разобраться — почему так произошло, из-за чего? Хочется верить, что, когда закрывается занавес и смолкают аплодисменты, у каждого зрителя возникает желание позвонить какому-то близкому человеку, с которым они по разным причинам долго не общались. С Вертковым мы дружим много лет. Он окончил ГИТИС у Женовача. Во время моей учебы в Школе-студии МХАТ Константин Аркадьевич нам постоянно говорил: «Сходите и посмотрите спектакль «Мальчики» Женовача — он гениальный». А там как раз Леша играл. «Мальчики» собрали множество фестивальных наград, в том числе их показывали в Нью-Йорке, в Baryshnikov Arts Center. А когда-то на этой американской площадке выступал наш курс — со спектаклем Аллы Сигаловой «Весна священная». На него пришел сам Барышников, нам было так приятно! Потом мы с Лешей вместе снялись в фильме «Сын отца народов». И вот теперь вместе выходим на сцену в ролях двух братьев. Еще есть антрепризный спектакль «Лев зимой», где играю вместе с Максом Авериным. И пока этого мне достаточно. Потому что у меня есть съемки, есть любимая дочка.
— Сколько лет Изабелле?
— Семь — она пошла в первый класс. Белла очень умная, учится в Ломоносовской школе, изучает иностранные языки, любит историю. Конечно, она знает, что ее родители — актеры (мама Изабеллы — актриса Екатерина Климова, сейчас они с Месхи в разводе. — Прим. ред.). Она же видит нас на экране, ходит на наши спектакли. Вот недавно побывала на «Льве зимой». Спектакль совсем не детский, но дочка смотрела его с интересом. Еще водим ее в Большой театр — на оперы и балеты.
Я очень рад, что у Беллы перед глазами много хороших примеров. У нее же есть сестра Лиза и два брата — Корней и Матвей (дети Климовой от предыдущих браков. — Прим. ред.). Все они дружат, и старшие обучают Беллу важным вещам. Плюс у Кати работают няни с высшими образованиями. В общем, у дочки прекрасное окружение. Кем она станет — не загадываю. Хотя Белла, естественно, уже хочет быть актрисой. Она же видит, как хорошо, по-доброму относятся незнакомые люди к маме, к папе. Вот и заявляет: «Папа, я буду самой лучшей актрисой!» Я отвечаю: «Знаю, что ты будешь самой лучшей. Но для этого ты должна читать, читать и еще раз читать». И Беллочка с серьезным видом соглашается: «Папочка, я согласна». Вот какая умная у меня дочь растет!
