Его знают практически все. И что характерно — даже те, кто не может назвать ни одной его роли, кроме Алешина из «Двух билетов на дневной сеанс» или Ганжи из «Большой перемены», убеждены, что он — Збруев — «классный» актер и «мужик хороший». В те невероятно далекие времена, когда ныне покойный Олег Янковский только «прописывался» в Театре имени Ленинского комсомола, а скончавшийся в 2008 году Александр Абдулов даже не начинал учиться в ГИТИСе, восторженные почитательницы Саши Збруева терпеливо ожидали своего кумира после каждого спектакля.
Его имя никогда не вызывало шумных споров, некоторых его «положительность» раздражает — актер же, пусть выкинет какое-нибудь коленце, ан нет, не выкидывает. Он даже злодеев никогда не играл. Режиссеры, когда им нужен был «верняк», всегда хватались за Збруева. И «верный» Збруев охотно шел им навстречу, иногда в силу своей врожденной интеллигентности «наступая на горло собственной песне».
— Честно говоря, я никогда не был первым. Не знаю, отчего это происходит. С детства так повелось — меня всегда «придерживали». Может, поэтому я шпанил на родном Арбате, всячески проявляя юношескую агрессию, — пытался вырваться из амплуа.
Помню, в сочинском «Актере» мы отдыхали вместе с Глебом Панфиловым. Как-то разговорились, и он предложил мне сыграть Гамлета. Я подумал: «Боже мой! Это роль, о которой мечтает каждый актер!» А Глеб продолжает: «Ты сыграешь Га-млета а Янковский — Клавдия». «Олег никогда на это не согласится!»— воскликнул я. Приехали в Москву. По просьбе Глеба я звоню Олегу Янковскому: «Есть такая идея — поставить «Гамлета». Он, не дослушав, сразу: «Кто Гамлет?» Ну, я попытался отшутиться, говорю: «О, это в принципе не важно...» А он: «Кто Гамлет?» Это правильно, Олег — актер. И я вдруг сдался: «Ну, ты Гамлет». А мне остался Клавдий... Это не значит, что Клавдий — плохая роль. Я сыграл ее с удовольствием...
— Неужели так и не пожалели о Гамлете?
— Я всегда самого себя откладывал на потом. Может, потому, что я — москвич. У нас своя особая жизнь, некое государство в государстве. Люди приезжие врываются в наш мир, чтобы завоевать его, сделать карьеру. Они умеют пользоваться тем, с чем я давно свыкся и даже перестал замечать. А может, у них больше энергии и нахальства.знает, европеец он или азиат. И какова его история. Деникин — хорошо или плохо? Чапаев был герой или бандит — я не знаю!
— Вам дискомфортно в сегодняшней жизни ? Но вы же актер. Лицедей! Зачем усложнять? Сыграйте еще одну смешную роль!
— Нет, не смогу. Мне сейчас не смешно. Впрочем... Если сегодня всерьез углубиться в существо любого вопроса — завтра это покажется смешным. Великие писатели, называя свои произведения комедиями, доходили в них до трагедийного фарса. Но мы ведь говорим о самых обыкновенных людях — о вас, обо мне. Ведь актеры — самые обыкновенные люди. Просто составная часть профессии — быть честолюбивым и желать, чтобы тебя все любили.
— Я люблю находиться в компании, но мне нравится публичное одиночество: быть среди людей, но обособленно. В компании я тот, который молчит и слушает. Во-первых, я не знаю анекдотов, а если слышу — тут же забываю. Во-вторых, я не уверен, что темы, мною предложенные, заинтересуют всех. Не люблю обсуждать свою личную жизнь. Пусть мое останется внутри меня. Так лучше.
Может, поэтому у абсолютно «ненахального» Збруева хватило нахальства открыть свой собственный клуб-ресторан.
— Мы стали очень разобщенными. Нет уверенности в том, что, если произойдет что-то плохое, нам кто-то поможет. Распался круг. Стало меньше друзей и в жизни, и в профессии.
Когда нашлись люди, готовые дать денег на актерский клуб, я выступил в роли энтузиаста — мне очень нравился проект. Я отношусь к театру, как к родному дому, и мне хотелось, чтобы в клубе «ТРАМ» (так раньше назывался театр, а сейчас — ресторан) собирались актеры, генерировались идеи. Сейчас по-настоящему нас может объединить только новая творческая идея.
— Почему бы вам самому не поставить спектакль?
— Я — актер. В моей жизни все подчинено эмоциям. Кто-то может согласиться с моими чувствами, а
кто-то — посмеяться. Я никогда не просчитываю ситуацию. Даже играя в шахматы, не могу долго усидеть за доской. Но я все время окружен суетой и сам начинаю суетиться. Чтобы сделать спектакль, нужно от всего отстраниться, сосредоточиться, нужен душевный покой. А сниматься в кино, играть в театре, работать на телевидении (я ведь по-прежнему являюсь ведущим передачи «Фабрика грез» на ОРТ, и это отнимает довольно много сил), заниматься «ТРАМом» и между делом ставить спектакль? Я так не могу.
Лет до пятидесяти Збруев (хотя бы для окружающих) излучал мальчишеское обаяние и оптимизм. Но в ожидании предстоящего шестидесятилетия (31 марта актеру исполнилось 58 лет) Збруев заметно погрустнел.
— Не хочу стареть. Хочу вливаться в сегодняшнее время, ощущать его движение. Я больше не мечтаю. Потому что в молодости слишком много мечтал, наверное, и знаю, к чему приводят эти мечты. Остались желания, осталась надежда на их исполнение. Раньше ведь все было по-другому — можно было с любимой девушкой гулять ночью по почти не освещенной Москве. Было чувство, а чувство все преображает. Мне интересна молодежь — они сейчас в 25 становятся миллионерами, среди них встречаются умнейшие люди!
Мое же поколение, последнее поколение тысячелетия, не ориентируется в сегодняшнем мире. Мы, как вирус, получили от своих бабушек старые мерки. Я не понимаю, кто я такой!
— Ну уж вас, наверное, народная любовь стороной не обошла?
— Мне мучительно слышать, что я все сделал и «сполна получил». Это далеко не так! Да, подходят люди, улыбаются, говорят «здрассьте». Но я знаю, что меня помнят по одной-двум ролям.
— А вы сыграли в каком-нибудь эпохальном фильме?
— Я даже рядом не стоял. В театре мне повезло куда больше. Артисту всегда нужна победа. Без тщеславия невозможен творческий человек. Профессия актера мучительно прекрасна. Ты мучаешься, делаешь роль. И вот спектакль кончился
— наступает момент пустоты и страха... Так важно почувствовать, что тебя поняли, что все не зря!
— Что вас отвлекает? Чтение, видео?
— Сейчас я ничего не читаю и видео не смотрю. Не могу. Как-то существую внутри себя. Могу заинтересоваться фильмом или книгой, если кто-то очень порекомендует. Но редко. Детективы читать не могу — сразу подсматриваю конец. А скучные книги не соответствуют моему внутреннему темпо-ритму.
— Если так все не нравится, может, бросить все это ? Представить себя этаким Индианой Джонсом и отправиться в дальние края на поиски чудес?
— Сегодня я бы уже не смог. Когда-то во мне было столько авантюризма! Сейчас же меня держат обязательства — не только перед собой, но и перед другими. Бросить все было бы эгоистично.
Момент распутья трудно пережить каждому. И никого я не удивлю, сказав, что труднее Збруеву, потому что он лучше многих. «Бабий век», если вы помните, — сорок лет. У мужчин, наверное, другая точка отсчета. Тогда, по аналогии, буквально через несколько лет можно ожидать, что Збруев «станет ягодкой опять»: встряхнется, обретет потерянный было оптимизм, помолодеет.
