«Я не раз замечала, когда мы случайно с Тихоновым встречались на каких-то мероприятиях, фестивалях, банкетах: если его мысли заняты ролью, он ходит опустив глаза. Вот и тогда, на съемках «Семнадцати мгновений...», передо мной, глядя в пол, сидел Вячеслав Васильевич и говорил о роли. И вдруг поднял на меня взгляд. И это был уже не Тихонов — это был Штирлиц. Я сразу словно влюбилась в него. Я всем своим существом любила его, передо мной сидел мой муж, за которого я переживала, страдала, мучилась», — рассказывает актриса Элеонора Шашкова.
Сцена встречи Штирлица с женой в фильме «Семнадцать мгновений весны» снималась в две смены. В первый день снимали мои крупные планы, а Вячеславу Васильевичу Тихонову дали выходной. Мне потом Татьяна Михайловна Лиознова сказала, что это был его единственный выходной за полгода… Справиться с заданиями Татьяны Михайловны оказалось сложно — режиссером она была чрезвычайно требовательным. Она со мной тщательно репетировала, разбирала суть роли: как сильно моя героиня любит Штирлица, как страдает, как беспокоится о нем, как смотрит на него... Дошли до последнего кадра, режиссер ставит задачу: «Ты понимаешь, что, возможно, это ваша последняя встреча...» Я не представляла, как буду играть такую сцену один на один с камерой, с этой бездушной железякой, — в театре-то я привыкла к партнеру. И запротестовала, мы с Татьяной Михайловной начали спорить. Но тут открылась дверь «Кафе «Элефант», которое было выстроено в павильоне студии Горького, и вошел Вячеслав Васильевич… В свой единственный выходной он приехал только затем, чтобы поддержать меня. Нас познакомили, до этого вместе мы не репетировали ни разу. И Тихонов сел под камеру… И, глядя почему-то в пол, стал говорить со мной о роли: «Понимаете, кругом фашисты, нельзя ни моргнуть, ни улыбнуться, ни слезы уронить — ничего! И все, что происходит у вас в душе, все мысли должны выразить только ваши глаза…»
— До этого вам уже доводилось сниматься с Тихоновым?
— Да, правда, он этого помнить не мог. Двенадцатью годами раньше снималась картина Леонида Лукова «Две жизни», в которой мы с однокурсницей Людочкой Чурсиной студентками участвовали в массовке — играли прачку и швею. У нас была всего лишь одна сцена — в ленинградском дворце-колодце снимали митинг. Главную роль, красногвардейца, исполнял Николай Рыбников, а Вячеслав Тихонов играл белогвардейца. Я запомнила, что в кадр он шел, опустив глаза. И только когда Луков скомандовал: «Камера, начали!» — Тихонов поднял свои выразительные очи. И у меня вдруг на весь этот двор вырвалось громкое «Ах!», нарушившее тишину. Как же на меня кричал Луков — думала, в порошок сотрет. А Людочка Чурсина спросила: «Ты влюбилась, что ли?» Я ответила: «Ты же знаешь, мне красивые мужики не нравятся, но этот уж больно хорош!»
К чему я это рассказала? А к тому, что я не раз замечала, когда мы после случайно с Тихоновым встречались на каких-то мероприятиях, фестивалях: если его мысли заняты ролью, он ходит опустив глаза. Вот и тогда, на съемках «Семнадцати мгновений...», передо мной, глядя в пол, сидел Вячеслав Васильевич и говорил о роли. И вдруг поднял на меня взгляд. И это был уже не Тихонов — это был Штирлиц. И я сразу же словно влюбилась в него. Я уже всем своим существом любила его, передо мной сидел мой муж, за которого я переживала, страдала, мучилась. Вячеслав Васильевич мне два-три раза помог и жестом: здесь не так — скорректируй эмоцию... Съемка продлилась всего час. Для пяти с половиной минут экранного времени — очень быстро! Мне же заплатили как за три съемочных дня! Я была счастлива и побежала покупать себе какие-то сладости…
А на следующий день раздался звонок от Татьяны Михайловны: «Вячеслав Васильевич не может сниматься без партнерши — без тебя. Просит привезти твои глаза. Ты что делаешь?» Я говорю: «Подметаю!» — «Бросай все, сейчас приедет машина...» Привезли меня на съемочную площадку, теперь уже я села под камеру, и вновь началось волшебство — мы снова смотрели друг на друга и переживали эти эмоции. Конечно, в успехе сцены велика заслуга гениального оператора Петра Катаева. С Лиозновой они сняли несколько фильмов. Он стал ее глазами, притом что у самого зрение было минус одиннадцать. Они понимали друг друга с полуслова. И, конечно, свою роль сыграла музыка гениального Микаэла Таривердиева. Татьяна Михайловна пригласила его посмотреть уже смонтированный эпизод. И когда он посмотрел, прямо в студии сел за фортепьяно и сыграл эту музыку. В фильме в нашей сцене звучит музыка, которую записал сам Таривердиев...
— Как проходили ваши встречи с Тихоновым в дальнейшем?
— Всегда очень трогательно. Однажды я пришла в Дом кино по своим делам, а он в Большом зале представлял какой-то фильм. Узнав об этом, я прошла на балкон посмотреть. Уходя со сцены с гвоздичкой в руках, Вячеслав Васильевич вдруг заметил, что я стою на балкончике, и крикнул на весь зал: «Товарищи, пришла моя самая любимая жена!» Все обернулись. От неловкости мне захотелось провалиться сквозь землю, я не знала, как себя вести, растерялась, смутилась. Потом сказала ему: «Вячеслав Васильевич, умоляю, больше так не говорите». Тем не менее, когда он знакомил меня со своей второй супругой, опять сказал: «Тамара, познакомься, это моя самая любимая жена!» Сегодня понимаю, в чем было дело. Я тут ни при чем. Просто Татьяне Лиозновой и сценаристу Юлиану Семенову удалось создать идеальный образ женщины, которую полюбил бы каждый мужчина. Ну а мне повезло ее сыграть. Я же не такая на самом деле. А может, такая?
Моя институтская подруга Люда Чурсина после «Донской повести» вышла замуж за режиссера фильма Владимира Фетина и стала его истинной музой. Фетин снял с ней и «Виринею», и «Любовь Яровую». Однажды в разговоре он мне бросил такую фразу: «Посмотри, Людмиле стоит только повернуться, вот так поднять глаза на крупном плане, и все! А что ты?» Мне было очень обидно такое услышать. Но, когда вышли «Семнадцать мгновений весны», Фетин извинился: «Ради бога, прости меня, я и подумать не мог, что у тебя в глазах вся душа!»
— Вы окончили Щукинское училище и всю жизнь служите в Театре Вахтангова — в этом году отметите 60 лет на сцене…
— При поступлении в «Щуку» я читала монолог Марины Поярковой из «Поднятой целины». Все студентки обычно читают за красавицу Лушку, а я играла ту, которая приходит к председателю колхоза на собрание и требует: «Отдавай мое заявление обратно! И корову мою отдавай!» В центре стола, покрытого зеленым сукном, сидел ректор училища Борис Евгеньевич Захава, по бокам — заслуженные педагоги, сплошь ученики Вахтангова. Пришли нас послушать и артисты театра, среди них был и Юрий Яковлев. А я разыгралась, на щеках от волнения вспыхнул красный румянец. Я тогда 87 килограммов весила, пышкой была. Поперла на стол экзаменаторов, как танк, и бахнула кулаком прямо перед носом Захавы: «Ухожу из колхоза, отдавай мое заявление обратно — и все тут! И корову мою отдавай!» Он говорит: «Тихо-тихо, все-все, спасибо». Тут я поняла, что меня не примут. Потому что ни стихотворение, ни басню мне прочитать не дали. И вот сижу я в фойе в самых расстроенных чувствах и вдруг вижу — спускается по лестнице Яковлев. На успех я уже и не рассчитывала, но решила спросить про подружку, за которую болела. Подскочила к нему, спрашиваю: такую-то взяли? Он говорит: «Нет. Взяли какую-то Шашкову, в синем платье». А я как стояла перед ним в этом синем платье, так и остолбенела. А еще мы на экзаменах с Людочкой Чурсиной все время переглядывались, я думала: ну такую красавицу точно возьмут. А она потом призналась: «А я стояла и думала: ну эту девушку наверняка примут, а меня нет». В общем, одинаковые мысли у нас были. А взяли обеих.
С Людой мы подружились и однажды на третьем курсе решили вместе худеть. Кто-то нам посоветовал лимонную диету, мы и съели по шесть лимонов. В этот же день нас обеих увезли по «скорой». А итогом нашей диеты стал гастрит на всю жизнь — мы обе сожгли слизистую желудка. С тех пор я не знаю, что такое лимоны. Дурочки, конечно. Мы хоть и не были березками, но на курсе считались самыми легкими в танцах — так высоко задирали ножки! По хореографии имели только пятерки.
— Кто-то из педагогов сказал, что вам надо похудеть?
— Нет, в училище такого не было. Это уже в театре и ей пришлось худеть, и мне… Рубен Николаевич Симонов, худрук и главреж Театра Вахтангова, ввел меня на роль Машеньки в «Живом трупе». Что-то случилось с Людмилой Максаковой, и за три дня я подготовила ее роль. Помимо текста Толстого пришлось выучить еще три романса, Маша же цыганка. Это был последний спектакль в сезоне, и весь театр, включая рабочих сцены в серых халатах, собрался за кулисами — посмотреть, как я сыграю. После Рубен Николаевич подписал мне программку: «Дай Бог вам таких же удачных ролей, как эта». И добавил: «А на словах я вам скажу так: за этот отпуск вы должны похудеть. Потому что после второго спектакля будет худсовет, на котором решат, продолжите вы играть эту роль или нет». И я за 58 дней отпуска похудела на 19 килограммов. У меня на руках была семимесячная дочка, и все, чем я питалась в это время, — тем, что оставила дочь, я подъедала за ней пюрешки, супчики… А на ночь съедала конфетку. Весила 87 килограммов, а стала весить 68.
Прошло пять дней с начала отпуска, я должна была ехать с доченькой на дачу, и вдруг в нашей коммуналке раздался звонок. Одиннадцать ночи, я случайно оказалась рядом с аппаратом. Узнаю голос Рубена Николаевича: «В театр «Ромэн» приехали венгерские цыгане, и я хочу вас завтра пригласить на спектакль, а потом в ресторан». Я прекрасно понимала, чем эти «цыгане с ресторанами» заканчиваются, и вежливо отказалась: «Рубен Николаевич, не с кем дочку оставить, я отпустила няню…» Няни у меня, конечно, не было: с моей доченькой то тетка Славы Шалевича сидела, то еще кто-то из соседей… «Ну все понятно», — ответил Симонов. Ему было 65 лет, а мне 25. Осенью я шла на сбор труппы, рассчитывая, что мне дадут во втором или хотя бы в третьем составе сыграть Машу, все лето мечтала об этом. Но увы: первый спектакль играет Максакова, другой, третий… Иду в кабинет к главрежу: «Рубен Николаевич, я что, не буду играть Машу?» Он отвечает: «А плечами ты по-цыгански трясти научилась?» Честно говоря, эта «премудрость» мне не давалась. Мне бы схитрить, а я по простодушию своему ответила: «Нет». — «Ну вот и не будете играть», — сказал Симонов. Запомнил мой отказ. По этой схеме и складывалась потом моя жизнь в театре…
— Что вы имеете в виду?
— Вот Александра Исааковна Ремизова ставит спектакль «На всякого мудреца довольно простоты». Назначают нас с Максаковой в два состава на одну роль — Мамаевой. Полгода Максакова репетирует на сцене, а я сижу в зале… Играет тоже она, очередность не соблюдается. Вдруг третьего января режиссер спектакля объявляет мне: «Так, сегодня будешь играть. Максакова не может. Днем — репетиция, вечером — спектакль». И я сыграла. С тех пор стали играть поочередно, меня хвалили. После одного из спектаклей подходит ко мне режиссер Леонид Варпаховский: «Будете у меня в «Выборе» играть главную роль — Жанну. Завтра вывесят приказ». На другой день читаю приказ: «Жанна — Людмила Максакова; Ляля — Элеонора Шашкова». Прихожу в костюмерную. У них на эскизе к костюму Ляли карандашиком зачеркнута фамилия Максаковой и вписано: «Шашкова», а на костюме Жанны — наоборот…
В спектаклях «Выбор» и «На всякого мудреца довольно простоты» моим партнером был Юрий Яковлев. Вот и в «Генеральном конструкторе» — спектакле про Королева — Яковлев играл главного героя, а мне Александра Ремизова доверила сыграть его жену. Спектакль приняла комиссия из Министерства культуры, все шло отлично. Но однажды всех участников собрали в кабинете директора: «Сейчас сообщили, что при посадке погиб космонавт Комаров. Виноват Королев. Спектакль снимают». Мы с Юрием Яковлевым очень переживали, что «Генерального конструктора» закрыли. Но такое было время — многое запрещали.
В 90-е Юрий Васильевич брал меня с собой на гастроли — эти выступления помогали нам выжить. У него были творческие встречи со зрителями, во время которых мы играли два отрывка по двадцать минут из наших спектаклей «На всякого мудреца довольно простоты» и «Память сердца». В остальное время он что-то рассказывал, читал стихи, отвечал на записки из зала, острил. Как-то раз мы собирались ехать в Питер, и я забежала переговорить с Юрием Васильевичем в актерское фойе. Застала его за интервью. Девица-журналистка говорит Яковлеву: «Вы же наша звезда, наша легенда!» А он ей отвечает своим баритоном: «Деточка, звезды на небе, а у нас в цеху либо хорошие артисты, либо плохие». Сделал паузу и добавил: «Встречаются, однако, и гении». Большого юмора человек, необыкновенный актер. Юрий Яковлев и Николай Плотников в театре для меня были самыми близкими и дорогими партнерами. Хотя бывало всякое. Однажды с Юрием Васильевичем играли спектакль «Память сердца», и он мне после говорит: «Сегодня ты завалила середину монолога». Я: «Ну подскажи, как сыграть?» — «А я подсказывать не умею. Разбирайся сама. Я мужчина, ты женщина». Ну не было у Яковлева педагогического дара, поэтому он и отказывался от преподавательской деятельности. А я его замечание, конечно, учла.
— А какие отношения у вас сложились с другим легендарным вашим современником и партнером Василием Лановым?
— Вася Лановой вошел в мою жизнь вместе с моим первым мужем Эрнстом Зориным, тоже актером нашего театра, — они дружили. Первые годы мы жили у мамы Эрика, на углу Тверской, а напротив нашего дома жил Вася Лановой со своей второй женой — актрисой Театра Пушкина Тамарочкой Зябловой. Мы часто приходили к ним в дом, Тамара гостеприимно усаживала нас за стол. Она была старше Васи. Я запомнила Тамару человеком необыкновенно тактичным, очень талантливой актрисой. Позже она перешла в режиссуру. Зяблова погибла во время работы над программой о Пушкине. Это случилось 6 июня. Мы были на гастролях в Омске, а Тамара в микроавтобусе с аппаратурой ехала на съемку в пушкинские места — там должно было состояться торжество, посвященное дню рождения поэта. Аппаратура стояла в середине микроавтобуса, Тамара сидела сзади, а водитель взял с собой сына и посадил его впереди. Зяблова заметила шоферу, что впереди детей не сажают, и поменялась с мальчиком местами. По дороге у автобуса спустилась шина, он сошел в кювет и начал переворачиваться… Тамарочка попыталась выскочить и погибла. Она была беременной…
Василий Лановой — человек благороднейший. Он всегда всем помогал. Помню, нашего тогда еще молодого артиста Михаила Васькова должны были забрать в армию. Так Лановой пошел к начальнику военкомата на Старом Арбате и освободил Васькова от воинской службы. Миша потом рассказывал, как на следующий день его вызвал военком и, когда призывник подошел к дверям военкомата, солдат на КПП встал по стойке «смирно» и отдал ему честь. А военком вышел к Васькову, пожал руку, поблагодарил за талант и вручил документ, освобождающий от службы.
Мне Василий Семенович помог получить квартиру. Со вторым супругом Валентином Селивановым мы жили на «Сухаревской». Но когда муж ушел из жизни, я оставаться там не могла и переехала на «Коломенскую». Это была хрущевка, и наш дом попал под программу сноса ветхого жилья. Взамен мне предлагали какие-то жуткие квартиры с вздыбленным линолеумом, с облезлыми окнами и так далее. Я поделилась с Лановым. Он сказал: «Но ты же сама известная актриса, можешь войти в любой кабинет, толкнув коленом дверь». Я ответила, что за себя никогда не просила, поэтому прошу его. «Давай номера телефонов», — сказал Лановой. Позвонил в центральный департамент, ему ответили: «Что-нибудь придумаем». Я в то время очень мало играла в театре, но Лановой чиновникам заявил, что я безумно занята, поэтому необходимо, чтобы дом был около метро. Через какое-то время Василий Семенович мне говорит: «Позвони, тебе должны выписать смотровые ордера». Я набрала номер, мужской голос раздраженно ответил: «Мне некогда, у меня заседание, перезвоните позже». Два часа я ходила кругами по квартире и не решалась перезвонить, думала, что же делать? И вдруг осенило! Я набрала номер и представилась не своим голосом: «С вами говорит референт Василия Семеновича Ланового, как там дела с документами Шашковой?» — «Решаем, решаем», — последовал ответ. А через два часа мне перезвонили: «Быстро берите такси и приезжайте, для вас есть смотровой ордер на квартиру в доме по Профсоюзной улице». В этой квартире я живу по сей день и очень довольна. Низкий поклон Василию Семеновичу!
Он был настоящий большой актер и истинный интеллигент, хотя он из очень простой семьи — оба его родителя были рабочими. В Москву переехали из украинского села. А я по маме сама на четверть украинка и с детства знаю украинские народные песни. Как же мы с Васей на два голоса пели «Месяц на небе» — оба обожали эту песню! Он старался помочь всем: телефоны, квартиры, поездки, санатории, больницы... И почти каждый вечер выходил на сцену, даже в пожилые годы, когда перевалило далеко за восемьдесят. Доходило до двухсот выступлений в год по всей России! Кроме того, Василий Семенович был президентом фестиваля «Алые паруса «Артека», председателем множества общественных организаций, стоял во главе «Бессмертного полка» — и с честью нес эту ответственность. Я удивлялась: как же он все это выдерживает? Ведь в его возрасте так нельзя, надо себя беречь. А он говорил: «Я обязан приехать к зрителям, которые меня ждут. Я в строю!» И ничего выше этой миссии для Ланового на свете не было. Вот сердце и не выдержало такие перегрузки: гастроли, самолеты, поезда… Василий Семенович ушел, не справившись с последствиями ковида.
— С артистом вашего театра Эрнстом Зориным вы прожили 13 лет. А вторым вашим мужем стал сценарист и режиссер Валентин Селиванов...
— С Валентином мы познакомились на картине «Дневник Карлоса Эспинолы» — про мальчика, сына чилийского революционера, который приезжает в Москву. Валентин учился на сценарном факультете ВГИКа и на четвертом курсе написал такой сценарий, что легендарный режиссер Ефим Дзиган предложил ему продолжить обучение на режиссерском факультете: «Ваш сценарий написан так, как режиссер должен снимать картину!» И взял его сразу на второй курс. Оба факультета Селиванов окончил с отличием. Владимир Наумов после института пригласил его к себе в объединение на «Мосфильм». Но картину не дал — сказал: «Валя, походи еще во вторых режиссерах». Селиванов, конечно, сразу ушел.
Тогда его пригласил Бритиков Григорий Иванович, директор Киностудии имени Горького. И сразу дал задание: «Валя, у меня есть сценарий Сергея Михалкова «Большое космическое путешествие». Но не сходятся концы с концами. Доработай, пожалуйста, ты же сценарист». И Валентин сценарий переделал. Бритиков говорит: «Теперь Михалков должен подписать, иди к нему». А Сергей Владимирович был человеком светским, любил рестораны и прочее, вот Селиванов до часу ночи у него во дворе и простоял. Подъехал Михалков, Виталий бросился к нему: «Сергей Владимирович, я вас умоляю, я тут немного дописал…» Михалков расписался на экземпляре сценария не глядя. И картину запустили в производство, а Селиванова назначили режиссером. Композитором пригласили Алексея Рыбникова, он написал чудесную музыку. Знаменитая песня «Я тебе, конечно, верю…» — оттуда!
Муж придумал оригинальный финал. Поехал к Алексею Леонову в Звездный городок: «Алексей Архипович, вы пишете картины о космосе. А я сейчас снимаю фильм про подростков, грезящих космосом. Прошу вас принять участие в фильме, в финале надо сказать: «Возможно, многие из вас, ребята, расстроились, что не увидели в фильме настоящего космического путешествия. Его не было, но это только пока... Но вы если захотите, то полетите в космос. Я в это верю!» И Леонов согласился. Режиссер и космонавт подружились, муж и меня не раз возил в Звездный городок. Супруга Леонова была темненькой, но звали ее Светланой. А мне всякий раз хотелось назвать ее Тамарой. И вот как-то в очередной раз встречаемся. «Здравствуйте, Алексей Архипович», — говорю. Поворачиваюсь к его жене, и тут Леонов, упреждая мою ошибку, перебивает: «Она не Тамара, она Светлана!» Я сразу: «Ой, Светланочка, вы меня простите! Просто вы темненькая, кареглазая — как царица Тамара».
— А как начинался ваш «служебный роман» с Селивановым?
— Я как актриса приглянулась второму режиссеру картины «Дневник Карлоса Эспинолы». И он стал активно проталкивать в фильм на одну из ролей мою кандидатуру. Ассистент дважды приглашал меня, я приходила на студию, но Селиванова не было. На третий раз, наконец, мы встретились. Режиссер пожал мне руку, пригласил к себе в кабинет, мы поговорили — обсудили роль. Он сидел спиной к огромному окну, свет которого слепил меня. Потом Селиванов вспоминал: «Я тогда утонул в твоих глазах и понял: все! А когда мы пожали друг другу руки, я почувствовал, как по мне ток пробегает». Я на это честно отвечала, что на той первой встрече не обратила на него внимания как на мужчину. Но потом своим обхождением, своим трепетным отношением он меня очаровал и покорил. Не могу забыть наш первый поцелуй. Мы сидели, как школьники, у него на кухне на табуретках и тайком целовались — он тогда только-только купил однокомнатную квартиру. Два года мы мучились: я замужем, дочери десять лет, он женат, его дочери полтора года. У Валентина сердце разрывалось на части, он безумно любил дочь. Но в итоге мы друг без друга не смогли и сошлись. Я развелась с мужем. Селиванов все имущество, квартиру оставил семье.
— Валентин Селиванов ушел из жизни рано...
— Да. Ишемия. Сердце… Творческая карьера мужа не сложилась, и он не смог это пережить. Кстати, Валентин дружил с Василием Макаровичем Шукшиным, они были соседями по Свиблово. И когда Василий Макарович с Лидой и дочками переезжали на Котельническую набережную, Валентин их провожал, помогал переносить вещи. Надорвал тогда спину, но дело не в этом… Они очень дружили. И несмотря на то что оба были сценаристами, никогда не конкурировали друг с другом. Василий Макарович был всегда двумя руками за товарища — ценил его талант. Шукшин хотел, чтобы Валентин у него Разина сыграл, он и без грима был на него похож. Но картину «Я пришел дать вам волю» Шукшин снять не успел.
— А как вы попали в знаменитый сериал о судьбе резидента?
— Я не знаю, кто меня, малоизвестную театральную артистку, предложил Вениамину Дорману, но меня пригласили на пробы. Загримировали, отвели на съемочную площадку в павильон и посадили за диспетчерский столик таксомоторного парка. Входит Георгий Степанович Жженов, я его узнала — видела в каком-то фильме. Нас представили. Начались съемки пробы. Жженов просовывает голову в окошечко и спрашивает: «А что вы делаете сегодня вечером?» Отвечаю по-театральному, громко: «Я свободна!» — «Так, может быть, мы с вами увидимся? Сходим куда-нибудь?» Я (тем же тоном): «Конечно!» Георгий Степанович посмотрел на меня, вздохнул и говорит Дорману: «Веня, дай мне ее на 15 минут». Он понимал, что я как киноактриса — неопытная. А через коридор было кафе. Мы зашли туда, Жженов купил кофе и говорит: «Я вообще-то тоже театральный артист. Но чего ты так орешь? Микрофон же над тобой, он даже шепот твой услышит. Поняла меня?» — «Поняла». — «Ну тогда пошли сниматься». Вернулись в павильон, я села за столик, он опять просовывается в окошечко: «Что вы делаете сегодня вечером?..» И повторяется наш диалог. Я уже отвечаю естественно, без театральности. Заканчиваем. Режиссер говорит: «А давайте еще один дубль». — «Не надо! — поворачивается к Дорману Жженов. — Значит, так, Веня, если ты ее не утвердишь, я на площадку не выйду». Развернулся и ушел.
Вот так меня Георгий Степанович утвердил. За время съемок мы и с ним подружились, и с его родными: женой Лидочкой, дочкой Юлечкой. Он меня приглашал на свои спектакли, мы с мужем бывали у них в гостях. Я всегда полагала, что Жженов меня старше лет на десять. И вот однажды он приглашает в Театр Моссовета на свой юбилей. Говорю: «Конечно, буду, Георгий Степанович, вам же семьдесят!» Он отвечает: «Дура, мне восемьдесят!» Оказалось, что он старше меня на 22 года. А на экране мы выглядели органичной парой.
Жженов был очень скромным человеком с огромным достоинством. Помню, приближалось его 90-летие, и Владимир Владимирович Путин его награждал. При встрече президент сказал: «Георгий Степанович, хочу побывать у вас в гостях». Артист ответил: «А я не могу вас принять». — «Почему?» — «У меня квартира — 28 метров. И живу я в ней с женой и дочерью». — «У вас?! Народного артиста Советского Союза?!» Да, именно так жил любимый всеми артист — в крохотной квартирке дома на Зоологической улице. Район свой Жженов любил, ему нравилось слушать звуки, которые издавали звери и птицы в соседнем зоопарке. Через неделю после разговора с Путиным ему предложили пятикомнатную квартиру на той же улице. В новой квартире было две ванных комнаты, удивительная вращающаяся библиотека, оставшаяся от предыдущих хозяев. Одну маленькую комнатку Георгий Степанович отвел для занятий гимнастикой, он ежедневно делал зарядку: гири, турник. И до конца дней оставался моложавым. Я тоже уже много лет обязательно делаю по утрам зарядку — минут двадцать плюс упражнения для дыхания.
— Элеонора Петровна, 2022 год был юбилейным для вас. Как он прошел?
— Год был богат на события и юбилеи. Это и мой юбилей, и 100-летие Театра Вахтангова, которое мы отмечаем с 2021 года, и 30-летие фестиваля Михаила Евдокимова «Земляки», на празднование которого я была приглашена. Путешествие началось для меня с Горно-Алтайска. Меня поселили в сказочном домике посреди леса в необыкновенном по красоте месте вблизи Телецкого озера. Я была первым гостем, кто перешагнул порог этого свежесрубленного дома....
Дальше мы поехали на малую родину Михаила Евдокимова. Жили в курортном местечке Белокурихе — российская Швейцария, по-другому и не скажешь. Здесь мы выступали на главной местной концертной площадке в санатории «Россия». Я познакомилась с родным братом Михаила Евдокимова — Константином. Они невероятно похожи. Когда Константин запел песню брата «Ах, баня!», мы с Александром Панкратовым-Черным не удержались и пустились в пляс. Я очень благодарна Федору Елфимову — ближайшему другу Евдокимова, директору санатория «Россия» — за радушный прием. В рамках проекта «Эхо Алтайского фестиваля» мы выступили и в Доме культуры села Верх-Обское, в котором вырос Евдокимов. Представляете, Мишины земляки на протяжении всего моего выступления приветствовали меня стоя — это было до слез. После в областной газете вышла статья: «Жена Штирлица на Алтае».
Помимо Алтая с продюсером Сергеем Новожиловым я побывала на фестивале в Волгограде. Завершая свое выступление, спела романс «Ночь тиха» — и зрители опять встали, а Сергей обнял меня: «Элеонора, будем и дальше работать». Я очень благодарна Новожилову: участвую в его программах и фестивалях уже 20 лет — еще один юбилей! Была с ним и в Благовещенске, и в Южно-Сахалинске — объехали не только весь Дальний Восток, но и Юг России.
Ну а свой юбилейный день рождения я, можно сказать, отметила на сцене — сыграла 25 декабря в спектакле «Театр» и получила поздравления труппы. В постановке Ольги Субботиной по знаменитой пьесе Моэма играю мать Джулии Лэмберт.
— Элеонора Петровна, с высоты своих лет в чем видите смысл жизни?
— Любовь. Это главное. К близким людям, к миру, к работе. У Константина Станиславского есть книга «Моя жизнь в искусстве». Но если бы я писала книгу, назвала бы ее «Моя жизнь с любимыми» — она была бы в первую очередь о любви к дочери, к Валентину Селиванову, к семье. И лишь потом — о любви к театру, а после и к кино.
