«Он появился в моей жизни, когда я уже твердо сказала себе: мне хорошо и комфортно одной, без мужа. В тот момент я только избавилась от очередного ухажера и задышала полной грудью. Летала, как птаха на воле…» — говорит Елена Воробей. О человеке, который помог Лене изменить свое мироощущение и вновь поверить в любовь, актриса впервые рассказывает читателям «7Д».
— В моей жизни всегда происходило так. Я встречаю мужчину и спрашиваю себя: «Это мой человек?» Чисто теоретически.
И сразу, по первому впечатлению, констатирую: «Нет, не мой. Однозначно!» А потом неожиданно у нас начинаются отношения с этим самым «неподходящим» гражданином. Пять лет назад, когда мы только-только познакомились с Сашей, подобных вопросов я себе и не задавала. Тогда моему коллективу потребовался звукорежиссер. На собеседование приходили разные люди, но ни один нам не подошел — нужен был высококлассный специалист. Когда же появился Саша, всем сразу стало ясно: он — настоящий профессионал. Его взяли. А я на него тогда как на мужчину никак не прореагировала. И первые месяцы не реагировала — работает себе человек, и ладно. Но как-то на гастролях, вечером после концерта, мы всей группой пошли в ресторан с караоке — поужинать, попеть. Такие сабантуйчики для нас уже традиция: после выступления все равно сразу не уснуть, обязательно нужно расслабиться.
И вот мы сидим за столом, общаемся, шутим, слушаем музыку — все как всегда. Тут вдруг микрофон берет Саша и начинает петь. Он так классно спародировал Льва Лещенко, а потом Михаила Боярского, что мы все просто обалдели. Оказалось, у него прекрасный голос. Следующим вечером Саша исполнил еще пару пародий, потом еще. Слушала его с интересом — чисто профессиональным. В конце концов загорелась идеей: а что, если вывести Сашу на сцену вместе со мной? Ведь новые, свежие номера в моей программе всегда нужны. Вот и предложила ему сделать дуэт-пародию на Потапа и Настю Каменских. Придумала смешной текст, мы порепетировали и через месяц участвовали в концерте с этим номером. Сашин дебют прошел успешно, публика смеялась и аплодировала.
Я стала думать, что еще можно сделать нам вдвоем. А потом решила: неправильно это. Зачем втягивать человека в то, что не является для него делом жизни? Наше выступление было авантюрой, на которую Саша согласился скорее всего из уважения ко мне. Я же видела: за звукорежиссерским пультом он чувствует себя гораздо комфортнее. Значит, его место там. Но как сказать Саше, что мы больше не будем петь вместе, и при этом не обидеть? Придумала отмазку. «Понимаешь, — говорю, — участвовать в моей программе с одной пародией странно. Непрофессионально как-то. Или ты заявляешь о себе как полноценный артист и готовишь несколько разноплановых номеров, или не выходишь на сцену вообще». А потом зачем-то предложила: «Вот если бы ты спел пародию на Лепса, было бы круто». Саша не обиделся, сказал, что я права.
Прошло два месяца, я забыла об этой истории. Подошло время очередных гастролей, мы поехали на юга — Сочи, Новороссийск, Анапа. После концерта традиционно идем в кафе. Сели в уголке, чтобы нам никто не мешал, ужинаем. Саша куда-то исчезает. И вдруг с маленькой сцены раздается: «Специально для Елены Воробей звучит эта песня». И кто-то ставит фонограмму Григория Лепса. Я ничего не понимаю: при чем здесь я, почему Лепс? Спрашиваю своих ребят: «Не поняла, в чем прикол?» А они мне: «Так это же Саша поет!» — «Как Саша?!» От изумления у меня вилка выпала из рук. Я встала, посмотрела на сцену — действительно наш Саша зажигает. И здорово так у него получается! Он вернулся за столик, наклонился ко мне и тихонько сказал: «Я спел не для сцены — на нее я не стремлюсь. Старался только для тебя». Кто-то скажет: «Подумаешь, спел песню». Но я, как профессионал, понимаю, каких трудов стоит подготовить такой номер.
И в этот момент я посмотрела на Сашу другими глазами — он меня зацепил. Тем, что потратил время, старался, репетировал, и все это ради меня!.. Но и после этого я не кинулась Саше на шею, продолжала к нему присматриваться. Возможно, потому, что в отношениях с мужчинами я много раз обжигалась. Да и вообще жизнь не особо радовала меня подарками…
ФРАНЦУЗСКИЕ ДУХИ С АРОМАТОМ ДУСТА
Эталоном красоты для меня была Людмила Гурченко. С детства. Про себя я четко знала, что моя внешность — ну, как бы это помягче сказать — невыигрышная. Меня постоянно сравнивали с красивыми одноклассницами, с сестрой Наташей. И я всегда им проигрывала. Щуплая, с мальчишеской фигурой, с кривой челкой.
Осенью к этой «красоте» добавлялась еще и не пойми как остриженная голова. Дело в том, что я постоянно ездила в пионерские лагеря, откуда возвращалась с непременным педикулезом. Мама коротко стригла меня, затем лечила народными средствами — керосином и дустом. После чего я шла в школу. Представляете, какой аромат от меня исходил. Одноклассники принюхивались ко мне: «Что с тобой случилось?» Я с ходу сочинила целую историю: моя мама купила французские духи, я ими подушилась, а они оказались бракованными. Поэтому от меня так воняет — дустом… Росла я абсолютно безбашенным ребенком, сорванцом с бешеной энергией. Никому спуску не давала. Кстати, в моем дворовом детстве это было необходимой самозащитой. Дело в том, что моя настоящая фамилия Лебенбаум, папа у меня — еврей.
А за это могли обозвать «полужидом махровым» и запросто отмутузить. Не из-за какой-то безумной злобы, а просто потому, что ты другой. Но меня не побили ни разу! Потому что Леночку Лебенбаум многие боялись. Однажды папа дал мне совет: «Если кто обидит, кинь в него камнем и беги». Так я и поступала... В 80-е годы национальный вопрос стал потихоньку сходить на нет. Люди даже подделывали себе биографии, чтобы только найти еврейские корни и эмигрировать. Мои родители тоже надумали уезжать… Сначала из квартиры стали исчезать вещи. В первую очередь малогабаритные: вазы, сервиз. А потом куда-то делись стулья, шкафы, сервант. В конце концов распродали почти все, остались только кровати, мое фортепиано и здоровый сундук, где были сложены вещи. Тут уже родители мне сказали, что они подали документы на ПМЖ в Израиль.
До отъезда оставались считаные недели, но тут в дело вмешался мой дедушка — папин папа. Он пригрозил, что пойдет в обком партии и напишет заявление: «Прошу лишить родительских прав нерадивого сына и невестку, которые хотят увезти моих внучек на чужбину, в сионистский Израиль…» На родителей угроза дедушки подействовала. Они забрали документы, и мы никуда не уехали. Папа с мамой начали потихоньку опять покупать стулья и шкафы. Сейчас я очень благодарна дедушке, который не дал нам свалить в Израиль. Ведь там моя судьба абсолютно не сложилась бы. Я бы вышла замуж, растила детей и плевала бы супругу в борщ — в отместку за загубленную, искалеченную жизнь. За то, что превратилась в домохозяйку, вместо того чтобы блистать на сцене… Я с шести лет знала, что стану актрисой, и абсолютно осознанно шла к своей цели. Училась музыке, в выходные первым делом бежала в библиотеку, читала книги по истории театра, знала биографии великих актеров.
А потом сколотила концертную бригаду из ровесников, и мы ходили по дворам: пели, читали стихи, танцевали. И за это я получила свои первые гонорары — печеньем и пряниками. Мы жили очень бедно. О таких вещах, как красивая одежда или поездка на море, я могла только мечтать. Но человек я деятельный и уже с шестого класса стала подрабатывать. Сначала собирала липовый цвет, сушила его и сдавала в аптеку. Бесстрашно залезала на самые высокие деревья — в этом «виде спорта» я была чемпионкой двора. Сидя на ветках, видела перед собой не милые желтенькие цветочки, а сырье стоимостью рубль за кило. А рубль — это большие деньги, пять порций пломбира! После седьмого класса устроилась работать в детский сад — мыла кастрюли.
Туда втайне от папы с мамой меня пристроила подруга мамы… Когда заработала первые 30 рублей, сказала родителям, что хочу поехать на море. Они никогда не были на курорте — не могли себе позволить. А тут мой дядя с семьей решил отдохнуть в Евпатории. Родители посовещались, подумали… и добавили мне денег. На дядиной машине мы отправились в Крым. До сих пор помню впечатления от того путешествия… Родителям нравилось, что я не болтаюсь по улицам, а занимаюсь серьезным делом. Но они, конечно, не верили, что девочка из бедной семьи, которая живет на самой окраине Советского Союза, когда-нибудь станет актрисой и попадет в телевизор.
«НУ ВОЗЬМИТЕ МЕНЯ!»
После девятого класса я поступила в музучилище на самое сложное — теоретическое — отделение.
Но работать по профессии «учитель музыки» не собиралась. Я рвалась в артистки. Причем мечтала учиться не в Москве, а в Ленинграде, в ЛГИТМиКе. Родители провожали меня в Питер со словами: «Желаем удачи. Но ты же понимаешь — у нас нет блата… Ты не поступишь. Так что побыстрее выкидывай актерскую блажь из головы и возвращайся домой». В институт я не поступила. Срезалась быстро. Не найдя своей фамилии в списке тех, кто прошел на второй тур, я зарыдала. Хотелось закричать: «Ну возьмите меня!..» Не представляла, как буду жить дальше, как приеду домой и скажу: «Вот, не прошла…» Ведь стану посмешищем для друзей, родителей, для всего Бреста! Именно это пугало больше всего… Я была в таком шоке, что, стоя в коридоре института, курила одну сигарету за другой. Но от этого мне становилось еще хуже. Тогда, как лунатик, я отправилась гулять.
Всю ночь бродила по Питеру и бубнила себе под нос: «Все равно я вам докажу, как вы ошиблись». Но на второй год снова не прошла. И вновь пережила такое горе, как будто подо мной разрушился мир… Снова вернулась в Брест. Меня спас КВН. Я начала выступать в команде нашего училища, быстро стала ее капитаном. Благодаря этому почувствовала уверенность в своих силах. Выходила на сцену и думала: «Вот моя первая площадка. Да, это не Москва, но этот зал полон. Люди мне аплодируют». И с третьей попытки ЛГИТМиК был взят. А счастье, как это часто бывает, не приходит одно. Я встретила свою любовь…
«МОЖЕТ, ОНА СТАРШЕ ТЕБЯ НЕ НА ГОД, А НА ДЕСЯТЬ ЛЕТ?»
Впервые я влюбилась еще в Бресте. Когда поступила в музучилище, у меня случился роман с одним из студентов.
Мы были так счастливы! Вот только его родители восприняли меня в штыки. В общем-то их можно понять. Я — жуткая хулиганка, дымящая сигаретой, вечно влипающая в какие-то сомнительные истории. А он — сын директора этого музыкального училища. Мезальянс, одним словом! Помню, как его мама встречалась со мной и очень просила оставить ее сына в покое. «Как же так? У нас ведь любовь», — недоумевала я… Жизнь сама все расставила по местам. Мой друг уехал учиться в Москву. Первое время мы переписывались, он присылал мне замечательные письма. Но любовь на расстоянии как-то сама собой рассосалась… Через год я уехала в Ленинград, поступила в ЛГИТМиК и там влюбилась в своего однокурсника. Это было уже всерьез. И опять я пришлась не ко двору... Родители Андрея — врачи. Воспитанные, интеллигентные петербуржцы. И вдруг им на голову сваливается бесцеремонная провинциалка, да еще начинающая артистка, которая спит и видит, как поскорее прописаться в их прекрасной квартире и перетащить сюда из Бреста свою еврейскую родню.
Именно так они меня и воспринимали и не скрывали своего отношения. А мне до слез было обидно это слышать. Раньше никогда не сталкивалась с «квартирным вопросом». И не собиралась я претендовать на эту их элитную жилплощадь. Да пропади она пропадом! Я любила Андрея, а где нам с ним жить — все равно. Но мне никто не верил. Не вызывала я доверия у будущих родственников еще по одной причине. При поступлении в институт я представила свидетельство о рождении, в котором говорилось, что мне 16 лет, хотя на самом деле было уже 20. Знала, что в театральных вузах предпочтение отдают юным абитуриенткам, вот и скостила себе четыре года.
При моей щуплой мальчишечьей фигуре это оказалось несложно. Ухаживая за мной, 19-летний Андрей беспокоился: «Вдруг твои родители будут против? Ты же еще малолетка». Я все ему рассказала. Тогда забеспокоились родители Андрея: «Странное прошлое у девушки. Может, она старше тебя не на год, а на десять лет? Может, у нее еще какие-то скелеты в шкафу есть?» Обстановка становилась невыносимой. И тут Андрей совершил геройский поступок — ушел ко мне в общежитие. Мы поженились. Жили очень дружно, хоть и непросто — стипендии-то крошечные. Но как-то справлялись, еще и гостей принимали. Выручали мои родители, которые присылали из Белоруссии картошку и сало... Потом вместе стали работать в театре «Буфф». Постепенно подкопили денег, купили комнату в коммуналке, потом заработали на отдельную квартиру. Мне казалось, что наш союз навсегда.
Но на седьмом году жизни брак рухнул. Наверное, я была единственной в нашем окружении, кто не подозревал, что у Андрея роман с молоденькой актрисой. Как в пошлой пьесе. Более того, эта барышня показалась мне такой милой, что я захотела с ней подружиться. Она стала бывать в нашем доме. Вскоре их отношения и для меня перестали быть тайной. Что я тогда пережила, не передать словами. Я испытывала настоящую физическую боль. Но терпела, убеждала себя, что у Андрея это временно. Просила друзей поговорить с ним. Все бесполезно. Я поняла, что жить так больше не могу, что просто схожу с ума. И попросила Андрея уйти. Он ушел. И вот тут мир для меня рухнул окончательно. Я запила. Пила страшно, каждый день. Перестала ходить в театр, не замечала, когда кончается день и начинается ночь, потеряла счет времени. Не помню, сколько длился этот кошмар.
Друзья пытались привести меня в чувство. Бесполезно. Но случилось невозможное — ко мне вернулся Андрей! Я его приняла, простила. Мы продержались полгода. Ночами, мучимая бессонницей, слышала, как муж во сне произносит имя той женщины. Пережить такое не пожелаю никому… И когда мой приятель сказал: «Лен, отпусти Андрея», во мне что-то сломалось. Да и что я могла сделать? Привязать Андрея к батарее? Заковать в наручники?! Найти еще какие-то ухищрения? Наши отношения все равно никогда уже не стали бы прежними, что-то самое главное из них ушло…
ВОРОБЕЙ МОЖЕТ НЕ ВЗЛЕТЕТЬ
Я решила, что мне надо уезжать в Москву. Хотя безумно любила Ленинград, любила свой театр. Но здесь мне стало тесно, не хватало ролей.
Мысли о неизбежном разводе тоже вгоняли в депрессию. Я все бросила и поехала в столицу. Мне повезло: сразу попала в Театр пародий Владимира Винокура. Именно Владимир Натанович придумал мне сценический псевдоним — Воробей. Я быстро смогла начать сольную карьеру… Казалось, вот оно — долгожданное актерское счастье. А меня мучило одиночество, ведь в Москве у меня не было ни друзей, ни семьи. Жила я в съемной квартире, с мусоропроводом на кухне, с поношенной мебелью и чужим запахом предыдущих жильцов. Меня не пугали сложности, которые возникали в работе. Впрочем, открыто никто меня не клевал. Все знали: Воробей может ответить очень жестко. Я боялась гнетущей тишины в моей квартире, где меня никто не ждал, ни одна живая душа. Трехлитровые банки для букетов, подаренных на концертах, матрас и табуретка — вот и весь мой уют… Сколько раз я хотела вернуться в Ленинград!
Мое питерское прошлое снилось мне постоянно. Я заставляла себя просыпаться, чтобы не разрыдаться от тоски. Там у меня был любимый муж, любимый театр, своя квартира. Там я была Лена Лебенбаум со спектаклями, ролями, поклонниками. А тут какой-то странный Воробей, который, может, еще и не взлетит, какая-то эстрада, жанр, в котором, за редчайшим исключением, работают одни мужики… Сколько раз хотела вернуться! Но понимала: если уеду из Москвы, моя мечта не осуществится. Значит, надо терпеть. Через три года меня стали узнавать на улицах, я купила первую московскую квартиру… И меня накрыло полное опустошение. Я смотрела на красивую мебель, которой обставила свое жилье, и думала: «Зачем все это нужно? Для кого?» Конечно, я помогала родителям. Купила им в Бресте машину, квартиру.
Посылала деньги на лечение отца. Но мама с папой жили далеко, а мне нужен был кто-то рядом... Коллеги говорили: «Лена, у тебя все круто! Ты и квартиру купила, и машину, водителя наняла». А мне удавиться хотелось от тоски. И однажды меня захлестнуло так, что я вышла на балкон и со своего восьмого этажа посмотрела вниз. Нехорошо посмотрела… А потом поняла: мужчины в моей жизни скорее всего приходящие и уходящие величины. А мне пора реализовать главный инстинкт — материнский… И тут в моей жизни появился Игорь. Познакомились мы очень давно, еще в Ленинграде. Потом потеряли друг друга из виду. Вдруг случайно встретились на какой-то вечеринке. Оказалось, Игорь тоже переехал в Москву. Все непросто было в наших отношениях, но я ухватилась за них как за соломинку. Он был женат, но в его семье уже все шло негладко. Так мучительно пережив измену своего мужа, я не собиралась уводить Игоря от жены.
Нет, мне просто нужен был близкий человек рядом. А Игорь меня любил, понимал, заботился обо мне. Когда я поняла, что беременна, была на седьмом небе от счастья. Ведь врачи давно поставили мне диагноз: бесплодие. Чего только я не делала, где только не лечилась! Даже в Израиль летала, в Стене Плача оставляла записки… Я была на шестом месяце беременности, когда мы расстались с Игорем. Но я не переживала, знала, что так и должно быть. Да, я не могу стать хорошей женой, потому что у меня другое предназначение: я — актриса. Но я стану мамой! С Игорем наши отношения не прервались. Сам он называет себя отцом-гастролером, видится с Сонечкой не так часто, как мне бы хотелось. Но у моей дочери есть отец…
Еще до родов меня тревожило, как к этой новости отнесутся мои консервативные родители.
Для серьезного разговора я приехала в Брест. Буквально с порога набрала побольше воздуха и заявила: «Значит, так. Хотите вы этого или нет, я буду рожать в любом случае. Чего бы мне это ни стоило!» Повисла пауза. И тут моя мама прослезилась, а мой некурящий папа закурил! Они сказали: «Мы поможем — будем сидеть с ребенком». И не подвели. Несколько лет, как на вахту, ездили в Москву, нянчить Соню. Два года назад родители окончательно переехали ко мне… Я, честно говоря, переживаю, что увезла их из Бреста. Вроде бы создала им прекрасные условия, объединила семью. С другой стороны, у отца здесь случился сердечный приступ, понадобилась сложная операция. Вдруг это из-за смены образа жизни? Когда папе делали операцию, пришлось принимать очень важное для себя решение: ехать на концерт, чтобы развлекать людей, или впервые в жизни отменить выступление и быть рядом с папой, чтобы во время операции держать его за руку.
Я осталась с ним. Спасибо, что заказчики концерта поняли: у Воробей произошло нечто чрезвычайное, раз она не может выступать. Операция прошла нормально…
МУЖЧИНА, КОТОРЫЙ МОЕТ ЗА СОБОЙ ПОСУДУ
Я долго жила с ощущением, что и будучи одной могу чувствовать себя защищенной. Вот нас, женщин, называют слабым полом. А по-моему, это определение скорее относится к мужчинам. Не ко всем, конечно. А к тем, которые сделают на копейку, а пены напустят на рубль. Поработают часик, а потом отдыхают, будто они уже надорвались. Ну, из спортивного интереса можно один разочек сходить замуж, чтобы скушать ложечку этого сомнительного счастья: быть женой…
Да, приличного мужчину сейчас найти очень сложно. Они как динозавры — их откапывать надо. Смотришь: вроде бы при выпуске этот экземпляр был неплохим, но по дороге уже набрался блох… Так я думала, пока не встретила Сашу. Он появился в моей жизни, когда я уже твердо сказала себе: мне хорошо и комфортно одной, без мужа. В тот момент я только избавилась от очередного ухажера и задышала полной грудью. Летала, как птаха на воле. Ощущала себя одинокой и счастливой. И тут эти южные гастроли, Сашино пение для меня… Из поездки я вернулась влюбленной. Но ни о каком романе между нами не могло быть и речи. Саша был женат. А для меня отношения с женатым мужчиной — табу. Я не разбивала Сашину семью, потому что инициативу в развитии наших отношений он взял на себя.
Шаг за шагом Саша делал их все серьезнее. И в конце концов совершил самый сложный для мужчины поступок — развелся. Очень важный для нас разговор произошел при особых обстоятельствах. Мы были на гастролях, поехали на открытие церкви. У меня было хорошее, светлое настроение, на душе так благостно, так чисто. И тут Саша признался мне в любви… С ним мне весело, легко. Я могу расслабиться и быть собой — не актрисой, а просто женщиной, взбалмошной, непредсказуемой. Или, наоборот, усталой. Мне приятно, что Саша заботится не только обо мне, но и о моей дочери. У них с Соней сразу сложились отличные отношения. Саша забирает ее из школы, кормит. Пару раз даже пытался помогать с уроками, но терпения не хватает. Этим летом мы втроем отдыхали в Черногории. Я сидела с удочкой на берегу, а Саша и Соня не вылезали из моря…
Саша стал первым мужчиной в моей жизни, который моет за собой посуду. Когда вижу это, подхожу к нему, обнимаю и говорю: «Можно смотреть бесконечно на воду, на огонь, на то, как выдают зарплату. А еще на мужчину, который наводит в доме порядок». И я не загадываю, сколько продлится наша совместная жизнь, а уж тем более — пойдем ли мы с Сашей в загс. Я уже побывала в официальном браке, и для меня штамп в паспорте — не самоцель. Я просто хочу, чтобы рядом со мной был любящий, верный, надежный мужчина, который заботится обо мне и о моей дочке. Такой мужчина, как Саша…
