«Опытным путем я поняла, что должна беречь себя сама. Раньше я кидалась во все тяжкие. Сказали: иди голая — я иду, сказали постоять и померзнуть — мерзну. Пальцы ног отморозила для искусства. И это не фигура речи!» — говорит актриса.
— Елена, 18 января в прокат выходит фильм Алексея Германа «Воздух». Первыми его увидели зрители в Японии. Вы, конечно, этим своим броском в Токио на Международный кинофестиваль всех удивили. Во-первых, сейчас мало кого из кинематографистов зовут на подобные мероприятия. Во-вторых, в картине тема такая специфическая — героические летчицы, которые воевали с фашистами. А Япония была на стороне Германии. Интересно, как в Токио принимали эту картину?
— Очень хорошо. При этом зрители там особенные. Они деликатны в проявлениях эмоций. Тихи, скромны и, на мой взгляд, слишком сдержанны, мы все-таки более открытая нация.
— Если они не выражают эмоции, как вы поняли, что им понравилось?
— Они аплодировали, никто не ушел. Заинтересованность была очевидна, хотя, конечно, это не нашего уровня восторги. Потом, что вообще удивительно, зрители подходили просить автографы с распечатанными фотографиями из наших предыдущих картин: моих — из «Левиафана», Аглаи Тарасовой — из «Льда».
— На фестивале победил фильм «Ирбис» тибетского режиссера Пемы Цедена, который умер в мае 2023 года. «Воздух» не был отмечен никакими наградами, но участие нашей картины в этом фестивале — это уже победа.
— Можно сказать и так. Особенно в нынешней ситуации. И вообще, путешествие в хорошей компании в далекую страну — это в целом прекрасно.
— Как вы добирались до Токио?
— Сложно, с пересадками, через Китай. Летели туда через Шанхай, обратно через Пекин. А кто-то добирается в Японию более сложной дорогой — через Турцию или Эмираты. Мне было важно долететь максимально быстро. Я не люблю долгие перелеты и перелеты вообще. В дороге мало получаю удовольствия. Телепортация для меня была бы идеальным вариантом.
— У нас с Японией разные часовые пояса. Как вы адаптировались?
— Разница — шесть часов. Прилетели, а там уже ночь. Перестройка организма шла долго. Мы жили там всего десять дней. И только в конце поездки я начала приходить в себя, а тут уже надо улетать обратно. В Японии столько нюансов, которые обязательно нужно знать и понимать! Какие-то мелочи могут повергнуть японцев в шок. Хотя вроде бы и повода никакого нет для такой мощной реакции.
— Что, например?
— Они очень нервничают при малейшем намеке на возможную непунктуальность. На то, что ты можешь куда-то опоздать. Они ужасно боятся, что ты что-то пропустишь. Нас перед выходом минут двадцать держали за кулисами, а то вдруг мы не успеем сделать шаг на сцену в нужную секунду. А мы бы могли в это время подышать воздухом на улице.
Все дни мы были накрепко привязаны к фестивальному протоколу — тут надо появиться, там появиться, сюда пойти, туда пойти. А мне хотелось свободы!
— Какой была закулисная жизнь на фестивале?
— Мы особо-то не общались с другими гостями фестиваля. Не в смысле кого-то к кому-то не допускали, нет, но просто программа выстроена так: люди пришли, посмотрели фильм, куда-то рассосались, следующий показ. Нет общих мест, где гости фестиваля могли бы поговорить, найти общие темы. Мы приходили на пару вечеринок, но не встретили там ни одного европейского актера или режиссера, кругом только японцы, которые радовались собственному мероприятию. Мы немножко сами по себе, они немножко сами по себе — такая вот сегрегация. Ну потому что они совершенно другие, понимаете?
— Инопланетяне?
— Ну нет. Просто — другие. Жизнь у них другая, природа, религия. Люди камням поклоняются… Японцы живут по определенным правилам, которые чаще существуют ради правил, они превыше человека. Вся жизнь подстроена под некий коллектив. Но, возможно, эта история в первую очередь касается Токио — особый город, где сконцентрированы деньги, что влияет на жизнь. А если ты хочешь посмотреть другую Японию, аутентичную, где живут простые небогатые японцы, нужно побывать не только в Токио…
— Вам это удалось?
— Мы побывали еще в Киото. Я рада, что мы решили туда поехать. Всего за один день посетили несколько парков, храмов, театр, представление гейш. То есть было чем заняться. И благодаря Киото я как-то расслабляться стала, увидела какую-то другую Японию, в которой есть покой и тепло.
Надо пробыть в Японии минимум месяц, на мой взгляд. Путешествовать, иметь возможность ходить в какие-то нетуристические места. Но для этого надо иметь хорошего знакомого или проводника, желательно японца.
— Лена, что вы привезли из Японии в подарок для своих близких и чем порадовали себя?
— У меня был обычный шопинг, как у всех женщин. Ну почему мне не купить себе какую-то обновку? Я себя порадовала, но без особого фанатизма. Ничего такого специфически японского — ни кимоно, ни зонтов. Так, жвачки…
— Реально?
— Шутка. Купила в Киото веерочки бабушке, маме и себе. Все… И не удивляйтесь, я уже давно заметила, что каждые пять лет сувенирная продукция из квартиры выходит куда-то в сторону помойки. Поэтому я и стала жалеть свои финансы и не тратиться на пластик. Лучше сумку себе купить или что-то для хозяйства, чем 15 магнитов. Я знаю, что из Японии многие везут специфическую фармацевтику, но я этим не увлекаюсь, не знаю, какие таблетки нужны, какие пластыри — эта медицинская японская тема мимо меня прошла.
— У вас с Алексеем Германом складывается киношно-фестивальная история. «Воздух», ваш второй совместный фильм, участвовал в фестивале в Токио, а первый ваш совместный фильм, «Довлатов», — в Международном кинофестивале в Берлине. Там вы играете редактора, роль совсем небольшая. Почему согласились?
— Потому что сниматься меня пригласил именно Герман. Я реагирую или на людей, или на историю. С Алексеем Алексеевичем поработать я хотела. Он оказался художником непредсказуемым. У него можно накануне все отрепетировать, а потом прийти на площадку и услышать: «Сегодня мне приснилось, что жена меня бросила и мама прокляла, снимаем все по-другому!» Я не преувеличиваю.
— То есть сомнений, сниматься ли у Германа в «Воздухе», у вас тоже не было?
— Да, не было. Все сошлось: авторское кино, режиссер и тема — женщины на войне. Военные фильмы обычно густо населены мужчинами, и там все понятно: взрывы, рукопашные, долг и немного пафоса. А с женщинами сложно, слишком легко сконъюнктурить, проспекулировать даже, то есть выжать слезу — тонкое нежное создание погибает. И тут все зависит именно от взгляда художника. У Германа нет ни тени спекуляции. Автор отстранен, и это отстранение позволяет зрителю принять решение по поводу отношения к героям и событиям.
— Говорят, так, как Герман снимал в картине полеты, не снимал никто. В фильме с воздушными боями практически нет компьютерной графики.
— Алексей Алексеевич изначально не хотел прибегать к компьютерной графике. Они с Еленой Окопной, художником-постановщиком и художником по костюмам, провели колоссальную работу по поиску настоящих самолетов, сохранившихся с периода Великой Отечественной. Это было очень важно, ведь Лена Окопная — партнер, соратник и супруга Германа — фанатично погружена в предметный мир. Даже не знаю, кто больше отвечал за атмосферу в «Воздухе», кто больше создатель этого мира… Самолеты времен войны искали у нас в стране, но не нашли, они не сохранились. Их искали по всему миру, нашли в Чехии. Но привезти не смогли из-за закрытия границ во время ковида. Самолеты пришлось строить. В итоге у нас в картине было 12 воссозданных почти один в один «Як-1Б».
— Съемки были сложными и продолжались около четырех лет…
— Обстоятельства вмешивались. Часть времени откусила пандемия, нельзя было собираться больше определенного количества людей… Когда наконец начались полноценные съемки, казалось, на площадке мешает все, включая погоду. Финский залив должен быть во льду, он не застывал. Зима над нами издевалась. Очень многое в картине снято вопреки техническим возможностям. Чтобы вы понимали: мы стоим на Финском заливе, там приливы и отливы, и вода приходит очень быстро. Технику буквально приходилось хватать, собирать палатки и убегать на большой берег по лагам, которые выстроили рабочие. Из-за сильных ветров часть самолетов разрушилась, их постоянно восстанавливали, поэтому случались бесконечные остановки.
— Влажно, дикий ветер и холод — то, что вы описываете, — просто кошмар. Как от холода спасались артисты?
— Мы все утеплялись. Я, например, езжу на такого рода съемки с большой сумкой собственных утеплений. Еще пока индустрия термобелья не придумала ничего лучше яка, оренбургских платков, штанов с начесом и наших нормальных шерстяных панталон. Сейчас вроде чего только нет — и специальные грелки, и специальные стельки. Но старый дедовский способ — несколько толстых шерстяных носков, надетых друг на друга, — все равно чемпион по эффективности. В общем, на площадке мы грелись, спасались как угодно, например, горячую воду в пластиковые бутылки наливали и рассовывали эти бутылки по карманам, чтобы бедра греть. Руки — в карманы, и рукам тепло.
— Раньше на съемочной площадке вас не жалели — поливали ледяной водой из шланга, заставляли с температурой под сорок голыми руками развешивать мокрое белье в 25-градусный мороз. Теперь хотя бы берегут?
— Нет. Но опытным путем я поняла, что должна беречь себя сама. Раньше я кидалась во все тяжкие. Сказали: иди голая — я иду, сказали постоять и померзнуть — мерзну. Пальцы ног отморозила для искусства. И это не фигура речи! Это действительно случилось на съемках картины «Завещание Ленина» у Николая Досталя…
Вообще, мне все время не везет, очень часто я снимаюсь именно на холоде. Поэтому не то что его боюсь, а просто очень не люблю. И в данном случае тоже личный небольшой актерский подвиг и от меня, и от всей группы понадобился.
— Как вы снимали полеты?
— К 9-метровым подъемным кранам крепились тренажерные самолеты, чтобы сцены воздушных боев снимать крупным планом.
— И вы были в этих самолетах?
— Да. И эти самолеты горели, стекла сыпались в лицо, масло брызгало, нас вертели, крутили. И все на огромной высоте. Крыло горит, ты в наглухо закрытой машине, а все люди внизу. Страшновато… Особенно когда ты не настоящая летчица, а актриса. Я никогда раньше не участвовала в таких съемках.
То есть я могу себе представить, как снимался, например, «Авиатор» американский. Мы не будем вспоминать про Тома Круза, который, оказывается, сам в реальности с поезда на поезд прыгает, сайентологи — они такие. Про другие съемки и других артистов не знаю точно, как у них это все снималось, но, говорят, на «зеленке», и человек сидел в кабине, которая, может быть, даже и не двигалась. У нас все максимально двигалось, горело, шипело, и мы там находились внутри.
— Вы как-то были застрахованы?
— Никто нас не подвергал смертельной опасности. Да и среди актеров сейчас немного желающих, как Урбанский, прыгнуть в автомобиль, чтобы еще дополнительно заработать на каскадерских. А если бы актеры и хотели, ни один продюсер не разрешит им этого сделать, не будет рисковать жизнью актера или кого бы то ни было из съемочной группы. Все трюки выполняют профессионалы. Если снимают со спины или общий план, используется дублер, или каскадер, или специально обученные люди, которые умеют это делать, и ни у кого нет задачи «зажарить» актера. Никому не нужны проблемы с судом. Мы все делаем ровно то, что можем делать. На что учились.
— Какие фильмы о войне вам нравятся?
— Много интересных старых фильмов о войне. Мне очень нравится сериал «Щит и меч», фильм «В бой идут одни «старики». А еще «Служили два товарища», где снялись Ролан Быков и очень молодой Олег Янковский. Этот фильм не про героический пафос, а про настоящих людей с разными характерами, которые попадают в определенные обстоятельства. Тут героизм возникает как «сопутствующий товар». Вот такие истории мне интересны.
— Получается, вам близка тема войны? Вы ведь часто соглашаетесь на военные фильмы…
— Я не всегда соглашаюсь, потому что часто бывают не самые прекрасные сценарии. Иду, только если есть что играть, если в основе — судьба людей. Только тогда история трогает.
— Мне кажется, эта тема трогает всех, кто потерял родных людей. Герман в финальных титрах написал целый список близких, которым он посвящает фильм. Кому вы посвящаете эту свою работу?
— Всем. Вообще всем людям, которые участвовали в войне. В нашей стране война и потери коснулись каждой семьи. Это страшное наследие, с которым мы живем. У моей бабушки отец погиб на фронте практически в начале войны. Но прабабушка очень долго не могла поверить в это и ходила несколько лет за много километров на станцию встречать поезда. Каждый дом терял мужчин! Но есть еще важная тема, о которой не стоит забывать, — женщины принимали участие в Великой Отечественной войне наравне с мужчинами.
Как-то в чтецкой программе в сопровождении хора и симфонического оркестра к юбилею Победы мы со Светланой Крючковой читали «У войны не женское лицо» Алексиевич, она за автора, а я — письма. Еще тогда в мое сердце попала эта тема — участие женщин в войне. Их ведь героями стали считать и на праздники Победы как участников приглашать гораздо позже мужчин. И вообще информация о том, что у нас женщины воевали, замалчивалась долгие годы. Так что, когда этот сценарий мне пришел, я откликнулась на историю про простых девочек, которые пошли на фронт за Родину свою, за отцов, за матерей, за братьев, потому что выбора никакого жизнь не предоставила. Им хотелось бы влюбляться и целоваться, но они пожертвовали своими жизнями. Потому что по-другому нельзя… Конечно, этот фильм о войне совсем не стандартный и не шаблонный. Я счастлива, что снялась в нем.
— В каких фильмах мы еще увидим вас в этом году?
— Продолжаю осваивать новые жанры. Я про комедийный. Будет продолжение сериала «Что делать женщине, если у нее два любовника, а выбрать нужно одного». А еще неожиданная история — фильм, в котором я даже пою.
