Браки заключаются на небесах… Для одних это выражение об идеальном союзе звучит как метафора, для других — как поэтический образ, кто-то усматривает в нем божественный знак, а вот к жизни Даниила Спиваковского эта фраза применима в буквальном смысле.
— Наша встреча со Светой произошла в августе 2006-го. Лечу в Петербург на съемки фильма «Дом на Английской набережной». Сижу в кресле, кепку, как обычно, поглубже надвинул на глаза и вдруг… увидел ее, стюардессу. Не знаю, как это назвать — то ли это любовь с первого взгляда, то ли внутренний голос мне что-то нашептал...
Описать невозможно. Но оторвать взгляд от этой совсем юной девушки я уже не мог. Через 30 минут полета она подходит ко мне и просит автограф. Позже я сказал Свете: «Я так пристально смотрел на тебя из-под козырька кепки, что, наверное, приманил». Действительно, она же меня совсем не знала, а вот другие бортпроводницы узнали и ее подослали: пусть, мол, артист распишется. Поинтересовавшись, как девушку зовут, я написал: «Спасибо за хороший полет. Спиваковский — Светлане…» На этом наше общение в полете закончилось. Вернувшись в Москву, я стал разыскивать Светлану. Поскольку в тот день летел питерской авиакомпанией, начал искать какие-то связи в Пулково. Недели три продолжались мои безуспешные попытки — кому-то звонил, кого-то просил... Наконец через десятые руки меня связали с одним из служащих пулковского аэропорта.
Но едва я заикнулся о своей просьбе, он сказал: «Извините, помочь не смогу, и никто не поможет. Предприятие у нас режимное, и давать кому бы то ни было телефоны сотрудников запрещено». Тогда я написал записку и поехал с ней в Шереметьево, чтобы передать ее на борт самолета, летевшего рейсом № 136 — тем, которым тогда летел я. При этом я не знал ничего: ни какая конкретно бригада в тот день осуществляла полет, ни фамилию стюардессы. Хорошо хоть имя командира корабля запомнил. Тогда мне еще не было известно, что по правилам пилоты летают одной командой, а бортпроводниц все время распределяют на разные рейсы к разным экипажам. То есть, по сути, этим рейсом Света могла больше вообще никогда не полететь… Простояв в пробке на Ленинградке, к рейсу я опоздал.
Пришлось обратиться к представителю авиакомпании. Я спросил: «Как передать записку стюардессе?» Он говорит: «Дождитесь следующего рейса и отдайте с кем-нибудь из пассажиров». Жду. Начинается регистрация. Смотрю — выстроилась очередь из китайцев. Не через них же передавать! Как объяснить китайцу, что мне нужно?! Опять иду к представителю, прошу посодействовать. Он категорически отказывается: «Ничего передавать нельзя, так как в записке может быть угроза пилоту, да и вообще мало ли что...» Я стал умолять: «Ну пожалуйста, помогите! Прочитайте, и сами все поймете». А написал я, что ищу стюардессу Светлану, летевшую 19 августа 136-м рейсом, сообщил имя командира борта, подписался «Даниил» и оставил номер своего телефона. И была еще приписка, постскриптум: «Пожалуйста, не выбрасывайте мою записку, возможно, это судьба!»
Прочитав, он усмехнулся и сказал: «Ладно, передам…» И я поехал в театр. Вечером обнаруживаю на мобильнике неотвеченный вызов с кодом 812. Звоню: «Здравствуйте, Света!» — «Здрасте». Начинаем разговаривать, и вскоре она говорит: «А я ведь не та Светлана, которую, очевидно, вы ищете. Но я поняла, кого вы имеете в виду. Нас действительно две Светы, и мы обе летели тем рейсом. Я дам вам правильный телефон». Оказалось, они подружки… Когда наконец я позвонил «моей» Свете со словами «Я вас искал, давайте встретимся», она решила, что это розыгрыш. Никак не могла поверить в то, что все так и есть. Но все же поверила, согласилась встретиться, однако… Мы никак не могли эту встречу осуществить. Физически. Светлана жила в Петербурге, я — в Москве, она летала по всем странам и городам, я постоянно был занят в театре и в кино… Наконец свершилось.
Мне нужно было уезжать из Питера, где я снимался в «Доме на Английской набережной», в Минск — на съемки фильма Владимира Ивановича Хотиненко «1612». И в этот день мы со Светой встретились — буквально 15 минут посидели в кафе на улице Гороховой рядом с Витебским вокзалом. Тогда же я спросил, сколько ей лет, она сказала: «Девятнадцать…» Я ответил: «А мне — тридцать семь». Удивительно, но я не чувствовал разницы в возрасте, с этой девушкой мне было очень комфортно. Светлана проводила меня к поезду. После этой встречи я еще раз убедился в том, что искал Свету не напрасно. А она… пропала. Совсем. Не отвечала ни на звонки, ни на эсэмэски. Потом выяснилось: настолько серьезно отнеслась к нашей встрече, что хотела проверить возникшие чувства — и свои, и мои. Месяца полтора меня мучила… И все-таки потихонечку мы начали встречаться, и Новый, 2007 год отметили уже вместе — в ресторане в компании моих друзей.
После этого сближались все больше. У Светы бывали перелеты с ночевкой в Москве: она прилетала последним рейсом, а ранним утром улетала. Каждый раз отпрашивалась у командира корабля, и иногда ее отпускали на ночь, хотя это и было запрещено. Мы ездили по ночной Москве, где-то ужинали, разговаривали, очень много рассказывали друг другу о себе. Так наши взаимоотношения незаметно переросли в роман.
— Как же вы сделали предложение?
— Произошло это в вагоне поезда. Мы ехали из Санкт-Петербурга в Москву, но я должен был выйти на полпути, в Твери, где проходили съемки сериала с моим участием. Вот тогда, в дороге, и сказал: «Светка, я хочу, чтобы ты стала моей женой».
Она просто ответила: «А я согласна». И неожиданно заплакала… Свадьбу мы сыграли в ноябре.
— Светлане пришлось радикально изменить привычный образ жизни?
— Да. Но когда я спросил: «Как ты смотришь на то, чтобы переехать в Москву?» — она согласилась очень спокойно. Просто собрала чемоданы и перебралась ко мне. Так же легко попрощалась и со своей работой. Я сказал: «Все, Светка, пора выпускать шасси» — и никаких возражений с ее стороны не было. Потому что прекрасно понимала: мы любим друг друга, а значит, должны быть вместе. Сейчас Света учится в институте на факультете дизайна. Будет дизайнером интерьеров. Пришла на первый курс, будучи беременной Даней. Первую сессию сдавала с пузом. Ей говорили: «Берите академку, кормите, а потом восстанавливайтесь в вузе».
Но она не бросила, мужественно преодолела все трудности. И сейчас, имея уже двоих детей, одного из которых, между прочим, кормит, продолжает учиться. Ну что тут скажешь? Молодчина! Вот это я называю «по-спиваковски».
— А что значит «по-спиваковски»?
— Это уметь преодолевать все трудности честно и бескомпромиссно. Так заведено в нашей семье. Меня воспитывали мама, бабушка и дедушка. Семен Давыдович прожил долгую жизнь, ушел из жизни в возрасте 93 лет. Военный летчик, прошел всю войну, потом служил в гражданской авиации — был пилотом первого класса, командиром корабля, летал до 65 лет. Благороднейший человек, и при этом красавец, душа компании, острослов. Дед был для меня примером настоящего мужчины во всем, и в первую очередь в том, как он относился к моей бабушке, с которой они прожили душа в душу 59 лет, и к маме, так много добившейся в жизни (Алла Семеновна Спиваковская — профессор МГУ, доктор наук, известный российский психолог и психотерапевт. — Прим.
ред.). Так как я был в семье единственным ребенком, рос довольно избалованным. Как говорится, лучший кусок всегда доставался мне. И, должен признаться, какие-то элементы той балованности во мне сохранились до сих пор. К счастью, сейчас это проявляется в меньшей степени, чем прежде. Но все равно я бываю и капризным, и своенравным, люблю, чтобы многое происходило по-моему, и мои близкие испытывают все это на себе… Но вот что важно: меня дома никогда не ругали. Хотя, по правде говоря, и я своим родителям никогда не доставлял серьезных проблем. Никаких возрастных кризисов у меня не было.
Ни в тридцатилетнем возрасте, ни в подростковом. Жизнь была так бурно наполнена всякими увлечениями, занятиями, а в дальнейшем работой, что я всегда пролетал над всеми сложными периодами, не замечая их…
— Актерское ремесло когда вас увлекло?
— Еще учась в школе, я посещал театральную студию при Дворце пионеров на Ленинских горах. Ездил даже со спектаклями на гастроли в другие города. Но в 15 лет театр свой оставил, потому что, решив пойти по стопам мамы, стал готовиться к поступлению в университет на психфак. Однако провалился, не добрав одного балла.
— При маме — преподавателе МГУ?!
— Да, и в этом тоже принцип нашей семьи, дед нас так воспитал. По его примеру ни мама моя, ни я никогда в жизни не пользовались никакими протекциями, не получали льгот, скидок и послаблений. Все то, что у нас есть, заработано честным трудом. И я горжусь этим… В общем, в 17 лет я пошел работать санитаром в психиатрическую клинику, где проработал год, до следующих вступительных экзаменов. Со второго раза на психфак я поступил, однако через два месяца учебу пришлось прервать. Осенью 1987 года отсрочку от армии студентам отменили, и я, как и все ребята моего, 1969-го, года рождения, попал в так называемый ленинский армейский набор. Служил в войсках связи.
— Ну и как, не надломила избалованного мальчика из интеллигентной семьи армейская жизнь?
— Это была настоящая армия, где меня действительно обучили воинским навыкам — и умению стрелять из разного вида оружия, и каким-то тактическим знаниям.
А ужасающих историй, о которых сегодня рассказывают некоторые ребята, у меня не было. Какие-то элементы дедовщины, конечно, проявлялись, но, честное слово, в очень разумных пределах. Да, приходилось драться, но это же нормально для мужского коллектива. Как же в армии без драк? Всякое бывало — и я кому-то мог врезать, и меня поколачивали. До сих пор вот челюсть иногда выскакивает. Но такое случалось нечасто. И, кстати, драки не имели никакого отношения к дедовщине, скорее это были какие-то мальчишеские дуэли. И знаете, что я скажу, не кривя душой? Служба меня очень закалила. Все-таки я имел в большей степени материнское воспитание, был совсем домашним ребенком.
А из армии вернулся совершенно другим человеком — более мужественным, смелым, научился держать удар. И, кстати, если говорить откровенно, когда поступил в университет, я был еще ребенком, на самом деле к обучению не готовым. А вот восстановился на факультете, будучи уже человеком кое-что в жизни повидавшим.
— Не совсем понятно, на каком этапе стало реализовываться ваше актерское призвание.
— Я пошел в театр МГУ, который тогда был очень популярен. В нескольких спектаклях там даже играли профессиональные актеры. И они мне как-то сказали: «Слушай, старик, а ты никогда не думал стать артистом?» Я говорю: «Нет, мне вполне хватает самодеятельности».
Но они посоветовали попробовать поступить на актерский факультет. И вот, сдав сессию на все пятерки, я за компанию с группой ребят, которые из года в год штурмовали театральные вузы, пошел на прослушивания. Поскольку мне было все равно, чувствовал я себя абсолютно раскрепощенным, и это давало мне какую-то особенную свободу, вольность, которая пришлась по душе преподавателям. Видимо, из-за того, что относился к поступлению без фанатизма, я прошел туры сразу в три вуза. Но принял однозначное решение идти в актерскую группу режиссерского факультета ГИТИСа на курс к Гончарову.
— Университет бросили?
— В том-то и дело, что нет. Умудрился окончить два вуза. Это была афера. Когда стало понятно, что я прошел по конкурсу, надо было подавать в ГИТИС документы.
И прежде всего аттестат о среднем образовании, который, естественно, лежал в университете. Собрался семейный совет: мама, бабушка и дедушка. Они сказали: «Театральный вуз — дело, вероятно, хорошее, но постарайся все-таки окончить университет». Сначала я подумал: «Но это же чисто технически невозможно осуществить, ведь в любой вуз нужно подавать оригиналы документов!» Но у Спиваковских есть еще и такой принцип: безвыходных ситуаций не существует. Я пришел в свою школу и сказал, что потерял аттестат. «Где?» — спросили меня. «В метро», — легко соврал я. «Принесите справку из бюро находок». Я обратился в бюро находок метрополитена. Там поинтересовались, на какой станции произошла потеря документа. Назвал первую пришедшую на ум. Мне предложили зайти завтра. Зашел.
Получил справку: «Не найден», с печатью. С ней я снова явился в школу, они дали запрос в роно. Через неделю был выписан дубликат моего аттестата. Так я стал одновременно учиться в двух высших учебных заведениях и получать сразу две стипендии. Бегал туда-сюда, благо оба вуза находятся рядом. Лекции иногда можно было пропускать, а в сессию бывало трудновато, приходилось даже в один день сдавать два экзамена.
На факультете психологии ко мне относились более лояльно. Все уже понимали, что я — актер и это будет основной моей работой. Однако все экзамены я сдавал честно и диплом защитил без поблажек и скидок. Другое дело, что иногда приходил на экзамены с билетами на мои спектакли. (С улыбкой.) Давал, так сказать, взятки борзыми щенками… А вот от Гончарова свое параллельное обучение я тщательно скрывал.
Когда Мастер брал меня на курс, он сказал: «Человек, решивший стать артистом, обязан отдавать себя своему делу целиком, без остатка. Университет тебе надо немедленно бросить. Ты должен заниматься только актерской профессией». Я согласился: «Ага», держа фигу в кармане. И продолжал совмещать учебу. Впоследствии, уже окончив оба вуза, рассказал обо всем Андрею Александровичу, и он был за меня очень горд. Потом, уже в театре, когда я стал профессиональным актером, — а в труппу меня приняли автоматически, так как я начал играть в спектаклях еще студентом, — Гончаров иногда говорил: «Ну, где этот мой, с двумя высшими образованиями?..»
— Рассказывают, что Андрей Александрович очень подавлял людей, бывал чрезмерно жесток, мог отругать по полной, накричать, даже оскорбить...
— Всякое бывало.
Допустим, на первом курсе он в меня пепельницей запустил — не нравилось, как я репетировал, не мог от меня чего-то добиться, вот и кинул. (Усмехнувшись.) Хорошо, не долетела… Конечно, он был непростой человек. Но надо же понимать первопричину его срывов, нетерпимости. Он ненавидел рутину, скуку, не выносил в актерах спокойствия, безразличия, ленивости. Заставлял артиста жечь свои нервные клетки. И когда у кого-то из нас не хватало сил, он кричал и возмущался, но только потому, что требовал раскочегариваться, заводил таким образом, как мотор. Зато если в работе все шло хорошо, если актеры покрывали своей энергетикой его, а уж тем более зрительный зал, Гончаров был невероятно счастлив. Сидел, смеялся и потирал руки от удовольствия…
Встреча с этим Мастером для меня поистине судьбоносная. Конечно же все мои успехи в профессии — прежде всего его заслуга, очень много он мне дал.
— В кино вы заявили о себе довольно поздно. Не приглашали или Гончаров не пускал?
— Видите ли, мне вполне хватало ролей в театре, и идеи фикс сниматься у меня не было. Вероятно, потому, что, когда мы закончили учебу, наша страна погрузилась в пору безвременья — кино практически отсутствовало, сериалов не было в помине… И попал я в кинематограф совершенно случайно. Сидел в коридоре «Мосфильма», ждал проб на какую-то эпизодическую роль. Мимо проходила ассистентка по актерам. Как мне потом рассказали, заметив меня, шепнула коллеге: «Какой смешной парень сидит — худой, сутулый, надо показать его Сергею Газарову».
Меня привели к режиссеру, который тогда начинал снимать комедию «Темная лошадка». В сценарии был выписан толстый персонаж. Увидев меня, режиссер сразу сказал, что на роль я не подхожу. Но после уговоров, вздохнув: «Так и быть», решил попробовать. Вечером этого же дня я был утвержден. А продюсером этой комедии оказался Валерий Тодоровский, который после съемок пригласил меня на главную роль в свою картину «Мой сводный брат Франкенштейн».
— Который принес вам известность. Как ощутили себя в новом состоянии популярного артиста?
— Знаете, я всегда считал, что звездная болезнь обязательно должна быть. Не только у артистов, а вообще у людей всех профессий. По-моему, каждому человеку нужно понимать, что он лучше других, неповторим, а значит, то, что делает он, никто не сделает лучше.
Такое самоощущение дает чувство уверенности, которое необходимо всем, а актерам прежде всего. Другое дело, что такая «болезнь» должна оставаться только внутри человека, недопустимо, чтобы она инфицировала окружающих. Так что к своей узнаваемости я относился и отношусь абсолютно спокойно. Только очень стесняюсь ее, всегда кепку надвигаю на глаза как можно глубже. Теряюсь, когда люди на улице здороваются, улыбаются, хотя это и приятно. И уж конечно, специально никак не использую преимущества своей узнаваемости. Хотя некоторые дивиденды невольно получаю. Скажем, инспекторы ГАИ отпускают, правда, серьезных нарушений я не делаю. Или в родном ЖЭКе удается оформить какие-то муторные справки в обеденный перерыв сотрудников, избежав стояния в очереди.
Вот за это большое спасибо… А что касается звездности как некой актерской капризности — нет, это совсем не про меня. Поверьте, мне совершенно все равно, каким видом транспорта ехать, в какой жить гостинице, чем питаться на съемочной площадке. Я слово «райдер» узнал только года три назад. И знаете, из чего состоит райдер Спиваковского? Из работы со сценаристом, с режиссером, с реквизитором, с художником по костюмам до начала съемок... Вот тут я могу быть капризен, требователен, буду спорить до хрипоты, если мне что-то неудобно…
— Даниил, вы женились в довольно зрелом возрасте. А как до этого у вас складывались отношения с представительницами слабого пола?
— Нормально, но, что называется, постольку-поскольку.
Я был слишком поглощен сначала учебой, а потом работой. Но тем не менее определенный опыт личных взаимоотношений имелся. Бывали и влюбленности, и увлечения, и встречи, и расставания, и переживания — все случалось, но как-то не выходило это на первый план. Мои родные на протяжении многих лет время от времени задавали вопрос: «Даня, не пора ли обзавестись семьей и подумать о детях?» На что у меня всегда был один и тот же ответ: «Не встретил я еще ту женщину, которую хотел бы видеть матерью моих детей». А вот увидел Свету и понял: встретил.
— Ребенка хотели?
— Конечно. Специально мы со Светой эту тему не обсуждали, но (с улыбкой) все делали для того, чтобы малыш появился на свет. И 7 апреля 2008 года родилась наша дочка.
С каким же нетерпением мы ждали ее все эти девять месяцев! Очень серьезно готовились к рождению: консультировались со специалистами, читали специальную литературу, полностью оборудовали детскую комнату... В день, когда Даша родилась, у меня были назначены съемки в картине «Мой муж — гений». В 9 утра меня должна из дома забрать машина. А я — в роддоме. Измучил замечательного доктора Елену Игоревну Спиридонову, у которой рождались и Даша, и Данька. Все время дергал вопросами: «Скажите, ну когда уже Света родит? В котором часу? Сколько еще ждать по времени?» — «Ну как это можно точно сказать? — улыбалась она. — Могу только предположить примерно». — «Нет, мне надо знать точно». — «Даниил, слушайте, ну хватит уже, — начинала сердиться. — Откуда я могу знать? Да и зачем вам такая точность?!» — «У меня — график, съемки…»
Я оставался рядом со Светкой весь и пред- и послеродовой период, а вот на самом таинстве рождения присутствовать не стал. Мы с ней так договорились. Решили, что какая-то тайна все-таки должна остаться. Когда Света поняла, что Даша вот-вот появится, она сказала мне об этом, и я вышел за дверь. Но едва услышал детский крик, тут же зашел обратно. Увидев дочку, испытал какое-то неописуемое счастье… Даша не подвела, родилась в 8:50. То есть я успел сесть в машину в назначенное время — единственно только попросил водителя съемочной группы подъехать не домой ко мне, а прямо к роддому.
А вот поприсутствовать на родах у Данечки я, к сожалению, не смог. Хотя был уверен, что успею. В конце минувшей весны я снимался в Польше в сериале «Контригра». Последний съемочный день приходился на первое июня.
Но режиссер Елена Николаева вдруг придумала новую сцену, в которой мой персонаж должен появиться в самом финале картины. И они с продюсером попросили меня задержаться на день — для дополнительной съемки. Остался. И именно в этот последний съемочный день — 2 июня — родился Даня. По-моему, это здорово, очень символичный знак…
— Близкие с той и с другой стороны одобрили ваш со Светланой союз?
— Родителей Светы, как ни странно, совершенно не смутила моя с их дочерью разница в возрасте. Гораздо больше их тревожило то, что я живу в другом городе, ну и, разумеется, моя профессиональная принадлежность — все-таки иллюзия о ветрености артистов очень распространена. Но, узнав меня поближе и увидев мое отношение к их дочке, они успокоились.
Мне семья Светы очень понравилась. Ее родители — люди простые, труженики, которые так же, как и мои родные, всего в жизни достигли честным трудом. Отец — строитель, сейчас строит объекты для Олимпиады в Сочи. Они все вызывают у меня большое уважение… А мои, когда узнали, что я наконец готов к серьезным семейным отношениям, были очень довольны. «Прекрасная девушка», — сказали мне после знакомства со Светланой. Бабушку только обеспокоил слишком юный возраст моей избранницы. Но, по-моему, разница в возрасте между нами вообще не чувствуется — ни для нас самих, ни для окружающих... Мы со Светкой во всем очень совпадаем — мыслим совершенно одинаково, говорим на одном языке. Поэтому разногласия, а тем более споры, у нас возникают крайне редко.
И когда меня спрашивают: «На какой возраст вы себя оцениваете?» — я не могу однозначно ответить. Хотя по годам уже давно не юноша, по-прежнему чувствую в себе какую-то детскость. Которая с появлением своих детей стала проявляться еще больше. И это здорово. А Света, невзирая на свою юность, не по возрасту умна, я сказал бы даже, мудра. Удивительно тонко чувствует людей, точно характеризует их, блестяще оценивает фильмы, спектакли, игру актеров, в частности и мою. При том, что не имеет специального образования ни в сфере психологии, ни в сферах кино и театра… Вообще, отматывая жизненную пленку назад, я пришел к выводу: хотя вся моя жизнь состоит из цепи случайностей, все в ней происходило не случайно, а очень закономерно — именно тогда, когда должно было произойти. Вот вроде бы все у меня получалось довольно поздно: в театральный поступил в 21 год, в то время как многие мои однокурсники пришли после школьной скамьи; сниматься начал только в 33 года; Свету встретил в 37 лет; а первый ребенок родился, когда мне уже исполнилось 38...
Казалось бы, по общепринятым меркам, все с опозданием. Но нет, не поздно все это произошло, а именно тогда, когда должно. Актерское образование стал получать, когда приобрел определенный жизненный опыт. Сниматься начал, будучи уже профессиональным театральным актером. Семью создал, когда твердо встал на ноги — появилась финансовая независимость, и мне было куда привести жену, детей. А значит, встреча наша со Светой при всей своей внешней случайности была абсолютно закономерной… И я готов подписаться под словами Анатоля Франса: «Случай — псевдоним Бога, когда он не хочет подписаться своим собственным именем».
