«Азима приняла православие, они с Петренко сыграли свадьбу. Многие друзья посчитали этот шаг предательством по отношению к Галине Кожуховой и ее сыну Михаилу, знаменитому тележурналисту. В прессе началась травля. Алексей Васильевич впал в затяжную депрессию», — рассказывает Вячеслав Голиков — аккомпаниатор Алексея Петренко, артист Театра Елены Камбуровой.
САлексеем Васильевичем Петренко я познакомился в 1995 году в речном круизе Москва — Ярославль — Москва. Я оказался там с Еленой Камбуровой, которой уже много лет аккомпанирую, а Алексей Петренко — с бандуристом Василием, с которым тогда выступал на концертах. Петренко пел удивительно, его голос магнетически действовал на слушателей, буквально завораживал. Для всех нас эта поездка была и работой, и отдыхом — приятное с полезным.
В один из дней давали концерт мы, в другой — они. Конечно, познакомились, общались, выпивали. Через некоторое время после круиза звонит мне Алексей Васильевич и спрашивает: «Слава, можешь помочь? Чего-то Вася у меня периодически пропадает и на связь не выходит, а живет он на Украине — и это очень осложняет работу. А у меня планируется творческий вечер, мне нужно подыграть несколько песен». Я, конечно, согласился.
В то время отечественный кинематограф переживал упадок — фильмов снималось мало, а если и снимались, то качество оставляло желать лучшего. Собственно, поэтому Петренко и петь начал, говорил: «Слава, ты не представляешь, что мне предлагают в кино, лучше концерты, чем участвовать во всем этом». Фильмы такого качества и уровня, как «Агония» или «Жестокий романс», вошедшие в золотой фонд отечественного кино, больше не снимали…
Как-то Алексей Васильевич рассказывал, как его — тогда еще мало кому известного артиста — пригласили сниматься в фильм «Агония». Режиссер Элем Климов был большим поклонником Алисы Фрейндлих и, оказавшись в Ленинграде, пошел в Театр Ленсовета посмотреть на нее в роли Катерины Ивановны в спектакле «Преступление и наказание». А Свидригайлова там играл Петренко.
В это время Климов уже вовсю готовился снимать фильм о Григории Распутине. Работа шла очень тяжело, неоднократно переписывался сценарий, менялись концепция и название. И никак не находился актер на главную роль, а тут ошибиться с выбором было никак нельзя. Климов пробовал Анатолия Папанова, Евгения Евстигнеева, Михаила Ульянова, но все не то. Больше всего ему нравилась проба Леонида Маркова, и режиссер уже склонялся к его кандидатуре. И тут увидел Петренко…
Интересно, что Алексей Васильевич тогда ничего не знал о Распутине, в советские годы информация об этой личности была не слишком доступна. Но Петренко очень хотел сниматься в кино и решил «загипнотизировать» режиссера и оператора картины. О чем бы его ни спрашивали во время беседы, что бы он ни отвечал, Алексей Васильевич очень пристально, не отрываясь, смотрел то на Климова, то на оператора Калашникова и мысленно диктовал «возьмите меня». В результате у него оказался именно такой взгляд, какой и нужен для этой роли, и Петренко пригласили на пробы, которые он успешно прошел.
Работа оказалась очень тяжелой. Съемки несколько раз останавливали, картину пытались закрыть, на преодоление всех препон ушло четыре года — как тут не задуматься о мистике? Климов был очень требователен к артистам, особенно к исполнителю роли Распутина. И все четыре года Петренко был погружен в страсти и терзания старца Григория… Фильм был закончен в 1975 году.
В зале на первом просмотре картины был врач, и он спросил Климова: «А актер, сыгравший главную роль, выжил?» Да, Петренко выжил, но к концу съемок у него случился инфаркт — и это в 35 лет! На съемки финальной сцены — убийства Григория — его привезли на «скорой помощи» из больницы под расписку. На этом злоключения фильма не закончились — готовое кино положили на полку на целых десять лет. В СССР в прокат картина вышла только в 1985 году. Хотя за границей «Агонию» показали четырьмя годами раньше, и фильм произвел фурор.
Климов мечтал снять «Мастера и Маргариту» и обещал Петренко пригласить его на роль Понтия Пилата. Но Элем Германович так и не снял этот фильм. А когда другой режиссер — Юрий Кара — предложил Петренко сыграть Пилата в своей экранизации романа, Алексей Васильевич отказался. Из солидарности с учителем, коим он считал Климова. Как говорил сам Алексей Васильевич: «Агония» — это мой «Байконур», а Климов — ракета, которая вывела меня на орбиту». После «Агонии» предложения сниматься в кино последовали одно за другим: «Двадцать дней без войны», «Ключ без права передачи», «Женитьба», «Сказ про то, как царь Петр арапа женил»…
В роли Петра I режиссер и сценарист Александр Митта сразу видел Петренко. Высокий (190 см), мощный, темпераментный — он идеально подходил. Но в советской системе кинопроизводства нужно было предоставить худсовету на выбор кинопробы разных артистов. И популярные актеры отказывались даже пробоваться на Петра, зная, что эту роль все равно отдадут Петренко. В итоге режиссер, чтобы соблюсти формальности, провел кинопробы чуть ли не со статистами. Партнером Алексея Васильевича в этом фильме стал Владимир Высоцкий. Они уважали и ценили друг друга, Высоцкий даже бывал у Алексея Васильевича дома. Была лишь одна проблема: большая разница в росте.
Пришлось для Высоцкого сшить сапоги на очень высоком каблуке, чтобы хоть как-то сократить разницу в росте между партнерами. Интересно, что первоначально роль Петра была не такой большой. Но Александр Митта был настолько очарован темпераментом Петренко, что стал развивать линию царя уже в процессе съемок — придумывал для Алексея Васильевича все новые и новые сцены. Изменилось и название фильма — первоначально он назывался «Арап Петра Великого», а стал «Сказ про то, как царь Петр арапа женил». Конечно, это не могло не огорчать Высоцкого, он даже не без горечи шутил: «Меня брали на главную роль, а в итоге я оказался после царя и запятой».
На самую первую репетицию после нашего знакомства Алексей Васильевич пригласил меня к себе домой. С супругой Галиной Петровной Кожуховой они жили на Никитском бульваре, в «доме полярников» напротив Дома журналиста. Хозяева были очень хлебосольными, сразу усадили меня за стол, накормили, напоили, а потом мы уже стали репетировать несколько произведений, которые Алексей Васильевич планировал исполнить на вечере. Первая наша поездка была в Ростов-на-Дону. Моим аккомпанементом Алексей Васильевич остался удовлетворен, сказал: «С тобой удобно работать, ты и живешь рядом, и толковый вроде».
Постепенно мы стали добавлять в программу то одну композицию, то другую. Тогда еще не было интернета, я ходил в библиотеку Гоголя неподалеку от их дома и отыскивал нужные ноты. Петренко нравились классические произведения, даже оперные арии — особенно из «Руслана и Людмилы» ария Фарлафа, которую некогда исполнял Шаляпин. Мы пробовали адаптировать классические оперные партии под гитарный аккомпанемент вместо оркестрового сопровождения. На своих концертах Петренко обыгрывал это шуткой: «Сейчас заезжий артист погорелого театра исполнит вам оперную арию...» Ну а еще Алексей Васильевич пел украинские народные песни и романсы, читал стихи, обязательно басни Крылова, в том числе свою коронную «Ворона и Лисица». Так постепенно у нас выстроилась полуторачасовая программа-концерт, с которой мы начали ездить по городам и весям. А на гастролях времени много, после выступлений я всегда приходил к ним с Галиной Петровной в номер, мы ужинали, что-нибудь выпивали для настроения и общались…
Родился Алексей Васильевич на Украине, на Черниговщине, в крестьянской семье, его родители были из казацкого рода. В свое время они не приняли коллективизацию и отказались вступать в колхоз, за что их раскулачили, а отца отправили на строительство канала Москва — Волга. Чудом Василию Петренко удалось сбежать из лагеря, после чего он вернулся на Украину и какое-то время прятался в лесах под Черниговом. Туда к нему приехала жена. Благодаря товарищу, который к тому времени стал председателем совхоза, Василия Петренко приняли на работу. Времена были очень трудные, жили бедно, один из двух сыновей, родившихся у супругов, умер в голодные годы. Поэтому, когда жена снова забеременела, Василий был категорически против. Но, вопреки воле мужа, она сохранила ребенка, и родился Алексей.
Алексей Васильевич вспоминал, что, когда был совсем маленьким и чего-то хотел, падал на спину и закатывал истерику — дрыгал ножками и кричал. Маме это быстро надоело, однажды она просто взяла прут и начала сыночка охаживать. И с тех пор Алешу пороли регулярно. И было за что — он рос мальчишкой неспокойным. Село Чемер, где они жили, довольно большое, имелся там и Дом пионеров, а в нем драматический кружок. Когда Алеша туда записался, мать его поддержала, а вот отец был категорически против — ходил к заведующему кружком и просил отчислить сына. Не считал это серьезным занятием. И все же, окончив школу, Петренко поехал поступать в Киевский театральный институт. Не поступил — провалил русский язык и сочинение. И на следующий год — то же самое. В перерывах между попытками Алексей поработал на заводе: в первый год освоил профессию слесаря, а на второй год увидел объявление, что требуется молотобоец, и пошел в кузнечный цех.
Так и не покорив театральный институт в Киеве, Петренко поехал поступать в Харьков, там приглянулся председателю комиссии — украинскому актеру и педагогу Трофиму Ольховскому. И тот уговорил педагогов «натянуть» талантливому парню оценки на общеобразовательных экзаменах. Так Петренко наконец поступил в театральный институт. Во время учебы в Харькове он познакомился со своей первой женой. Алла Сандлер училась в консерватории на вокальном отделении и однажды, увидев статного Петренко на каком-то студенческом вечере, сама пригласила его на танец. На пятом курсе они поженились, потом родилась дочка — Полина. Петренко играл в украинских театрах: в Запорожье и в Мариуполе. А потом знакомые порекомендовали молодого артиста режиссеру Театра Ленсовета — Игорю Владимирову. Это было чудо: Петренко пригласили переехать в Ленинград. Больше десяти лет он служил в Театре Ленсовета, пока не встретил главную любовь своей жизни — журналистку Галину Кожухову и не переехал к ней в Москву.
Их познакомила Лидия Федосеева-Шукшина, они с Петренко вместе снимались в фильме Динары Асановой «Беда», играли супругов. А Галина Петровна дружила с Лидией Николаевной и как-то раз, проездом из Таллина в Москву, остановилась в Ленинграде и позвала подругу повидаться. Кожухова была женщиной очень авторитетной — долгое время заведовала театральным отделом газеты «Правда». Весь сценический мир ее знал и уважал, своей рецензией она могла «убить», а могла и «поднять».
В гости к ней в номер люкс гостиницы «Европейская» Федосеева-Шукшина позвала за компанию и Петренко. И случилась любовь с первого взгляда. В тот же вечер Алексей Васильевич уже качал невысокую Галину на руках, а рано-рано утром пришел провожать ее на поезд. Вскоре Театр Ленсовета отправился на гастроли в Москву, и Петренко остановился не в гостинице, а у Кожуховой. А потом и вовсе переехал к ней. С первой супругой Аллой Сандлер после 14 лет брака он развелся и больше не встречался. К сожалению, расстроились отношения и с дочерью Полиной… Насколько я знаю, сейчас Полина и Алла живут в Германии.
К этому времени Петренко уже снялся в своих главных фильмах и в Москве без труда нашел работу — сам Анатолий Эфрос пригласил его в Театр на Малой Бронной. А Галина Петровна, напротив, оставила свою успешную карьеру и посвятила себя мужу. У Кожуховой и Петренко был очень гармоничный и счастливый брак. Они практически не расставались — во все гастрольные поездки тоже отправлялись вместе. Очень интересно было наблюдать трогательные и трепетные отношения этой пары. Он высокий, статный, а она маленькая, кругленькая, едва доставала ему до плеча. Они надевали маленькие рюкзачки на спину, как два туриста, и, взявшись за руки, отправлялись в путь. Он ее ласково называл Галюся, Пятачок, Пятак, Клепа. А она его на украинский манер Батька или Бусел, что переводится как «аист».
Когда дела не держали их в Москве, супруги уезжали на дачу в деревню Никольское, сейчас это уже Реутов — город практически съел частный сектор. У них был там двухэтажный деревянный дом. Алексей Васильевич называл себя «деревянным» человеком — жить он предпочитал, как в детстве, на природе, любил копаться в земле, сажал картошку, зелень, занимался садом — у него росли яблони и вишни. На участке, кроме дома, была еще маленькая пристройка в виде украинской мазанки с русской печкой внутри — это был подарок Галины Петровны. По участку все время бродили какие-то коты. Все они были с непростой судьбой, Алексей Васильевич их где-то подбирал — раненых, побитых — и выхаживал. Я помню, как ни приедешь, он то к ветеринару с котом собирается, то только вернулся от ветеринара.
Было у Алексея Васильевича хобби: он квас любил делать. Но не просто хлебный квас, как мы привыкли, а такой, чтобы с градусом. Причем делал разные сорта, собирал рецепты — очень этим увлекался. Под это дело он даже специальный сарайчик построил в глубине участка. Петренко разливал свой квас в бутылки из-под шампанского, закупоривал, и бутылки эти время от времени взрывались. Так что Алексей Васильевич стал заходить в свою «лабораторию», только надев маску сварщика.
Однажды к Петренко в гости приехал священник — его духовник. И Алексей Васильевич подарил ему несколько бутылок своего кваса. В следующий раз батюшка приехал в гости к артисту со своей матушкой, и она говорит: «Алексей Васильевич, спасибо большое, вы мне так помогли! Я столько лет упрашивала мужа сделать ремонт в квартире, но тщетно. Зато теперь, после того как мы открыли ваш квас, ему волей-неволей пришлось заняться ремонтом».
В 1996 году мы с Алексеем Васильевичем отправились в Америку. И вот гуляем по пригороду Вашингтона, отошли совсем немного от гостиницы, смотрим — вокруг какие-то огороды. Все очень похоже на наши шесть соток, только заборов нет, и все овощи гораздо крупнее и пышнее — подсолнухи в два человеческих роста, огромные кусты помидоров, капуста, арбузы… Алексей Васильевич говорит: «Доставай камеру, будем фильм снимать». А я как раз перед поездкой купил японскую видеокамеру. Петренко уверенным шагом направляется в посадки, поднимает с земли тяпку и принимается окучивать грядки. Потом говорит: «Коллеги-актеры, бросайте вы эти артистические дела, переезжайте сюда к нам в Америку: земли много, климат хороший, будете жить в достатке.
Я, например, как эмигрировал — ни в чем себе не отказываю. — И обводит рукой «свои владения». — Вот моя земля, вон мой особняк и мои машины, а вон мой мотоцикл — это когда я сильно напьюсь, сажусь на него и гоняю вокруг огорода». При этом время от времени Алексей Васильевич прикладывается к бутылочке с водой, но на камеру говорит: «Это наше калифорнийское белое вино, делает мой приятель, тоже русский эмигрант — лучше вина в мире нет. Хорошо поработал — хорошо отдохнул» — и начинает на глазах пьянеть, походка становится неуверенной, ноги заплетаются, речь сбивается… Слава богу, что не появились хозяева плантаций и не вызвали полицию. К финалу нашего «фильма» Петренко уже еле на ногах стоял, снял майку, расстелил ее на земле и улегся отдыхать прямо на обочине шоссе. И так это все было сыграно органично и достоверно, что, когда я спустя 24 года смотрю эти кадры, сам не могу поверить в то, что на самом деле Алексей Васильевич абсолютно трезв…
Бывали мы с ним и в Лондоне — тоже с концертами, два раза. Петренко туда приглашали по линии Русской православной церкви, и мы выступали с приходским хором. Нас поселили в семье одной женщины из Симферополя и ее мужа — английского грека, музыканта — очень приятные люди. Их уютный дом находился за городом — в нескольких остановках на электричке от вокзала Виктория в центре Лондона. И вот мы с Алексеем Васильевичем идем на электричку. Приходим на станцию, а касса закрыта… Что делать? Садимся в вагон зайцами. Петренко говорит: «Значит, если пойдут контролеры, ты говори: «Я с дедушкой еду, билеты у дедушки». А я буду изображать юродивого — корчиться и кривляться, как будто дедушка невменяемый вообще. От нас и отвяжутся».
На наше счастье, никаких контролеров и кондукторов не появилось. Но в Лондоне на выходе с перрона мы уперлись в турникеты. Тогда Петренко разворачивается и шагает куда-то в другую сторону. Я еле поспеваю за ним, спрашиваю: «Алексей Васильевич, а вы знаете, куда идете?» Отвечает: «Слушай, не мы первые, не мы последние, здесь наверняка где-то есть дырка в заборе». Как в воду глядел — в конце перрона обнаружилась какая-то щель в ограждении. Как это ни странно, успешный, популярный Петренко вполне органично смотрелся, пролезая в эту дыру. Дома он тоже часто ездил на электричке, на дачу и с дачи. Машины у него не было, просто не хотел заводить. А чтобы не узнавали и не беспокоили, натягивал кепку пониже, а воротник поднимал повыше — и сливался с толпой.
В конце девяностых по линии МАГАТЭ нас пригласили выступить в Австрии, в Вене. Там был большой институт, занимающийся ядерными исследованиями. Видимо, проходил какой-то симпозиум, собрались представители всех стран, и мы должны были выступить в зале наподобие Дома культуры. Поездка была недельная, а концерт — всего один или два. Нас селят в центре Вены в небольшом семейном отеле. Красота! Можно гулять и наслаждаться достопримечательностями столицы Австрии. А перед поездкой Алексей Васильевич занимался своими зубами, и ему поставили какой-то временный мост. И на второй день нашего пребывания в Вене этот мост у него отваливается, и артист остается без зубов.
Петренко расстроился ужасно, говорит: «Все, концерта не будет». Но спасибо организаторам, они вошли в положение, не отправили нас домой, и мы семь дней гуляли по Вене — прекрасно проводили время. Алексей Васильевич терпеть не мог официоз. Он был человеком простым, из народа, поэтому все чествования или банкеты с тостами и хвалебными речами были не для него. Когда организаторы пытались втянуть его в какую-то официальную программу, мы тут же сваливали гулять или снимать какие-нибудь истории на улице — как в Америке.
Мы уже работали вместе, когда Алексею Васильевичу поступило предложение от Никиты Михалкова сыграть в фильме «Сибирский цирюльник». Их связывало давнее знакомство — Никита Сергеевич очень ценил Петренко как актера и когда-то уже приглашал его сыграть слугу Захара в «Нескольких днях из жизни И. И. Обломова», но Алексей Васильевич отказался, так как мечтал о роли самого Обломова. Потом Михалков и Петренко вместе снимались в «Жестоком романсе» у Эльдара Рязанова. И вот они стали работать над «Цирюльником...» под Костромой. Петренко сам придумал для своего героя потрясающую сцену выхода из запоя. Генерал Радлов приезжает на зимнюю реку, и денщик несколько раз окатывает его ледяной водой из проруби, а потом везет в баню. При этом Петренко сказал, что будет сниматься без дублеров и готов на несколько дублей — а зима-то была настоящая! Как потом рассказывал Никита Сергеевич, итальянская часть съемочной группы не верила своим глазам, когда Петренко обливали на морозе. Правда, и эти съемки для Алексея Васильевича не прошли даром — он заработал второй инфаркт. Причем если с первым инфарктом хотя бы лечился в больнице, для чего съемки «Агонии» на несколько месяцев остановили, то тут он просто скрыл свое состояние ото всех и продолжил сниматься.
Галина Петровна была на пять лет старше мужа, но она до последнего ездила с Алексеем Васильевичем на съемки и гастроли, очень о нем заботилась, кормила домашней едой. И только в последний год своей жизни по состоянию здоровья оставалась дома — у нее открылась язва желудка, потом начались проблемы с ногами, с сердцем. Она несколько раз попадала в реанимацию, и как только приходила в себя, ей звонил Алексей Васильевич и признавался в любви. Она улыбалась: «А почему ты мне раньше об этом так редко говорил?» А он любил ее бесконечно, и это без всяких слов было понятно.
Когда Петренко потерял жену и остался совершенно один, у него земля ушла из-под ног, целый год он не мог найти себе места, замкнулся. Но, видимо, «наверху» сжалились, и в его жизни появилась Азима Абдумаминова. Азима — этническая узбечка, жила в Кыргызстане, где возглавляла республиканский Госфильмофонд. Их пути и раньше пересекались на каких-то кинофестивалях. Примерно через год после смерти Галины Петровны Алексей Васильевич поехал в Бишкек и там снова встретился с Азимой, у них закрутился роман. Вскоре он пригласил ее переехать к нему в Москву. Азима приняла православие, они сыграли свадьбу, на которую звали и меня, но я, к сожалению, не смог быть. У Алексея Васильевича вдруг появилась большая семья — он с радостью принял и четверых детей Азимы. Правда, двое старших остались в Киргизии — у них уже были свои семьи, а вот младшие дочери вместе с мамой переехали к Петренко на подмосковную дачу, где и живут по сей день.
Не все приняли выбор Алексея Васильевича. Многие друзья посчитали этот шаг предательством по отношению к Галине Петровне и ее сыну (Михаил Кожухов, знаменитый тележурналист. — Прим. ред.). В прессе началась травля. Алексей Васильевич сильно переживал, впал в затяжную депрессию... Азима даже специально выучилась на психолога, чтобы вывести его из этого состояния. Целый год мы с ним не репетировали — у Петренко не было душевных сил работать, он говорил: «У меня шунты на сердце, мне уже ничего не хочется». Но через год он оправился, и мы снова стали выступать с концертами.
Умер Алексей Васильевич внезапно. Мы только что съездили в Питер, выступали в программе «Театральная гостиная» у Рудольфа Фурманова. Петренко чувствовал себя отлично, уже были расписаны гастроли на весну. В свободный день он был на даче с маленькой дочкой, и тут остановилось сердце. Азима выполнила последнюю волю Алексея Васильевича — похоронила его рядом с родителями и Галиной. Ведь Петренко никогда не забывал ее…
