«Когда вышел сериал «Каменская», я была молодая, глупая и думала: «Ну как же так, мои книги совершенно не про это, они все переиначили!» Меня это будоражило, но деваться было некуда…» — рассказывает подполковник милиции в отставке, автор множества детективных романов, ставших бестселлерами.
— Марина Анатольевна, а ведь 2022 год для вас юбилейный. Ровно тридцать лет назад вы начали работу над своим первым детективным романом об Анастасии Каменской. Что заставило майора милиции взяться за перо?
— Знаете, я много лет занималась научной работой в системе МВД СССР, и началось это еще при Брежневе, когда действовали достаточно строгие правила написания служебных документов. Любой научный труд должен был содержать ссылки на материалы съездов КПСС, даже труд по криминалистике, в котором рассказывалось о том, как осматривать место происшествия и искать следы. Употреблять такие обороты, как «я думаю», «я полагаю», не разрешалось, только — «думается», «представляется». В конце концов, мне ужасно надоел сухой казенный язык и очень захотелось написать, что я думаю о преступности. Я же занималась ее анализом и прогнозированием, и у меня был большой научный багаж и опыт работы с осужденными.
Первый раз я оказалась в колонии в двадцать три года. Поначалу побаивалась, ведь мои представления о преступниках были сформированы литературой и кинематографом. Но на зоне увидела не каких-то монстров, а обыкновенных мужиков, каких каждый день встречала на улицах. У меня есть роман «Обратная сила», главная героиня которого — следователь, собирающая материал для диссертации в поездках по колониям. И там очень подробно описан один из осужденных, встретившихся мне в свое время. Чудесный был парень, хоть и преступник до мозга костей. Он мотал уже третий срок. И я с ним дружила. В его колонию приезжала шесть раз. Офицеры не могли все время сопровождать, и мне выделяли осужденного, на которого можно было положиться. То есть того самого молодого человека. Он находился со мной с утра до вечера, приводил осужденных на тестирования, следил, чтобы никто не нарушал дисциплину. Однажды спросил: «Как думаете, Марина Анатольевна, может, пока я тут сижу, стоит подать документы в институт и начать заочно учиться?» — «А в какой институт?» — «Я пошел бы в строительный. Но кем может стать бывший зэк? Только прорабом. А если я стану прорабом, то очень быстро проворуюсь и опять сяду. Значит, в строительный нельзя».
Может, он и выучился. У парня был высокий уровень интеллекта…
А что касается моей литературной деятельности, то я начала ее с публицистики в журнале «Милиция», где у меня выходило два вида статей. Серьезные, которые я писала сама, и шутливые под рубрикой «Школа выживания», в соавторстве с моим коллегой Александром Горкиным.
— А когда и почему Марина Алексеева превратилась в Александру Маринину?
— В 1991 году мы с Александром написали повесть «Шестикрылый Серафим». И опубликовали ее все в том же журнале под псевдонимом Александра Маринина, созданным из наших имен. Дело в том, что одна из моих статей — «Присягаем: кому и на что?» — вызвала гнев начальника Академии МВД. Он вызвал руководителя научного центра, в котором я работала, и накричал на него. А тот в свою очередь вызвал меня и тоже дал волю эмоциям. Это было ужасно. Рыдая, я вернулась к себе в кабинет и сказала своему непосредственному начальнику, что ухожу со службы. Пойду в журнал «Милиция», благо ответственный секретарь зовет на постоянную работу. Начальник предложил не рубить сплеча, вернуться к этому вопросу позже. Через пару дней я остыла и поняла, что писать статьи для журнала на постоянной основе хочу не очень, но несколько раз в год — пожалуйста. Мне нравилось то, чем я занималась в академии, и променять это на что-то другое только потому, что на меня накричали, я считала неправильным.
Когда придумала Каменскую и написала про нее книгу, спросила у Александра, не возражает ли он, если я использую наш общий псевдоним. Он сказал: «Да ради бога!» Скрыть свое авторство я решила потому, что очень хорошо помнила, как на меня орал начальник. Вдруг он опять скандал устроит? Скандалы я не люблю, так зачем нарываться? С тех пор с удовольствием живу за псевдонимом.
— Многие уверены, что Каменскую вы писали с себя.
— Нет, Каменская — это не я. Если и есть между нами какое-то сходство, то только в плане характера и темперамента. Настя тоже тихая, спокойная, неуверенная в себе. Единственным совпадением в плане биографии можно считать лишь то, что мы обе окончили юрфак МГУ.
— Как обычно рождается идея книги?
— Как угодно — из случайного обрывка разговора, услышанного на улице, просмотренного фильма, то есть фактически из ничего. Представьте, смотрю я знаменитый фильм «Леон», слежу за тем, как складываются отношения профессионального убийцы средних лет и маленькой девочки, и думаю: «А что, если представить, как могли бы сложиться отношения молодого неопытного наркомана и очень умной и хваткой старухи?» Из этой идеи родилась повесть «Имя потерпевшего — Никто».
— Что сложнее — написать первую фразу или поставить точку?
— Начало, как правило, дается легче, потому что я не сажусь писать, пока его не придумаю. А концовка — это, конечно, всегда трудно.
— Сериал «Каменская» по вашим книгам стал одним из самых рейтинговых проектов российского телевидения. Как началась эта история?
— Представители производящей компании обратились в издательство, их переадресовали ко мне, и я передала права на восемь книг, которые они выбрали сами. После чего сценаристы начали писать сценарий, а продюсеры и режиссер Юрий Мороз — проводить пробы актеров.
Единственный случай, когда создатели сериала поинтересовались моим мнением, был связан именно с пробами. Кастинг на роль Каменской прошло достаточно большое количество актрис. После коллегиального обсуждения осталось восемь, по поводу которых режиссер и продюсеры никак не могли достичь согласия. Они даже голосовали, и открыто, и тайно, и все равно не получалось, чтобы одна претендентка получила безусловное большинство голосов. Однажды Юрий Мороз привез мне домой видеокассету: «Маня, мы не можем договориться по поводу Каменской. Посмотри, пожалуйста, пробы, может, у тебя будет аргумент касательно какой-то из актрис».
Интересно, что Елены Яковлевой на этой кассете не было. Она не проходила кастинг, хотя создатели сериала, еще покупая у меня права, говорили, что мечтают именно о Яковлевой. Но подступаться к ней боялись, потому что она была очень занята в театре, играла по восемь спектаклей в месяц, а сериал планировали снимать в Минске…
Я стала смотреть. Семь актрис были примерно одного типажа, светловолосые, худощавые, и играли примерно одинаково. А одна — полная и очень яркая брюнетка, и она сыграла просто потрясающе. Я поинтересовалась: «Юр, а как она сюда попала? По внешним данным не подходит». — «Знаешь, мы так с пробами намучились, — признался Мороз, — а эта актриса мимо проходила. Я ее попросил: «Зайди к нам, покажи, как надо играть». Она зашла и сыграла с такой страстью!»
Надо сказать, что Каменская совсем не страстный человек. И семь светловолосых девушек играли ее совершенно правильно, говорили монотонно, не громко. Они же готовились, читали книги. Брюнетка не готовилась и не знала, что Каменская должна быть вялая, негромкая, без ярких красок, поэтому так и зажгла.
— Значит, режиссер с вами советовался?
— Нет. И он не должен ни с кем советоваться, это глубокое заблуждение. Когда режиссер делает кино по какой-то книге, он снимает то, что увидел в тексте своими глазами. И это может быть совершенно не то, о чем хотел сказать автор.
— Вас как автора это устраивает?
— Когда вышел сериал «Каменская», я была молодая, глупая и думала: «Ну как же так, мои книги совершенно не про это, они все переиначили!» Меня это будоражило, но деваться было некуда. И только спустя годы, по мере получения вопросов от читателей и критических замечаний и рецензий, я наконец-то стала понимать, что один и тот же текст мы все интерпретируем по-разному. Нельзя требовать от режиссера и продюсера, чтобы они прочли его твоими глазами. Вот и Яковлева не та Каменская, которая у меня стояла перед глазами. Но та, какой ее написали сценаристы и придумал режиссер. Елена Алексеевна сыграла великолепно. Другое дело, что режиссер поставил перед ней совсем не ту задачу, которую имела в виду я. Но это его право.
— Как же в сериале все-таки появилась Яковлева?
— Легенды ходят разные, но предложение было сделано, пробы пройдены, и Елену Алексеевну утвердили на роль. А руководитель «Современника» Галина Борисовна Волчек разрешила ей сниматься.
— Вы общались в процессе съемок?
— Во время съемок нет, наше единственное более или менее продолжительное общение случилось в поездке по Израилю, когда одна продюсерская компания пригласила нас на цикл выступлений перед израильской публикой. Елена Алексеевна — потрясающий человек, и необыкновенно дисциплинированный. То есть если мы договаривались, что встречаемся через пять минут, то она была на месте ровно через пять минут. Хотя я была готова к тому, что ждать придется полчаса. Актеры не отличаются пунктуальностью. Однажды я спросила: «Лена, как так получается, что вы никогда не опаздываете?» — «Ну, я же дочь военного, привыкла собираться за две минуты, даже если нужно переодеться и помыть голову», — улыбнулась она.
— Вами написано уже около шестидесяти книг. Ваш девиз — ни дня без строчки?
— Это как пойдет. Бывает, включишь компьютер и вроде бы понимаешь, о чем будешь писать, а потом сочинишь две фразы и думаешь — нет, не то, надо по-другому. Сидишь, сидишь, и все без толку. А бывает, очень редко, что дело как-то сразу идет и случается очень хороший день — восемь-десять страниц текста.
— Чем себя подстегиваете, если не пишется? Кофе? Прогулкой?
— Прогулка помогает, но я живу в таком районе, где не очень погуляешь. Слава богу, дома есть беговая дорожка, на которой я люблю слушать аудиокниги. Но когда начинаю писать, перестаю и слушать, и читать, потому что должна держать в голове то, что придумала, ни на что не отвлекаясь. Во время ходьбы значительно чаще что-то придумывается, нежели во время сидения с чашкой кофе. Оно не креативно.
— Вы сова или жаворонок?
— Я встаю в шесть утра и до десяти успеваю проделать массу всего — час хожу по дорожке, потом сорок минут делаю гимнастику для спины, иначе она не выдержит за компьютером, завтракаю, выхожу с собакой. А в десять сажусь за работу. Примерно к двенадцати начинает ломить спину, еще через два часа я не могу больше сидеть, только полулежать, и голова уже не свежая. Поэтому после двух я не работаю, и вот эти четыре часа — единственное время, в которое я могу более или менее продуктивно что-то писать.
— Проблемы со спиной — последствия тяжелого писательского труда?
— Они возникли еще в детстве. В те времена родители не сильно обращали внимание на здоровье детей. Считали — если нет температуры и горло не красное, ребенок здоров. А то, что у него плоскостопие, или сколиоз, или одно плечо выше другого, это пустяки! А какие тяжеленные портфели мы таскали! Моим родителям не приходило в голову, что для спины и осанки лучше носить ранец. К тому же я была самая высокая девочка в классе. А парты рассчитаны на средний рост, и я вечно сутулилась.
— Спортом вас не истязали?
— Из меня пытались сваять гармонично развитого ребенка, поэтому с пяти лет я должна была заниматься английским, музыкой и спортом. Меня отдали в бассейн. После первого же заплыва я надолго заболела ангиной. Когда выздоровела, второй раз отвели в бассейн, и я опять заболела, после чего с плаванием было покончено, отдали в шахматную секцию.
— Писать начали в детстве? Рассказы, стихи?
— Стихи и поэмы. Мама и папа надо мной страшно смеялись. Сейчас родители заботятся о психике ребенка, его личном пространстве, это модно. А тогда было модно все критиковать, над всем снисходительно посмеиваться, в том числе и над детьми. Мне очень нравился французский фильм «Три мушкетера», я его смотрела четыре раза и написала целую поэму с изложением сюжета. Родителям это казалось страшно забавным, они с удовольствием зачитывали мою поэму гостям, и все дружно ржали.
Но тот факт, что все ржали, привил мне глубокое убеждение, с которым я не рассталась до сих пор: что к собственному труду, и особенно к собственному творчеству, нельзя относиться серьезно. Это очень выручает. Я пишу книги, потому что просто получаю от этого удовольствие. И искренне счастлива от того, что, во-первых, это еще кому-то кроме меня нравится, а во-вторых, что за это платят деньги, на которые можно жить. Запросы у меня не очень высокие, и того, что я получаю, абсолютно хватает.
— А что вас радует помимо творчества?
— Во-первых, я много читаю. Читать книги люблю больше, чем писать. А во-вторых, я смотрю кино и сериалы. Сериалы чаще, в них есть возможность глубже раскрыть отношения, рассказать детально более длинную историю. И еще они очень хорошо тренируют мозги.
Пару месяцев назад я вступила в прекрасный возраст шестьдесят пять плюс. И отдаю себе отчет, что если в молодости у меня была прекрасная память, то сейчас она, конечно, уже не так хороша, и для того, чтобы поддерживать когнитивные функции в приличном состоянии, нужно прилагать определенные усилия. Я выработала для себя достаточно хорошо работающую схему. Одну книгу читаю днем, другую перед сном. Третью слушаю в аудиоварианте, когда хожу по дорожке. И еще смотрю какой-нибудь сериал. Чтобы не запутаться в четырех источниках, нужно делать определенные усилия, и этого в принципе пока хватает, чтобы поддерживать мозги в тонусе.
— Путешествовать любите?
— В связи с карантином два года не выезжала даже за пределы Москвы. Раньше два раза в год ездила в Баден-Баден, каждый раз на полтора месяца, на протяжении многих лет. Мне там хорошо, там и воздух прекрасный, и какой-то покой, и возможность подолгу ходить пешком. И квартира, где я могу спокойно курить. Везде же запрещено.
— Виллы в окрестностях Москвы у вас нет?
— Вы о даче? Никогда в нашей семье ее не водилось, даже в моем детстве. По-моему, дача — ужасная обуза. Знаете, когда мы с мужем весной гуляем с собакой, нам часто встречаются машины, груженные коробками с рассадой. В таких случаях всегда говорим: «Какое счастье, что у нас нет дачи! Мы можем планировать свои выходные как хотим!»
— Женщина-писатель — нелегкое испытание для ее семьи?
— Ну, моя семья — это муж да я, да наша собака. Думаю, Сергею не было, в общем-то, трудно, потому что моя литературная деятельность началась вскоре после нашего знакомства. И все развивалось на его глазах, постепенно. А в таком случае адаптируешься. Образ жизни у нас практически не изменился за эти годы. Никаких тусовок не появилось, никаких обязательств. Два тихих пенсионера сидят дома.
— Занимаетесь домашними делами?
— Нет! После четырех часов у компьютера моя спина не годится ни на какую работу. Но до того, как мы с Сергеем съехали от моей мамы, я все делала — и убирала, и готовила, даже торты пекла. Когда стали жить отдельно, всю готовку взял на себя муж. Уборку сначала делали вместе. А когда через пять лет переехали в большую новую квартиру, я поняла, что с таким объемом работы нам не справиться, и у нас появилась помощница по хозяйству. Недавно она приболела, неделю ее не было, и готовил Сергей. Я даже мультиварку включить не умею. То есть мне научиться-то две минуты, это не вопрос, но неохота. И зачем, когда есть муж, который прекрасно с ней управляется?
— У вас есть какие-то женские слабости? Скажем, страсть к красивой одежде? Любовь к сладкому?
— Во-первых, красивая одежда мне не очень нужна, потому что ее некуда носить. Моя жизнь — это дом и прогулки с собакой. Встречи с читателями — пять-шесть раз в год. Встречи с журналистами — гораздо реже. За последние два года это первое личное интервью, которое я даю. Обычно все происходит по телефону, интернету или письменно. Во-вторых, у меня достаточно простой стиль, я люблю черные брюки, черные майки и яркие шарфы. Шарфов предостаточно, до самой смерти можно не покупать. И одежды много. Откроешь шкаф, а там черным-черно: черные джинсы, черные брюки, черные майки, черные свитера. И не надо мучиться выбором и тратить интеллектуальную энергию на эту ерунду — взяла, надела и пошла.
А что касается любви к сладкому, то к тортикам и пирожным я отношусь спокойно, а в шоколаде и эскимо отказать себе не могу, но мне нужно эскимо конкретного сорта, которое продается недалеко от нашего дома в киоске и называется «Ленинградское». Я перепробовала все виды в нашем районе и покупаю только его, хотя понимаю, что это неправильно. Вот съесть две дольки шоколада полезно для любого человека. Но я же не могу этим ограничиться! Отламываю две дольки и кладу плитку рядом с собой. И через какое-то время обнаруживаю уже пустую обертку. Так обычно происходит за компьютером и сериалом. Зато когда я читаю, могу даже не вспомнить о шоколаде, потому что руки заняты книгой.
— Какая из ваших книг вам особенно дорога?
— Их три. Во-первых, семейная сага «Тот, кто знает», потому что это был мой первый поход «налево». После двадцати детективов вдруг взбрело в голову написать что-то другое. Удовольствие, которое я испытывала во время работы над этим двухтомником, было самым большим за все мои романы. И это уникальное чувство потом ни разу не повторилось. Хотя я, конечно, очень устала физически.
Вторая дорогая мне книга тоже была очень затратной по здоровью — трехтомник «Оборванные нити» о судмедэксперте. Готовилась я очень серьезно. Спасибо моему литагенту, Натану Яковлевичу, он нашел человека, который собрал для меня весь архив журнала «Судебно-медицинская экспертиза» за много-много лет, и я во все это вникала. А там же были иллюстрации и описание ран, разложения, экспертных приемов! Это было ужасно. Я просто физически болела. Когда в первый раз во время чтения материалов вдруг стало плохо, я позвонила начальнику бюро судебно-медицинской экспертизы города Норильска, который меня консультировал: «Как думаете, это грипп?» — «Нет, это у вас от материала, мы все, эксперты, через это проходили».
— А ваша третья заветная книга?
— Тоже трехтомник — «Обратная сила», самый длинный исторический роман, в который было вложено очень много мыслей и эмоций.
— Никогда не хотели взять паузу?
— У меня были две большие паузы, одна полтора года, другая два, когда я вообще ничего не писала. Впадала в какую-то апатию и занималась совершенно другими вещами. Сейчас после сдачи очередной книги периодически говорю себе: «Ну вот, теперь три месяца могу валять дурака!» И валяю. Но каждый день в голове стучит: «Чем ты занимаешься! Надо работать, работать! Время идет!»
— Не умеете ничего не делать?
— Да, совсем не умею. Если вечером, ложась спать, могу себе сказать: «Вот столечко полезного сделала», — то чувствую себя молодцом. А если нет — ощущение, что я профукала день, спустила на ветер, а дней-то осталось меньше, чем уже прожито, мне их жалко. До такой степени, что даже когда я себя очень плохо чувствую, не могу днем прилечь.
— Что вам необходимо для душевного комфорта?
— Здоровье и хорошее настроение мамы и мужа. Если это есть, со всем остальным я могу примириться.
— В чем-то отказываете себе ради работы? Или ухитряетесь сохранять баланс между обычной жизнью и творчеством?
— Баланс есть. Другое дело, что, когда очередная книга находится в стадии завершения, а силы заканчиваются и я понимаю, что их надо экономить, чтобы дотянуть до конца и не развалиться, меня стараются оградить от всего лишнего, и в это время не может быть никаких интервью или встреч с читателями. Даже если что-то болит, я не еду к врачу. Любая энергозатрата отметается, все силы брошены на книгу.
— Общение выбивает из колеи?
— Говорение отнимает слишком много энергии. И после встречи с читателями — хотя ну что там я говорила, час, максимум полтора, и еще час подписывала книги — прихожу домой абсолютно мертвая. И молчу.
— На днях у вас вышла новая книга о Каменской…
— Эта книга о советской милиции 1980-х, и ее главным героем является молодой Гордеев (Колобок). Но Каменская там есть, потому что она приемная дочь его приятеля. Действие начинается в день смерти Брежнева, в ноябре 1982 года. Настя только-только окончила университет и работает не на Петровке, а в Бабушкинском РУВД, в учетной группе, обрабатывает статистические карточки на различные преступления. Называется роман «Тьма после рассвета».
— Какие идеи вас сейчас занимают? Какие жанры еще не освоены?
— Неосвоенных жанров много, как и идей — они могут возникнуть в любой момент, на ровном месте. Моя «Шпаргалка для ленивых любителей истории. Короли и королевы Англии» возникла буквально из ничего, когда я просто тупо сидела на карантине и смотрела английские сериалы по романам Филиппы Грегори. Стала вникать в исторические перипетии и обнаружила, что не понимаю, почему этот человек претендует на трон, а тот не согласен, из-за чего родовая ненависть. Начала разбираться. Перечитала всю Грегори и «Историю Англии» Питера Акройда, обратилась к серьезным научным источникам. Исследования продолжались несколько месяцев. Издательство неожиданно заинтересовалось текстом, который я писала для личного пользования в достаточно вольном стиле, предложило сделать книгу. В результате получился своеобразный справочник для любителей английской истории и исторических сериалов.
— И очень занимательный, скажу я вам. Но поклонники Александры Марининой все равно ждут от вас детективов…
— Что ж, если мне будет интересно, появится и новый детектив…
