— Александр Юрьевич, с какими ощущениями вы подходите к юбилею?
— Ну, какие ощущения, когда в душе тебе где-то тридцатка, а по паспорту 60, и ты от этого никуда не денешься. «Нормальные» люди говорят: «Надо подводить итоги». А этого делать совершенно не хочется! Хочется думать, что это продолжение пути… Давно, давно мне задавали вопрос: а вот как бы вы поступили, если бы… Но в 30 я поступал так, как поступал в 30. Верни меня сейчас назад, я бы, наверное, не повторял ошибок, что-то по-другому бы прожил… Но в любом случае, готовимся к 60-летию, год юбилейный.
— Как готовитесь?
— 22 апреля в Кремле прошел спектакль-концерт, который мы придумали с Никитой Высоцким, «Дороги Высоцкого». Работать на зал в пять тысяч зрителей драматическому артисту — большое испытание. Конечно, это было несколько нагло с нашей стороны, но результатом мы довольны. Никита Владимирович читал стихи отца, и 18 его песен было исполнено мной. Я считаю, что это наша творческая победа в этом году, в юбилейном.
Сейчас готовим к выпуску спектакль по пьесе Лермонтова «Маскарад», премьера которого 12 июля, в мой день рождения. Я очень благодарен Театру Российской армии, который пошел навстречу мне и режиссеру, Нине Владимировне Чусовой. Низкий поклон и всем цехам, я вижу, как они работают. Спектакль будет сложный и технически, и эмоционально. Машинерия колоссальная. Задействованы все «столы», которые поднимаются и опускаются на сцене. Музыка пишется оригинальная, с симфоническим оркестром. Мы хотим сделать хороший спектакль.
Что касается, как я это называю, моего лично творчески-отчетного вечера, решил отложить его на октябрь. Вот примерно такой год. Если все удастся, особенно спектакль, и все наши старания оценит зритель — буду счастлив. Знаете, я стал перфекционистом. Сейчас отдаю себе отчет, что профессия актера чрезвычайно сложная. И для того, чтобы сделать хороший спектакль, надо не один пуд соли съесть и чтобы не одна рубашка намокла.
— Если говорить о кино, вы довольно избирательно относитесь к своим ролям, редко соглашаетесь. Почему?
— Не вижу возможности тратить свое время на то, что предлагают. Важно понимать, хочешь ли ты убить год на плохой материал, заработать денег и остаться с пустотой в душе. Либо сняться в не очень большой роли графа Милорадовича, но получить от этого большое эстетическое и внутреннее удовлетворение.
— Тем не менее прекрасный сериал «Раневская» вышел, где вы сыграли Качалова. А сейчас очень ждем продолжение «Гардемаринов»…
— Мне повезло 30 лет назад встретиться со Светланой Дружининой и Анатолием Мукасеем. Таких людей остались единицы, и их надо беречь. Всегда говорил: для меня роли — это прежде всего встречи с людьми. Роль в фильме «Глянец» — работа с великим мэтром российского и мирового кинематографа Кончаловским. «Огнем и мечом» — встреча с паном Ежи Гофманом, одним из самых сильных режиссеров мира… Это подарки судьбы, что довелось общаться с людьми, которые вершат историю искусства.
— Просится вопрос: а почему сами не преподаете? Не ведете курс в театральном?
— Хочу быть наставником, но не умею… Могу видеть ошибки, когда актер репетирует. Но объяснить это сложно. Также никогда не брался за режиссерскую работу, это совершенно другая профессия. Порой хочется помочь, подсказать, но всегда задаю себе вопрос: а имею ли я право? Но иногда... Поверьте, вы меня в войне не видели. Когда молодой артист не знает азов, не знает текста, вот здесь от Домогарова можно услышать очень нелицеприятные вещи…
— Ваш сын Александр как режиссер снял фильм «Пальма». Каково это, когда сын делает такие серьезные шаги в профессии?
— Конечно, я слежу за его работой, переживаю. Саша взрослый парень. Он даже мне советы дает иногда. Другое дело, слушаю ли я их... Мы сейчас совершенно в разных профессиях, он в чем-то меня не понимает, я в чем-то его… Рад за него. Но взлететь несложно, удержаться тяжело. Сын снял хорошую, добротную работу. Если он выдержит как человек, если сможет пройти огонь, воду и медные трубы, как прошел его папа, то все сбудется… Конечно, переживаю. Замахивается на серьезную литературу, на серьезную драматургию. Иногда слышу название и говорю: «Этого еще никто не снимал». Дай ему Бог.
