С гениальным актером и режиссером нельзя попрощаться, не улыбнувшись, и вот почему.
«Другого времени у нас, скорее всего, и не будет. Поэтому мы должны жить во времени настоящем, никак самих себя не обманывая». Наверное, именно эту свою знаменитую фразу Александр Анатольевич Ширвиндт произнес бы, если бы мог присутствовать на собственных похоронах. Легендарный артист, чувство юмора которого достойно отдельных аплодисментов, остро шутил на тему смерти и точно не хотел бы, чтобы его оплакивали. Ширвиндт умел смеяться, не поведя бровью: иногда было непонятно, говорит он всерьез, шутит или даже издевается. Такой юмор был его визитной карточкой. Андрей Миронов называл его «Железной маской», Александр Абдулов брал мастер-классы по розыгрышам коллег, Марк Захаров именовал гением. Его любили абсолютно все, а он всю жизнь любил одну женщину, архитектора Наталью Белоусову. «Человеколюбие может возникнуть только тогда, когда человеки любят друг друга. А чтобы любить друг друга, надо общаться — дружить, пить. И все это делать не через айфоны». Александр Анатольевич признавался, что «испортил жизнь только одной женщине», в то время как его ровесники «поменяли одну жену за 50 на две по 25». «Я бы тоже пошел, но лень вставать из удобного кресла, — говорил он. — Шутки шутками, но, по-моему, это и есть основная причина крепкого брака!»
Ширвиндт наверняка смеялся бы над филигранно написанным некрологом, и делал бы это так, как только он умел: мудро, остро и без лишней иронии. Иронии судьбы, которая в его исполнении стала «настольной книгой» для всей страны — столько мудрых слов мы успели от него услышать и прочитать. Казалось, Ширвиндт будет с нами всегда. Увы, чудес не бывает. «Трусость — сестра паники, — говорил актер несколько лет назад. — Смерти я не боюсь. Я боюсь за своих близких. Боюсь случайностей для друзей. Боюсь выглядеть старым. Боюсь умирания постепенного, когда придется хвататься за что-то и за кого-то… «Наше все» написало очень правильно: «Мой дядя самых честных правил, когда не в шутку занемог…» Будучи молодым, я считал, что это преамбула и не более. Сейчас понимаю, что это самое главное в романе».
Александра Анатольевича называли и шутником, и гениальным сатириком, да и веселить он умел так, что не придумано для такого таланта отдельного «Оскара»… Но Ширвиндт не был шоуменом, тем более слова этого и не было во времена, когда он «давал жару» — снимался в смелых проектах, кутил, устраивал театральные революции. Он был… мудрецом.
«Помимо того что он легенда театра, кино, он был родным человеком. Я его за глаза называл Шурой, а так — Александр Анатольевич, — вспоминает режиссер Игорь Золотовицкий. — Вот все говорят про его юмор, его иронию, а он был мудрец! Кто-то сказал, что он шутил, а люди смеялись и умнели, слушая его».
Ушла не просто эпоха. Целая цивилизация. «Смириться с этим очень трудно, — говорит Игорь Костолевский. — Очень трудно, потому что это был человек, которого любили все. Вот так вот надо умудриться прожить жизнь, чтобы тебя все любили, все уважали. Он был чудесным артистом и удивительным человеком».
А Ширвиндт, кстати, громких слов не любил: ни про эпоху, ни про цивилизацию, — все это для него было слишком пафосно. Зато он любил зеленый горошек, гречку с сосисками и мастерски высмеивал европейские кухни. Особенно французскую, называя хваленые лягушачьи лапки пищей бедняков.
Ученица Александра Анатольевича Елена Подкаминская, сыгравшая в сериале «Кухня» управляющую французским рестораном, вспоминает об учителе с нескрываемой любовью. Как и абсолютно все ее коллеги. «Он единственный человек, у которого я не смущалась брать автограф, — говорит актриса. — Единственный человек, умеющий носить любую одежду как фрак, а любое, даже «крепкое» слово всегда в десятку, всегда потрясающе уместное и искрится юмором».
Юмор Александра Ширвиндта — это шутки над самим собой, которые достались нам в дорогое, не всеми заслуженное наследство. «Место, куда я всегда собираюсь, но никак не доеду? Кладбище», — рассуждал он. Согласитесь, не каждый из нас рассмеется над такой шуткой, но свою правду в ней точно увидит. В этом и был великий Ширвиндт, умевший сказать и не в бровь, и не в глаз, а сразу в лоб. Так, чтобы все засмеялись, а Александр Анатольевич даже не моргнул. Ну, разве что свысока. Оттуда.
