Маленькую епископальную церковь в пригороде готовят к визиту гостей: в специально отведенной комнате отодвигают стулья подальше друг от друга, ставят на видное место коробку с бумажными носовыми платками и приносят еду, которую вряд ли будет кто-то есть. Сегодня сюда приедут две пары средних лет: Ричард и Линда, а также Джей (Джейсон Айзекс) и Гейл. К этой встрече их готовили шесть лет: ровно столько времени прошло с того дня, как сын Ричарда и Линды принес в школу самодельную бомбу и дробовик.
Все новые и новые трагедии каждый раз только подтверждают печальный факт: школьные стены зачастую не являются серьезной защитой, и одинокие «стрелки» – не типично американское явление. Поэтому «Исповедь» Фрэна Кранца (2021) смотрится пугающе актуально: в голову ребенка-убийцы пытаются залезть не только его папа с мамой, но и родители одного из тех, кого он убил.
Задача эта, уже по определению, невыполнимая, но попытаться все же стоит. «Он был хорошим мальчиком, – твердит про сына Линда, – Очень тихим, очень застенчивым». Джей и Гейл не то чтобы не могут, просто не хотят этого понять: «Неужели вы ничего не подозревали? А как же интуиция? [...] В конце концов, это наша работа – быть хорошими родителями и замечать, когда что-то идет не так». Но у пары, сидящей на противоположном конце стола, иное мнение: плохое иногда случается, и этого никак не предотвратить.
Все актеры играют прекрасно – боль, гнев, обида и чувство вины сменяют друг друга на протяжении всего фильма. Каждый из четверки в какой-то момент кажется «главным подозреваемым»: Гейл рассказывает вдохновляющую историю про сына, любимца семьи и восходящую звезду футбола – не чувствуя за своей гордостью гордыню. Ричард, очевидно, политик-республиканец, отдалившийся от жены, – пытается оправдать своего ребенка, ссылаясь на «систему» и неправильных друзей. Линда готова взять всю вину сына на себя (и, кажется, даже переигрывает), Джей, напротив, уходит в глухую оборону. Все поминают Бога, черта и подростковых психиатров.
Фрэн Кранц выступил не только в роли режиссера, но и сценариста – он явно ориентировался на трилогию модного драматурга Флориана Зеллера («Папа», «Мама», «Сын»). Но, в отличие от Зеллера, который заканчивает свои истории многоточием, понимая, что некоторые вопросы так и остаются без ответа, Кранц хотел привести свой фильм к логическому концу. Поэтому последняя четверть «Исповеди» – это безусловное и безоговорочное «принятие», которое может показаться несколько фальшивым. Чужое признание не всегда лечит душу, и боль не уходит просто оттого, что кому-то в вашей микровселенной еще больнее.
{current_photo_index}/{total_photo_count}
