«Кэрри»: как Брайан де Пальма открыл миру кино Стивена Кинга и прославился сам

Брайану де Пальме – 82. Автор «Прокола» (1981) и «Пути Карлито» (1993), сделавший культовый ремейк «Лица со шрамом» (1983) и запустивший хлебную коммерческую франшизу «Миссия невыполнима» (1996), снял за полвека в большом кино немало отличных картин, но «Кэрри» (1976) – постановка одноименного романа Стивена Кинга – стоит в его фильмографии особняком. Как минимум потому, что стать харизматичным гангстером и виртуозно исполнять опасные трюки, как Том Круз, суждено не каждому, зато у каждого взрослого было детство и почти у каждого – школьная жизнь.

Сюжет «Кэрри» (это, кстати, первая в истории экранизация произведений Кинга, открывшая писателя миру кино) трудно назвать нетривиальным с позиций сегодняшнего дня. Несчастная девушка, которую дома донимает съехавшая с катушек набожная мать-пуританка, а в школе – жестокосердные одноклассники, ожидаемо сторонится окружающих. Будучи (буквально) белой вороной, Кэрри достаточно умна, чтобы не лезть на рожон, но то и дело страдает от разных нападок, поскольку ее не может защитить ни семья (которой у неё по сути нет), ни равнодушная (за исключением сердобольной учительницы физкультуры мисс Коллинз) школьная администрация. Впрочем, несмотря на диктат властной матери и происки недоброжелателей, Кэрри вовсе не спешит порвать связь с внешним миром и все же не прочь приобщиться к норме, стать как все, влиться в общество на правах его естественного и полноправного представителя.

Чтобы сформировать у публики должный уровень эмпатии к героине, авторы легко жертвуют глубиной характеров и предлагаемых обстоятельств. Персонажи-маски и высокая мера условности – неотъемлемый фундамент фильма, где Уайты живут в доме, словно позаимствованном из вселенной Тима Бертона, старшеклассница-выпускница не подозревает о существовании месячных, а карикатурные сверстники ненавидят ее настолько, что прибегают к живодерству (!), дабы в очередной раз унизить и без того закомплексованную девушку. Что ж, с крови все началось – кровью все и закончится.

Важный аспект постановки, о котором нельзя не упомянуть в связи с этим, – поистине хичкоковский саспенс, который де Пальма умело нагнетает в кульминационной части фильма. Эффект тревожного ожидания строится на нехитрой, казалось бы, формуле: зрители знают о том, что готовится нечто жуткое, а Кэрри – нет. Будучи волею сценария в привилегированном положении по сравнению с героиней, мы тем не менее оказываемся заложниками своего статуса и не можем ни предупредить ее об опасности, ни ускорить экранное действие, чтобы поберечь нервы, а потому вынуждены с волнением наблюдать медленное (местами – до неприличия затянутое) движение сюжета к катастрофе.

Главное, что по сюжету поднимает «Кэрри» над жанром подростковой драмы и превращает ее в мистический хоррор – телекинез: ключевой контраргумент, с помощью которого героиня Сисси Спейсек способна противостоять агрессивному внешнему миру (в том числе – религиозной фанатке, приходящейся ей матерью) и защитить себя, точнее – отстоять свое. Именно это придуманное Кингом допущение, играющее на потаенных желаниях публики, держащей в уме собственный опыт, провоцирует у аудитории мощный внутренний соблазн, формулируемый зрителем про себя примерно так: «А хорошо бы иметь возможность молниеносно наказывать любых обидчиков, встречающихся на жизненном пути!» Такой сценарный трюк моментально превращает жертву, забитого изгоя во всемогущего сверхчеловека, вершителя судеб, снабжая последнего оружием сокрушительного возмездия, которым тот волен распоряжаться по собственному усмотрению. Если жертва не проявляет великодушия и не отказывается от расплаты за обиду, а принимает решение мстить, это возбуждает сколь кровожадный, столь и закономерный зрительский интерес к судьбе одиозных экранных злодеев по библейскому принципу «<да воздастся> каждому по делам его». Вместе с тем, показывая, как стремительно распространяется и входит во вкус зло, не получающее отпора, Кинг и де Пальма на два голоса задают публике неудобный моральный вопрос: насколько симметричным должно быть наказание за совершенный грех и не попадет ли кто-нибудь невинный под горячую руку взбешенного (буквально – ветхозаветного) карателя?

Брайан де Пальма снял фильм, тематический диапазон которого можно интерпретировать крайне широко. Рассказывая одновременно о ксенофобии, семейном абьюзе, слепоте обиды, зле, порождающем новое зло, страдании и отмщении, норме и отклонении от нее, превращении ангела в демона и не только, «Кэрри» неслучайно стал одним из самых цитируемых и авторитетных хорроров американского кино, хотя и сам испытал заметное влияние предшественников (например, «Психо» (1960) Альфреда Хичкока). Понятно, что вряд ли кто-то из последователей всерьез стремился копировать фирменные депальмовские зумирования или эксперименты с полиэкраном, но различные элементы истории, используемые в фильме де Пальмы, с тех пор вольно или невольно эксплуатировали многие авторы.

Так, продолжительное угнетение беззащитного агнца, вызывающее праведный зрительский гнев (и – по ситуации – безжалостную месть героя и/или его союзников), можно встретить в «мясных» триллерах вроде «Сердца Америки» (2002) Уве Болла или «Финала» (2010) Джои Стюарта. Но если там этот мотив – лишь формальный повод для кровавого аттракциона, то в авторском кино акцент переносится на психологизм. «Чучело» (1983) Ролана Быкова, повествующее о жестоких нравах в позднесоветской школе и девочке, незаслуженно ставшей изгоем среди сверстников, сегодня известно как один из самых шокирующих фильмов «эпохи застоя». Похожая история развернулась в мрачной эстонской драме Ильмара Раага «Класс» (2007), а Ларс фон Триер, удалив школьный антураж и подростковые разборки, позаимствовал эту сюжетную модель для «Догвилля» (2003), в красках иллюстрирующего страдания героини Николь Кидман от соседства с жутковатыми жителями одноименного американского городка.

Странность, принципиальная непохожесть на других как причина несчастья человека, отторгаемого обществом, в разной степени фигурирует в «Пудре» (1995) Виктора Сальвы, «Мэй» (2002) Лаки Макки и «Экстирпации» (2012) Ричарда Бейтса-мл. Ключевое фантастическое допущение «Кэрри» – появление у человека сверхъестественных способностей, раскрывающих темную изнанку его личности (нередко – под давлением агрессивного общества), – обнаруживается в таких неоднородных по духу и уровню работах, как «Воспламеняющая взглядом» (1984) Марка Л. Лестера, «Несущая смерть» (2005) Джереми Хафта, «Истерзанный» (2009) Джона Райта, «Хроника» (2012) Джоша Транка, «Тельма» (2017) Йоакима Триера, «Паранормальные» (2021) Эскиля Вогта.

Разумеется, дань уважения культовому ужастику не могли не отдать и современные сериалы. Семисерийное шоу Netflix «Мне это не нравится» (2020), в центре которого – девушка-подросток, обнаруживающая у себя суперспособности на фоне полового созревания и проблем в школе, целиком выглядит как один большой оммаж, напрямую цитирующий «Кэрри». В одном из эпизодов «Ривердейла» (2017-…) школьники ставят одноименный мюзикл, а в начале четвертого сезона «Очень странных дел» (2016-…), и без того напичканных всевозможными отсылками к американской поп-культуре 1970-1980-х гг., невозможно не заметить аллюзию к знаменитой сцене на выпускном балу.

Режиссеры со всего мира наверняка и дальше продолжат упоминать «Кэрри» в своих работах. Во всяком случае, в этом хрестоматийном хорроре немало источников кинематографического вдохновения. Но что совершенно точно не потеряет актуальности в ближайшие годы, так это феномен, появившийся задолго до фильма де Пальмы и возникновения кино: (подростковый и не только) буллинг и потаенное желание забитых изгоев поквитаться с обидчиками, самоутверждение одних за счет унижения других. Как искоренить эту кровоточащую проблему «Кэрри», конечно, не подскажет, зато даст полезный и недвусмысленный совет потенциальному абьюзеру: не буди лихо, пока оно тихо.