«Человек дождя»: фильм, в котором один актер затмевает всю съемочную группу

У эгоистичного молодого яппи Чарли Бэббитта, испытывающего проблемы на работе и сопряженные с этим финансовые трудности, умирает состоятельный отец, с которым у героя были, мягко говоря, сложные отношения. В наследство Чарли достаются лишь розовые кусты и раритетный «Бьюик», а основная часть имущества согласно завещанию переходит к его старшему брату Рэймонду, о существовании которого до сего момента Чарли ничего не подозревал. Рэймонд страдает аутизмом и вот уже много лет содержится в специальной лечебнице, где ему комфортно и безопасно. Решив, что отец поступил с наследством несправедливо и брату заветные миллионы в полном объёме ни к чему, Чарли похищает Рэя из клиники и превращает его в заложника, дабы получить свою половину денег. Этот дерзкий план приводит к совершенно неожиданным последствиям…

«Человек дождя» (1988) Барри Левинсона из той породы фильмов, о которых трудно сказать что-то определенное кроме того, что они ладно скроены и производят приятное впечатление. Ни сценарий, ни режиссура, ни саундтрек, ни труды художника-постановщика, ни операторская работа сами по себе не настраивают на обстоятельный разговор об их художественных качествах, поскольку лишены должного уровня оригинальности. «Человек дождя» – типично голливудская и типично «оскаровская» история конца прошлого века о глубоком драматическом изменении героя в результате пережитых на экране событий. В начале протагонист живет неправильно или не понимает о жизни чего-то важного, по ходу развития сюжета получает какой-то значимый опыт, переворачивающий его прежние представления, и в конце картины превращается в личность с другим взглядом на себя и на мир. Эту схему, постоянную иллюстрируемую в западных учебниках по кинодраматургии, можно приложить к огромному количеству фильмов в диапазоне от «Запаха женщины» (1992) и «Шоу Трумана» (1998) до «Красоты по-американски» (1999) и «Американской истории X» (1999).

Демонстрируя ряд очевидных сценарных натяжек разного масштаба (так, сразу же после напряжённого разговора с доктором Брунером Чарли беспрепятственно похищает Рэя из лечебницы, а, занимаясь любовью со своей девушкой Сюзанной, не удосуживается запереть дверь комнаты, снаружи которой без присмотра остается его брат), «Человек дождя» представляет собой классическую драму в упаковке роуд-муви, в которой реальный физический путь из точки А в точку B параллелен морально-нравственному пути героя и превращается для него в сложную дорогу взросления, дорогу к пониманию истинного себя и принятию самых близких людей – не только брата, но и умершего отца. То, что Чарли, настойчиво ищущий денег, обретет вместо них родную душу, угадывается задолго до развязки. Это даже трудно счесть за полноценный спойлер, поскольку обаяние и сила картины уж точно не в резких поворотах сюжета. Сюзанна при этом выполняет здесь функцию морального камертона. Сценаристы устраивают так, что, узнав о похищении Рэя, она без раздумий бросает Чарли и возвращается лишь тогда, когда он начинает менять отношение к брату.

Актерские работы в картине в принципе заслуживают отдельного разговора. В ансамбле фильма наблюдается любопытный парадокс: по сценарию роль первой скрипки должен играть активно действующий, пассионарный Том Круз, а на экране ведущим артистом становится Дастин Хоффман, чей персонаж львиную долю экранного времени откровенно пассивен и беспомощен. Ведущим его делает специфика роли, которую трудно оставить без внимания и не оценить по достоинству. Выдающееся в своей достоверности перевоплощение звезды «Выпускника» (1967) и «Крамера против Крамера» (1979) в забитого саванта вряд ли стало для зрителей неожиданностью. За шесть лет до «Человека дождя» он блестяще сыграл в «Тутси» (1982) не менее сложную «женскую» роль Дороти Майклс.

Однако, как бы ни был велик актерский дар Дастина Хоффмана, драматический потенциал его персонажа в «Человеке дождя» фатально ограничен сценарием. Рэймонд на указанном выше пути из точки А в точку В не меняется как драматический субъект. Рэй в начале и в конце истории – один и тот же человек. Во всяком случае, так это видится со стороны. И если в Рэе и происходят какие-то серьёзные психологические метаморфозы, то его внутренние переживания остаются плотно скрыты от зрителя болезнью, сопровождающей персонажа на протяжении всего фильма и не позволяющей разглядеть в нём глубоких драматических изменений. В этом, наверное, и состоит главный фокус картины, определяющий ту степень оригинальности, которая ей доступна. Впрочем, публика в большинстве своем вряд ли всерьез задумывается о вопросах такого рода. Трогательная человечная история, снятая качественно и сыгранная великолепно, – вот что лежит на поверхности, вот что сделало «Человека дождя» классикой американского кино.