Герой России Сергей Рязанский — человек с уникальной судьбой. Он не мечтал стать космонавтом, но стал им. Два раза летал в космос, один из них — как командир экипажа. Теперь Сергей известен как лектор — выступлениями и мотивационными спичами, он ездит со своими лекциями по всей России. А еще увлекается экстремальными видами спорта: яхтинг, восхождение на Эверест, прыжки с парашютом, подготовка к сплаву по самой порожистой реке в мире, путешествие в Антарктиду — это нормальный план Сергея Рязанского.
— Сергей, наверное, нет ни одного вашего коллеги из сферы космоса, который так успешно говорит с простыми людьми на тему мотивации, бизнес-процессов — в общем, выживания в современном мире. Как вам пришло в голову проводить такие встречи?
— Я на самом деле в своих выступлениях провожу параллели между космосом и нашей нормальной жизнью на Земле. То есть работой в постоянном стрессе. Все ведь похоже... Постоянное напряжение, эмоциональное выгорание. Оно случается у всех. В космосе — работа в команде, когда не ты выбираешь себе экипаж, а тебе назначают. И в жизни тоже приходится работать с людьми, которых не мы выбираем. В общем, история про космос, но с параллелями, как у нас это на Земле здесь происходит. И чем наши космические подходы, какие-то методики или образ мышления полезны людям. Беседы получаются увлекательными, потому что люди вроде бы слушают про космос, но задумываются: «А у меня же то же самое, а я это тоже могу использовать, а вот это мне тоже было бы полезно».
— Вот в том-то и дело, что современный человек — подбираюсь к следующему вопросу, — который работает, который добивается успеха, старается выстроить баланс всех своих интересов и жизни в офисе... Плюс он живет в огромном мегаполисе, где сталкивается с массой задач, он нуждается в том, чтобы структурировать свою деятельность и действовать в условиях стресса. Мне кажется, вот в этом-то и уникальность найденной вами параллели между работой в космосе и нашей обычной работой.
— Да, это действительно очень здорово укладывается в нашу привычную жизнь. Главное — сохранять фундамент, который у тебя есть, потому что мы очень часто свои рабочие проблемы приносим домой. И дальше наши родные страдают от того, что мы на взводе и нам надо как-то выплеснуть энергию. Нужно уметь переключаться, иметь какие-то свои занятия, которые позволяют задуматься о чем-то еще, выключиться из этого стресса на работе или, наоборот, отвлечься от своих семейных проблем.
Очень помогают увлечения, хобби — бег, игра на гитаре, у кого-то вязание, у кого-то еще что-то. В космосе я очень много фотографировал, все свое свободное время проводил у иллюминатора, забывая о том, что вообще-то нахожусь на станции, что я полгода не видел семью, что работаю без выходных. Хобби позволяют тебе разгрузиться и вернуться свеженьким и отдохнувшим в нормальную рабочую рутину.
— Сергей, один вопрос биографического характера. Я читала истории других космонавтов, сейчас возродился такой интерес — мне кажется, после определенных фильмов — к космосу. И как правило, это мечта детства, чуть ли не с трех лет целенаправленное продвижение к цели. А у вас так интересно получилось. Когда читаешь про начало вашего пути, такое ощущение, что вы и не думали об этом. И кто-то сказал: «А не хотите ли вы попробовать?»
— Примерно так и было. Однажды меня и нескольких моих коллег вызвал начальник и сказал: «Ребята, вот вам листы бумаги, пишите заявления в отряд». — «Какой отряд, куда?» — «Ну в космонавты!» Об этом никогда не задумывались. Мы ученые, мы занимались космической наукой, и параллельно, так как это были 90-е годы, все подрабатывали как испытатели космической техники. То есть перед отправлением в космос все должно быть испытано. Поэтому вроде как мы прошли медкомиссию и здоровы. И вот руководство тогда решило набрать из Российской академии наук ученых — в космонавты. Выбрали нескольких, сказали: «Вы у нас перспективные, пишите заявления в отряд».
Причем на этом все и остановилось. Заявления мы написали, шли месяцы, но ничего не происходило. И потом вдруг нам говорят: «Ребята, еще одна медкомиссия». По итогу прошел ее только я один. Честно, не понимал, куда иду, потому что надо погружаться во все это — чем занимаются космонавты, какая у них привычная работа, когда они не летают в космос. Я ничего не знал, попал в жесточайшую учебу. Поначалу было очень тяжело, потом понравилось, теперь я скучаю, потому что у меня нет такого драйва. Постоянно, каждую неделю какие-нибудь экзамены, зачеты, ты все время тренируешься. И полет-то нескоро еще, может быть, через много лет.
— У вас десять лет, по-моему, прошло до первого полета. Как объяснить простому человеку, чем претендент занимается все эти десять лет? Он ходит на работу, получает зарплату? Он — космонавт на Земле?
— Да, ты космонавт на Земле, ты получаешь зарплату, но твоя работа — постоянно учиться. Причем какие-то экзамены ты сдаешь, а они годны два года, ты их снова пересдаешь. Какой-то экзамен ты сдал, вдруг вышло обновление космического корабля, а у нас постоянно каждый корабль — это что-то новое. Значит, экзамен надо пересдать. Ты заново это все проходишь. Кто-то работает главным оператором в Центре управления полетами, чтобы поближе познакомиться с реальными процессами на борту, — это такой посредник между Центром управления полетами и бортом. Он вникает в суть каждой работы, все время на связи с экипажем.
Я параллельно в институте принимал участие в разных наземных испытаниях — «Сфинкс», «Марс-500». Это имитация каких-то условий космического полета, но на Земле: гипокинезия, водная иммерсия. Плюс я проводил свои научные исследования там. И, соответственно, готовил различные приборы, методики для космических полетов.
Основная работа космонавта — не летать в космос, а постоянно учиться, готовиться и все время быть в тонусе. Если завтра скажут: «Экипаж изменился, ты летишь!» — ты должен быть готов. Если вдруг расслабишься, будешь не в спортивной форме, с несданными экзаменами, тогда: «Ну вот, мы бы хотели тебя назначить, но ты недотягиваешь, полетит другой». Постоянно надо быть в форме, в готовности.
— Я поняла главное: по сути, космонавт находится весь полет в изолированном пространстве — не то что он все время перед собой видит звезды. И выход в открытый космос — это огромное событие. Что было самым трудным лично для вас, когда вы находились на орбите? И из-за чего вы бы сказали, что вот за это и любите свою профессию?
— Начну со второй части. Почему мне очень нравится профессия космонавта — это то, что ты должен знать все. Мы полностью взаимозаменяемые. Военный летчик умеет препарировать мышку, биолог умеет программировать, программист — проводить какие-то научные исследования. Учеба — это безумно интересно, особенно когда ты втянулся и постоянно осваиваешь что-то новое. Ты общаешься с кучей интересных людей: одни тебя учат определять звезды, вторые — программировать, третьи — медицине, четвертые — летать на истребителе, прыгать с парашютом, опускаться под воду, изучать всякую инженерную технику. И ты постоянно напитываешься этими интересными знаниями, умениями, навыками, что очень здорово.
Что сложно? Сложности в полете у всех разные. Есть какие-то общие. Первое — больше полугода ты оторван от привычной жизни, от друзей, от семьи. Делаем видеоконференцию с семьей, прибегает ребенок: «Папа, привет!» — и убегает. Ребенку плоский папа на экране неинтересен. Будь он постарше, он бы вопросы какие-нибудь задавал, а здесь ему нужен живой папа, общения не хватает. В плане работы — все нормально. В плане нештатных ситуаций — несложно. Сложно без живого общения, без какой-то привычной жизни. Ребята, мои друзья, чтобы поддержать, пишут: «О, Сергей, привет, а мы вот сейчас тебя вспоминаем, катаемся в Красной Поляне на лыжах». И ты думаешь: «Елки-палки, люди катаются, а я непонятно где». Ну, тяжело. Получается, что до полета ты примерно год без отпуска, потому что у тебя интенсивная подготовка: сначала ты готовишься к дублированию и дальше через полгода уже сам летишь в космос. Как только ты отдублировал — три дня отдыха. И все, ты уже основной экипаж, снова готовишься. Дальше — полет полгода, и потом еще полгода ты восстанавливаешься. То есть у тебя практически вылетают эти два — два с половиной года: без отпуска, без нормального общения с друзьями, без каких-то путешествий. Это тяжеловато, ты устаешь.
— Я имею представление о том, как готовят космонавтов. Очень много ситуаций, которые для нормального человека были бы невыносимы: замкнутое пространство, глубина, давление и прочее — можно перечислять долго. Получается, что к этому привлекают людей, которые изначально не имеют ограничений, фобий? Или все-таки что-то приходится в себе подавлять? Например, ты обнаружил, что вот это тебе страшно, тебе тут душно, но ты все равно в это идешь?
— Ну конечно, психологи работают на отборе, они смотрят, как человек справляется со своими проблемами, страхами и прочим. И плюс они обучают. Вот пример, который я часто привожу. Прыжки с парашютом — это же страшно для любого нормального человека. Тех, кто не боится, в космонавты не берут. Потому что на самом деле страх — это хорошо, он сразу заставляет нас быть более собранными, уделять внимание мелочам, не допускать расхлябанности. Страх — это нормально, но нужно, чтобы не страх управлял нами, а мы управляли своими страхами, своими эмоциями, действовали четко, хладнокровно, как нас учили. И это, наверное, самое основное. Да, тяжело, но ты сохраняешь спокойствие, ты командир экипажа, на тебя смотрит вся команда, ты излучаешь уверенность. Ты не знаешь, куда мы идем и что будет, но говоришь: «Ребят, все спокойно, действуем по плану. Ты за это отвечаешь, а ты — за это, я на себя возьму эту функцию». И это важно, потому что в полете все всегда будет не так, как планировали, не так, как тренировали. И ты должен быть готов к тому, что будут изменения, будут какие-то нештатные ситуации и по ходу пьесы придется решать, как выживать. Как спасать станцию или корабль, что отдать на откуп Земле. А если связи не будет, то мы автономно должны решить проблему. Тренировки — это очень полезно, без них не выжить.
— Я знаю, что вы принимали участие в программе, связанной с освоением Марса. Когда недавно прочитала достаточно серьезную статью об этом в научном журнале, поняла, что пока может получиться, что это будет в один конец. Первый вопрос. Если бы была уже такая экспедиция и вам предложили, вы, понимая этот риск, что можно не вернуться, согласились бы? И второй вопрос. Есть споры: а зачем это надо? Ну вот зачем им дался этот Марс?!
— Ну конечно, я бы вписался, потому что с профессиональной точки зрения это интересный проект, некий профессиональный вызов, который ты сам себе бросаешь. Понятно, что я бы не согласился на путешествие в одну сторону. Как говорят наши психологи, если человек готов лететь на Марс в одну сторону, то это клиент психиатра. У человека есть свой фундамент, своя семья, свои корни, друзья... Обязательно надо вернуться и всем всё рассказать — но взвесив все риски. У нас это называется «оправданный риск».
Понимаете, в постоянно меняющемся мире человечество не сможет жить без космоса, мы будем двигаться к другим планетам. Может быть, не так скоро, как хотелось бы. Королев мечтал когда-то о полете на Марс, мы до сих пор туда не полетели. Но все равно будем двигаться, потому что это развитие технологии, это экспансия, это поиск новых веществ, материалов, еще чего-то. Плюс это просто интересно. Я вот в этом году сходил на Эверест. И часто мои друзья меня спрашивали: «Ну зачем ты пошел, почему?» Я говорю: «А потому что он есть. Если бы его не было, пошел бы куда-то еще».
Марс — он есть, туда можно долететь, атмосфера там позволяет человеку в каких-то условиях выживать, значит, надо лететь. Надо расширять свои границы. Когда студентам читаю лекции, говорю о том, что основная причина полета к Марсу — это огромная технологическая инвестиция. Очень многое, созданное для этого полета, вернется в нашу повседневную, обыденную жизнь в виде технологий, новых веществ, новых сплавов, новых систем связи: очистка атмосферы, микробиологическая защита, система жизнеобеспечения. В нормальной жизни мы это не разработаем, а разработав для космического полета, понимаем, что можем это использовать где-то еще. Поэтому человечество никуда не денется и полетит на Марс рано или поздно, а я думаю, что и дальше.
— Вопрос про жизнь после космоса. Первая часть — это, наверное, про восстановление. Потому что мы все видели кадры, когда космонавта достают из этой капсулы и кажется, что на следующий день он пошел в кино с дочкой. Наверное, есть какие-то моменты, которые широкой публике неизвестны. И второе — про скучание. Казалось бы, ты вернулся домой, увидел близких. Как протекает адаптация человека? Это же не просто из поездки вернуться и даже не с Эвереста, это, наверное, особые ощущения.
— Ну да. Как говорят наши врачи, сколько ты летал, столько тебе и восстанавливаться. Вроде ты можешь ходить, но поначалу делаешь это пошатываясь, потому что вестибулярка не работала полгода. Все болит, потому что гравитация начала действовать, а мышцы отвыкли. Больно сидеть, больно стоять, лежать. Потихонечку все приходит в норму. Каждый день бассейн, сауна, все под присмотром врачей. Где-то дней через десять разрешают садиться за руль и ехать домой, а до этого ты живешь в профилактории, опять же под наблюдением врачей и своих специалистов. Ну и с посадкой полет не заканчивается, тебе еще предстоит разбор, а это недели две, волна за волной: приезжают специалисты, плюс медицинские тесты. Во-первых, врачам важно наше здоровье, во-вторых, ученые исследуют на нас влияние невесомости, поэтому мы как подопытные кролики. Потом, когда сданы отчеты, этап реабилитации. Ты едешь куда-то в санаторий, там по четыре-пять тренировок в день, в промежутках массажи, процедуры и прочее. То есть твоя работа — прийти обратно в свою «космическую форму», быть готовым к следующему полету.
— А с моральной точки зрения?
— В привычную жизнь входить, конечно, сложновато. Потому что до полета год-полтора ты шел к одной цели, ты пахал, напитывался информацией, готовился, оттачивал свои навыки ручной стыковки, навыки выхода в открытый космос. И тут цели как бы и нет, родное тихое болото. Я, помню, прилетел, у меня было 175 дней отдыха — отпуск. По-моему, через полтора месяца я прибежал на работу и сказал: «Ребят, возьмите обратно, больше не могу отдыхать, я скучаю, мне нужно что-то делать». После полета ты все равно должен пройти рефреш и подтвердить свои навыки, что ничего не забыл. Плюс ты работаешь экспертом. Какой-то новый прибор сделали, и ты уже, как опытный космонавт, смотришь, что за инструкция, бортдокументация. У нас делают, что называется, условно, экипажи — опытного космонавта ставят с неопытным бортинженером, и мы проходимся по всем нештатным ситуациям. Мы передаем опыт на Земле в тренировках, и это тоже очень важно, потому что, когда человек уже был на борту, какими-то нюансами он может поделиться. Ну а дальше тебя снова ставят в экипаж — и понеслась эта круговерть привычная, снова есть цель.
— У вас такой уникальный путь, когда вы уже закончили с полетами, но быстро нашли свое дело. А вообще обычно, я так подозреваю, космонавт не может быть старше пятидесяти, если я и неправа, поправьте меня... Чем потом занимаются люди такой профессии? Они же не уходят на пенсию, на дачу ездить.
— Мы все разные. Во-первых, у нас нет ограничений по возрасту, в основном ребята уходят по здоровью. Или, вот как в моем случае, прилетела другая работа, и она начинает тебя перетягивать. Я возглавлял самую большую детскую организацию — Российское движение школьников — и понимал, что совмещать с космическими полетами уже не получается. И тогда принял решение уйти. Все разные, каждый выбирает свое. Кто-то сидит на пенсии, с внуками наконец-то видится. Кто-то ходит в горы или прыгает с парашютом. Один наш коллега купил себе маленький самолетик, восстановил его и летает. Кто-то из ребят находит себе новую работу. У нас ведь люди из разных регионов страны, поэтому они нередко в депутаты идут, представляют свой регион как Герои Российской Федерации. Кто-то возвращается в космическую отрасль и работает либо менеджером, либо опытным инструктором, потому что не хочет разрывать связь с профессией. У всех разные пути.
Я в какой-то момент начал преподавать в бизнес-школе «Сколково» как спикер и очень много сейчас выступаю в разных компаниях, университетах — «Росатоме», РЖД, «Сбере»... Перед студентами, перед молодежью. И это тоже очень важно, потому что ты свой опыт пережитый и переработанный отдаешь людям и как-то их обучаешь, мотивируешь, продвигаешь. Мне нравится, когда что-то из этого получается.
— Нельзя не посвятить вопрос Эвересту, на который вы совершили восхождение в мае. Я много интересовалась этим, читала статьи очевидцев. Скажите: этот маленький клочок земли, где ты ищешь место сфотографироваться, чтобы другие люди не вошли в кадр, эти очереди на подъем, на спуск... Возникает вопрос. Не является ли это место какой-то распиаренной штукой для экстремалов или все-таки есть магия?
— На самом деле и то и другое — и магия, и популярность. Понятно, что это самый высокий восьмитысячник на Земле, он не может не притягивать. Скажу вам честно, это, может быть, самый легкий восьмитысячник... Есть и другие, но на этот, по крайней мере, можно взобраться. Народу там действительно много. И если, предположим, тебе вдруг поплохело, ты присел на камушек, тут же проходит следующая группа и говорит: «Парень, ты как, кислородику, может, дать или поворачивай обратно?» У меня так получилось, что и очередей-то не было, потому что мы шли в непогоду. Все быстро с горы свалили, а мы приняли решение, что дойдем до 4-го лагеря, до восьми тысяч, и свяжемся с руководителем, который сидит на прогнозе погоды. В общем, настроение было такое, что ну без шансов. Когда мы поднимались, все спускались. Дошли до восьми тысяч, и по рации руководитель говорит: «Есть маленькое погодное окно, идите». И фактически мы с оператором были вдвоем на вершине. Была группа китайцев, они пришли с другой стороны, потом ушли, мы остались одни. С одной стороны, было хорошо, с другой — ты понимаешь: если что, тебе никто не поможет.
У каждого свои причины туда идти. Кто-то собирает звездочки на фюзеляже, им надо покорить все высокие горы. Кто-то идет за романтикой, за вдохновением. Мы снимали фильм. И самое для меня важное — это расширение своих собственных границ. Вот сейчас я преподаю в разных компаниях, часто выступаю перед очень успешными топами. Нередко бывает, что человек достиг какого-то уровня и почивает на лаврах: он большой начальник, все, ура. Если ты застыл в своем состоянии, это очень плохо, потому что не развиваешься, не осваиваешь новые свои стороны, тебе неизвестные. Опять же, мир вокруг меняется с космическими скоростями — чтобы даже просто оставаться на том же месте, тебе надо меняться. Не говоря уж о том, если ты хочешь достигнуть большего.
Я очень люблю трудозатратные виды спорта. В прошлом году сходил под парусом в Антарктиду, в этом году — на Эверест, в следующем планирую Курилы, планирую сплав по Замбези. Это все какие-то новые вещи, которые сильно расширяют твои собственные границы. Ты по-другому себя воспринимаешь, видишь свои новые сильные и слабые стороны, есть куда развиваться. Самая страшная болезнь, которая у нас может быть, — это «плоскопопие», когда человек сидит и никуда не двигается, это очень грустно.
— Вчера прочитала ваши посты об Эвересте в телеграм-канале. Мне страшнее всего было читать про момент, когда столько уже прошел, осталось чуть-чуть. Но вы заболели, да еще и погода испортилась... Насколько я понимаю, там до сих пор смертность высокая, это же не шутки.
— Этот год считается успешным в плане Эвереста, всего лишь пять человек погибли, бывало так, что и восемнадцать. Понятно, что это все очень рискованно. После того как я вернулся с Эвереста, стал отговаривать друзей, которые туда собираются идти. Если ты туда идешь, должен быть готовым распрощаться с семьей, с работой, со здоровьем... Потому что есть какие-то вещи, когда понимаешь, что ты уже на грани. Честно скажу, в космосе гораздо легче. Потому что здесь ты постоянно борешься сам с собой: и зачем мне это надо, и куда я иду?.. А потом понимаешь, что от тебя не все зависит: например, ты идешь по узкому гребню, где справа пропасть, дна не видно, слева уклон 70 градусов, и, если ты туда покатишься, никто тебя не остановит, не дай бог ветерок дунет. Понятно, мы там в кошках, пристегнутые к веревкам, но всякое бывает.
Горы — очень опасное приключение, поэтому важно оценивать риск и, может быть, иметь мужество развернуться и пойти обратно. На горе встречал нескольких гораздо более опытных восходителей, чем я, которые говорили: «Сергей, через год сюда вернусь, сейчас плохо себя чувствую». И я понимаю, какое это огромное мужество — развернуться и сказать: «Не в этот раз». Погода не позволила, или силы не те, кто-то приболел, кто-то травмировался, кто-то оценил, что погода сложная, — рисковать он не будет. И конечно, эти ребята молодцы.
— Люди, наверное, возвращаются на Эверест снова, не с первого раза получается достигнуть вершины. У вас, как я понимаю, огромная удача — с первого раза покорить.
— Да. Ну есть и другие горы, которые тоже не всегда получаются. И это нормально, это часть альпинизма, когда от тебя не все зависит. Успех зависит и от команды, и от обеспечения, и от погоды. Вроде ты все продумал, все подготовил, но погода тебе не дает, и гора не пускает — лавиноопасность. Вдруг раз — выпало много снега, ты понимаешь, что он может сойти, ну и куда идти? Надо поворачивать обратно.
— И к этой теме последний вопрос. Вы сходили, вам невероятно повезло, вы достигли вершины. Что изменилось в вашей жизни? Какой благотворный эффект вы наблюдаете от этого героического поступка, затратившего столько сил, времени, денег?
— Такие вещи не меняют человека в секунду, в момент. Ты со временем осознаешь все произошедшее. Когда я спустился, понимал, что все, с горами завязываю, это было чересчур. И физически, и психологически. Я понимал, что прошел по грани. Обычно с каким-то запасом сил иду, а здесь — это был край. Пока я доехал до дома, понял: с горами мы не заканчиваем, комбинезончик отдаю в ремонт, спальничек подшить, постирать. В общем, может быть, не сразу, но обязательно в горы вернусь, потому что все-таки сам процесс восхождения, подготовки очень привлекателен, это очень здорово. Просто нужно оценивать свои возможности и риски. Да, на какие-то горы я точно не пойду, у меня большая ответственность за семью, за детишек. А на какие-то пойду с удовольствием, потому что они красивые, туда хочется идти не для галочки, а для душевного процесса. Единение с природой, когда облака под тобой, из облаков высовываются маленькие соседние вершинки, — это безумная красота. Ну и космос поближе. (Улыбается.)
— Да, кстати, я тоже так подумала. А подскажите, вот этот сплав, который вы планируете, — это какая-то дикая река или все-таки ее кто-то проходил? Я почитала вчера ваши посты — категория 6 и выше испугала, я не знала, что такие есть.
— Там проходят спортсмены. Но можно и самому научиться, у нас идет команда, идет инструктор, с точки зрения спасения там будет все организовано. Но в данном случае ты попробуешь то, что пробует мало кто из людей на Земле. Поэтому мы до сих пор принимаем заявки, зовем ребят, будет компания, наверное, человек 50—60, несколько рафтов, — это будет интересное приключение. Я давно на самом деле мечтал, потому что мой папа водник, он ходил во всякие походы — рафты, байдарки, каяки, плоты и так далее. Я много рассказов слышал. И это в мире считается один из самых крутых, но доступных сплавов, который, конечно, хочется попробовать.
— А какие люди приходят к вам на зов? Это водники или просто бизнесмены? Кому это интересно оказалось?
— Приходят люди разные. В основном, конечно, предприниматели, которые могут себе это позволить, обладают более или менее гибким графиком, чтобы вырваться. Плюс им хочется как-то расширить свои собственные границы, перезагрузиться. Но периодически в походах бывает... школьная учительница, чиновник, работающий в администрации города. Разные совершенно люди. И это очень здорово. На пик Ленина как-то студентка присоединилась, которая еще учится, — горы ее манят. Главное, чтобы человеку это нравилось — изучать что-то новое, осваивать какие-то новые навыки, знакомиться с интересными людьми, развиваться, расширяться.
— Вы упомянули своего отца. Я почитала про вашего дедушку, про отца, про маму, и все-таки подумалось, что ничто не берется из ниоткуда. Потому что с такими достижениями люди. Наверное, вы не были обычным ребенком, которому булочку в одну руку, маслице в другую. Я подозреваю, что у вас был какой-то особый режим с детства — закаливание, спорт.
— Если честно, я был очень болезненным ребенком, который вечно болел: там три воспаления легких, постоянно какие-то проблемы, астма, диатезы — в общем, ужас. А мама моя действительно спортивная женщина, ей это в какой-то момент надоело, и началось закаливание, постоянный спорт. В разных направлениях: и большой теннис, и настольный теннис, и бег, и лыжи, и гимнастика. Что на самом деле очень здорово, потому что это воспитало характер в первую очередь и поправило здоровье. В подростковом возрасте все мои болячки куда-то исчезли. Я помню — ну как обычные дети: ой, я не хочу идти в школу, я хочу заболеть. Весь класс болеет — я не болею. Не удается, потому что я все время бегаю, обливаюсь, занимаюсь каким-нибудь спортом. Это, конечно, заслуга моей мамы, ну и родителей в целом. Все детство в походах, с палатками, на природе. Может быть, поэтому я и стал биологом. Ну и, конечно, вот эта походная жизнь — я всем очень советую, у кого есть дети, водить их в походы, потому что это приучает к какому-то смирению.
— Отсутствие комфорта, да.
— Да. У тебя нет этих гаджетов. Дождь — нормально. Комарики — нормально. Можно сосиску приготовить на костре — это счастье, рыбку поймать, сам процесс — это круто. Я своих таскаю постоянно в поездки, в походы. Мне кажется, для воспитания ребенка это очень важно. И потом ты все эти жизненные тяготы воспринимаешь совершенно по-другому: да ладно, в походе было тяжелее, ничего, справимся.
— Как раз у меня вопрос про ваших детей. Когда вы летали, не было ли таких ситуаций, что к тебе не сразу ребенок подходит, потому что не узнает? А второй момент — я вижу, что вы очень много делаете, какие-то семейные туры, — интересен ваш подход к воспитанию.
— Ну конечно, в какие-то моменты я понимал, что упускаю общение с детьми, потому что папы рядом нет. Папа вечно в командировках, в космосе, непонятно где. И отпуска-то фактически нет. Так что в основном это заслуга мамы, которая вкладывает в детей и говорит: «Ничего, ничего, папа, может быть, когда-нибудь к нам вернется, когда космический полет закончится». Наверное, поэтому я сейчас как раз пытаюсь восполнить с младшими детьми то, что когда-то недодал старшим. Теперь график позволяет. Основная задача нас как родителей — не выбрать за наших детей путь, а показать им весь спектр возможностей. Что-то навязанное не будет восприниматься ребенком без сопротивления. Всё своим примером. Да, ребенок маленький, я бегаю с беговой коляской. Ребенок сидит в коляске, потом говорит: «Пап, я тоже хочу пробежаться». Опять же, в походе дождь стеной, вроде все плохо. Но ребенок видит у родителей на лице улыбки, слышит шутки-прибаутки, песни какие-то, думает: «Ну и не так уж плохо, раз папа с мамой улыбаются, все хорошо». Я показываю детям какие-то возможности — и никогда не буду указывать, куда идти, я в любом случае буду поддерживать то, что они выбрали. Старший стал программистом достаточно успешным. Две старшие дочки, они двойняшки, разошлись в разные направления. Одна сейчас поступила в Сеченовку на бюджет, очень ею горжусь, она молодец, хочет быть хирургом. Вторая ушла в индустрию моды, очень творческая, хорошо рисует, шьет. Младший сын — пока непонятно, он в третьем классе, но у него инженерно-математический ум. Ну и младшей дочке четыре годика, пока нам нравятся зайцы, неясно, куда мы пойдем, но зайцы тоже хорошо. (Улыбается.)
— Но вы младших уже, наверное, с полугода начали брать в такие путешествия. Они у вас просолились уже в походах...
— Понятно, что с маленьким ребенком в поход особо не пойдешь, поэтому — на море, еще куда-то. Вот сейчас со всеми своими детьми ходил под парусом, чтобы показать им, что папе нравятся паруса, можно управлять лодочкой, где-то пристать, переночевать, встать на якорь — это здорово. И морская романтика.
— Скажите, как вы справляетесь? У наших читателей у многих дети, проблемы у всех одни: дети с компьютерами, с телефонами, с планшетами. Вы как-то это ограничиваете?
— Конечно, самый лучший способ — это занять ребенка активностью, чтобы он не сидел в телефоне: «пошли половим рыбку», «пошли поиграем в мячик». С другой стороны, полностью запретить невозможно, потому что ребенок вращается в этом комьюнити, которое у него есть во дворе, в школе. Приходится вводить какие-то ограничения, лимиты. Наших современных детей заставить книжку почитать со всеми этими Алисами и прочим сложно. Но с этим тоже справляемся. Главное — заинтересовать.
— Подскажите, сколько вы сейчас времени уделяете вашей физической форме, что конкретно делаете? Потому что такие спортивные увлечения требуют хорошей подготовки.
— С моим рабочим графиком порой не получается регулярно заниматься так, как я бы хотел. Но стараюсь, когда есть возможность. Я люблю бегать. Живу рядом с Ботаническим садом. Бегаю обычно 10—11 километров. Также хожу в тренажерный зал. Но исторически космонавтам нельзя качаться. Лишняя мышечная масса — это лишняя нагрузка на сердце. Поэтому предпочитаю кроссфиты, функциональные тренировки, велосипеды. В общем, космонавт должен быть жилистый и выносливый, как и альпинист. Поэтому стиль тренировок у меня своеобразный. Самое главное не то, чем ты занимаешься. Главное — заниматься регулярно, хотя бы по чуть-чуть. Есть дома 15 минут — поприседал, поотжимался, повисел на турнике. Чтобы это было вот именно образом жизни. Потому что ты можешь быть выдающимся человеком, но при этом, если не будет здоровья, ничего выдающегося не сделаешь. Все-таки от нашего здоровья очень многое зависит, поэтому в первую очередь надо блюсти свою форму, свое физическое состояние, и тогда у тебя больше шансов, что что-то в жизни другое — по работе, в личном плане — получится.
— Я знаю, что в первую очередь эту статью будут читать люди, которые интересуются качествами, необходимыми для успеха. Что вы считаете самым необходимым для того, чтобы в реалиях современных быть успешным? Про здоровье, естественно, мы уже сказали, это даже не обсуждается. Как победить стресс? Сумасшедший ритм? Проблемы у всех одинаковые.
— В общем, да, вы абсолютно правы, проблемы у всех одинаковые. Как мы к этому относимся? Кто-то впадает в панику, в депрессию от любой мелочи. Кто-то легко идет по жизни, перешагивая через все вот эти неприятности — ну было и было, пошел дальше. Очень важен внутренний позитивный настрой. Негатив тоже важен, но он изначально неконструктивен. Вот ты получил какой-то негативный опыт — его надо пережить, подумать и пойти дальше. Взять что-то ценное: да, хорошо, я запомнил, я вот этого делать больше никогда не буду, потому что это приводит к плохим последствиям. Или: хорошо, я это запомнил, с таким человеком общаться не буду, не надо мне токсичных людей в моем окружении. И пошел дальше.
Очень важен внутренний настрой, когда ты идешь вперед, занимаешься любимым делом. Опять же, если взглянуть на успешных топ-менеджеров, это же очень разносторонние люди. Кто-то занимается живописью, кто-то бегает триатлоны, ходит под парусом. И ты понимаешь, что на самом деле, чтобы быть успешным, тебе надо быть разносторонним. Потому что, во-первых, все эти увлечения, как я уже говорил, помогают тебе восстановиться от стресса, от этой рутины. Во-вторых, это ведь может что-то привнести в твою рабочую жизнь — настрой, характер, умение общаться с людьми, умение преодолевать сложности. Опять же, в горы часто ходят успешные, известные в нашей стране люди — бизнесмены, предприниматели, чиновники. А почему? А потому что для них важно перезагрузиться, восстановиться. И поэтому они успешны — потому что у них есть такие увлечения.
Кроме того, это касается наших детей. Когда я работал в Российском движении школьников, меня ужасало, что приходишь в 11-й класс: «Дети, вы же наверняка знаете, куда вы пойдете учиться?» Все дети такие: «Не-а». Как так?! И не потому, что много всего интересного, что я не знаю, куда пойти, а просто неинтересно. И вот это ужасно — когда люди плывут по течению. Вот я хожу на работу, чтобы заработать деньги. А вот я то-то, то-то, то-то. Жить без смысла, бесполезно — ну это глупо как-то. Поэтому очень здорово, когда человек находит любимое занятие. Только тогда он становится успешным, потому что глаза горят, энергии куча, он в этом не просто чтобы заработать, не просто чтобы отработать с восьми до пяти, а он живет этим — вот тогда появляется успех. Главное — найти что-то свое и идти по выбранному пути. И не страшно, если вдруг это свое потом надоело, — можно переключиться на что-то еще, такое тоже в жизни бывает. Я когда-то был ученым, потом стал космонавтом, потом — преподавателем. Что будет дальше, вообще не знаю, но всегда то, чем я занимался, мне безумно нравилось.
— Наверное, последний вопрос — насчет «что дальше». Есть какая-то мечта, куда двигаться дальше?
— Мечтаний куча, целый список. Хочется пойти под парусом в кругосветку, хочется не забрасывать горы. Ничего конкретного пока нет, потому что нужна компания, нужна идея, где-то нужно финансирование. Пока сплав по Замбези, на Курилы на следующий год. Сейчас обсуждаем интересный дайвинг в красивом месте, посмотрим, получится или нет. Планов громадье: и фотовыставки, и книгу я никак не закончу: она в целом написана, нужно только перевести ее с «рязанского» на русский. Осталось взвесить все эти возможности и понять, когда и что получится сделать.
