Игорь Золотовицкий: «Ефремов и Табаков всю жизнь были рядом, притом что они могли ссориться, годами не разговаривать»

«В жизни Евстигнеев был полной противоположностью своим киногероям».
Инна Фомина
|
23 Декабря 2024
Игорь Золотовицкий
Игорь Золотовицкий
Фото: П. Шиликов/Школа-студия имени Вл. И. Немировича-Данченко при Московском художественном академическом театре имени А. П. Чехова»

«В жизни Евстигнеев был полной противоположностью своим киногероям. Он никогда не был рассеянным, как Плейшнер, никогда не был интеллектуалом, как Преображенский, или шулером, как Ручников. Он был мужик, настоящий мужик», — вспоминает актер МХТ им. А.П. Чехова, ректор Школы-студии МХАТ Игорь Золотовицкий.

— Игорь Яковлевич, когда мы с вами договаривались об интервью, вы предложили провести его в стенах Школы-студии МХАТ. Почему?

— Потому что это место, с которым моя жизнь связана многие десятилетия. Здесь все дышит историей, напоминает о дорогих моему сердцу людях. Вот старинные напольные часы. Они когда-то стояли во МХАТе, в кабинете у Олега Николаевича Ефремова...

— Вы преподаете в Школе более 30 лет, из них 11 лет вы ректор. А когда впервые переступили порог этого здания?

— Я поступал в Школу-студию в 1978 году, когда она располагалась еще не в этих стенах, а рядом — справа от входа на Основную сцену МХТ, там, где сейчас Учебный театр Школы и Новая сцена (к слову, постановочное отделение, которое теперь называется факультетом сценографии и театральных технологий, вообще находилось на территории Щепкинского училища).

А в этот дом с богатой и необычной историей Школа переехала в 1984 году. Построено здание было в 1891-м, причем при строительстве были найдены склепы и захоронения старой каменной церкви Спаса Преображения. Мы делали ремонт на втором этаже и нашли под слоем штукатурки газеты как раз конца XIX века. В 30-е годы при генеральной реконструкции Тверской улицы большую часть здания снесли, при этом оно подросло — надстроили несколько этажей.

Здание существовало как доходный дом. Но в нем был большой зал со сценой, в котором работал Железнодорожный клуб, выступал театр «Веселые маски». Еще тут находилось артистическое кафе «Десятая муза», в котором собирались деятели кино, проходили собрания Всероссийского союза поэтов — на них бывали Маяковский, Брюсов, Есенин, Эренбург, Мариенгоф, в кабаре «Короли экрана среди публики» выступала Вера Холодная. В этом доме жили народные артисты СССР Леонид Леонидов и Вера Пашенная.

— Уникальное место!

Игорь Золотовицкий
В 1978 году я приехал в Москву «поступать на артиста» из Ташкента. В этом городе мои родители оказались во время войны, в эвакуации. Там я родился, и в нем в 1966 году мы пережили чудовищное землетрясение
Фото: Е. Цветкова/Школа-студия имени Вл. И. Немировича-Данченко при Московском художественном академическом театре имени А. П. Чехова»

— Да!.. Так вот, в 1978 году я приехал в Москву «поступать на артиста» из Ташкента. В этом городе мои родители оказались во время войны, в эвакуации. В Ташкенте я родился, и в нем в 1966 году мы пережили чудовищное землетрясение. Ту ночь хорошо запомнил — мне было пять лет. Наш дом оказался рядом с эпицентром, мы еле успели выскочить из разрушающегося здания — оно развалилось. Следующий год жили у папиной сестры, а потом нам дали трехкомнатную квартиру...

Родители у меня были замечательные люди. И простые — из-за войны остались без хорошего образования. Папа работал механиком на железной дороге. Мама сначала трудилась на заводе, потом устроилась в кафе-мороженое при Центральном парке. А затем была заведующей буфетом при кассе «Аэрофлота» в гостинице «Россия».

— От кого из родителей вы унаследовали актерский талант?

— Думаю, от мамы. Она была человек-праздник, очень артистичной, обожала употреблять «красивые» выражения типа «ибо». Моя коммуникабельность тоже от нее — мама была невероятно общительной. Она любила отдыхать на Северном Кавказе — в Минводах, Кисловодске, и я часто ее провожал на вокзал. Так вот, за то время, что она заходила в купе, ставила там вещи и возвращалась ко мне на перрон, чтобы сказать до свидания и обнять, успевала познакомиться со всеми пассажирами, которые ехали с ней в купе! Выходила и говорила: «Тетя Люба обещала купить тебе ботинки — у тебя же большой, редкий размер. А дядя Коля достанет нам колбаски». Только вот ее способности к языкам я не перенял. Мама прекрасно говорила по-узбекски, причем на ферганском диалекте. А я, хоть и прожил в Ташкенте 17 лет, не знал по-узбекски ни слова...

— Ваша семья была далека от театра. А как вы решили стать артистом?

— В нашей семье было двое детей. Один ребенок — моя сестра — был умный (Света стала математиком). А второй — я — стал артистом... Быть актером хотел всегда. С пятого класса занимался в городском Дворце пионеров в театральной студии «Товарищ» под руководством Ольги Карловны Фиала. Она — дочь австрийского коммуниста — прошла войну, была удивительным человеком, невероятно совестливым и честным. Ученики Ольги Карловны стали актерами, режиссерами, педагогами, многие работали в Русском драматическом театре в Ташкенте. А мне она помогала готовить вступительную программу в театральное училище.

— В Москву отправились на самолете?

— На поезде, потому что папа, как сотрудник железной дороги, имел льготы при приобретении железнодорожных билетов. Ехали до столицы двое с половиной суток, но мне дорога показалась легкой и приятной: поскольку папу знали все проводники, нам даже плов готовили!

Игорь Золотовицкий и Юрий Стоянов
Игорь Золотовицкий и Юрий Стоянов на Рождественском концерте в МХТ им. А.П. Чехова, 2024 год
Фото: Е. Цветкова/Школа-студия имени Вл. И. Немировича-Данченко при Московском художественном академическом театре имени А. П. Чехова»

Как оказалось, на экзамены я опоздал — туры были в самом разгаре. Тем не менее показаться в разные училища успел. Если бы тогда поступил в Школу-студию МХАТ, то учился бы на одном курсе с моими будущими друзьями — Романом Козаком и Дмитрием Брусникиным, которых, увы, уже нет, с Машей Брусникиной, которая сейчас в Школе-студии заведует кафедрой сценической речи и возглавляет Молодежный театр — РАМТ. Но, как видите, не сложилось.

— Вы хотели учиться именно в Школе-студии МХАТ?

— Нет, в Щукинском училище, потому что оно гремело по всей стране. А о том, насколько культовой была Школа-студия, просто не знал. Кстати, когда «пролетел», не очень расстроился. Потому что почувствовал главное: поступить вполне могу!

Вернулся в Ташкент и пошел в эстрадно-цирковую студию при местной филармонии. Но быстро понял, что жанр конферанса — это совсем не мое. И ушел. Тогда мама меня спросила: «Сынок, а ты хочешь на следующий год поехать в Москву и снова поступать?» — «Конечно!» — «Тогда иди и заработай себе на билет». И я пошел работать на завод слесарем-ремонтником токарных и фрезерных станков.

Первый месяц был учеником с зарплатой в 90 рублей, потом мне дали второй разряд и уже 150 рублей — приличные деньги для того времени (когда через пять лет начал работать в театре, получал гораздо меньше). Токарный станок и сейчас могу разобрать, правда, собрать обратно — вряд ли. С первой зарплаты купил маме и папе подарки. И, конечно, «проставился» — достал еды и выпивки и накрыл стол. Мои наставники, которые отработали на заводе по 40, 50 лет, водочку у меня приняли. Но сказали: «Мы за тебя выпьем, а ты иди!» Я удивился: «Как так, а я?!» — «А тебе рано еще! Вот когда исполнится 18 лет, тогда и нальем».

— Как чувствовали себя на заводе?

— Отлично, только поначалу вставать в пять утра было непривычно. Завод был прекрасной школой жизни. Какие потрясающие люди там работали! Один из моих наставников, дядя Толик, был высоченным, как я. А кулачищи у него было такие громадные и сильные, что он в первый же день крепко-накрепко закрутил огромный болт и сказал мне: «Откручивай!» Я гаечным ключом еле его открутил. Другой мой наставник, дядя Виктор, был шлифовальщик очень высокого разряда. Я все не понимал, почему он по полдня сидит и ничего не делает. Спрашиваю: «А почему вы отдыхаете?» А он: «А я за два дня выполняю недельную норму». — «Так можно же больше нормы деталей выточить и побольше заработать». А он: «А зачем? У меня и так зарплата 500 рублей. Я свою работу очень качественно выполняю. А в свободное время лучше отдохну, почитаю».

Мужики учили меня играть в домино, а еще часто разыгрывали. Я решил выпилить для девушки, в которую был безумно влюблен, плойку. Тогда в магазинах этот прибор редко «выкидывали», то есть продавали, а завивать волосы у девушек было модно. Начинаю обрабатывать алюминиевую заготовку, а она не пилится. Ничего не понимаю, а мужики стали вокруг и смеются. Оказывается, они ее втихаря смазали машинным маслом, чтобы скользила. Мужики отсмеялись и сказали: «Ладно, мы тебя разыграли. А сейчас поможем — покажем, как выточить».

Игорь Золотовицкий, Станислав Любшин и Виктор Рыжаков
Игорь Золотовицкий, Станислав Любшин и Виктор Рыжаков на вручении дипломов Школы-студии МХАТ, МХТ им. А.П. Чехова, 2024 год
Фото: Е. Цветкова/Школа-студия имени Вл. И. Немировича-Данченко при Московском художественном академическом театре имени А. П. Чехова»

— В итоге заработали на билет до Москвы?

— Конечно! Во второй раз отправился в столицу на самолете и без папы. Я уже был опытный абитуриент, прошлогодние прослушивания кое-чему меня научили. К тому же когда я показывался — по-моему, в ГИТИС, — ко мне подошел какой-то выпускник этого вуза. Я его видел первый раз, не знал, как зовут, но он просто решил мне помочь и дал несколько советов. Уже не помню, что конкретно он подсказал, но программа зазвучала лучше. Читаю отрывок из Чехова и вижу, как нравлюсь приемной комиссии: два предложения произношу, а они падают со стульев и просят: «Давай дальше, еще!»

В итоге прошел и в Щукинское, и в Школу-студию. Решил пойти в «Щуку», потому что там были блестящие педагоги, курс набирал Юрий Васильевич Катин-Ярцев. Но и тогда, и сейчас в ситуации, когда абитуриент проходит сразу в несколько училищ, руководители курсов часто договариваются между собой — кого кто берет. Мой будущий мастер в Школе-студии Виктор Карлович Монюков сказал мне: «Мы с Юрием Васильевичем уже поговорили и решили: ты будешь учиться здесь». Вот так все сложилось.

— Кто учился с вами на курсе?

— В первую очередь это Сергей Земцов... Мы с ним каждые четыре года набираем курс на актерский факультет — в позапрошлом году набрали шестой по счету. Сергей Иванович — выпускник Нижегородского театрального училища имени Евстигнеева, профессор Школы-студии МХАТ, был деканом актерского факультета 25 лет, сменив на этом посту прекрасного педагога, выпускника Школы-студии Олега Георгиевича Герасимова. Мы с Сергеем Ивановичем практически родственники.

Еще один мой однокурсник — Алексей Геннадьевич Гуськов, будущий народный артист. Он старше меня на три года и как-то сразу взял надо мной опеку. Когда я поступал, Лешка приютил меня в общежитии Бауманского института (он до этого там учился). А потом мы с Лешей жили в одной комнате в общежитии Школы-студии на Дегтярке (в Дегтярном переулке) — пока он не женился...

Алеша сделал себя сам, он невероятно целеустремленный, напористый и очень востребованный — абсолютный бульдозер! Где он только не работал: в Театре имени Пушкина, на Малой Бронной, в Театре Гоголя. Если у него было меньше ролей в театре, он сосредотачивался на кино — снимался или продюсировал. Когда была пауза в съемках, руководил студией, которая выпускала замечательные мультфильмы. Если не ошибаюсь, Гуськов — единственный выпускник Школы-студии МХАТ, который работает в Вахтанговском театре. Это Олег Николаевич Ефремов брал в свой театр выпускников всех московских театральных училищ. Например, Катя Васильева ВГИК окончила, Ия Сергеевна Саввина вообще была без актерского образования, но Ефремов пригласил их. А в Театре Вахтангова до последнего времени старались брать в труппу только «своих» — ребят из Щукинского училища. Но Гуськова взяли!

— На вашем курсе еще училась Алена Бондарчук...

Курс И.Я. Золотовицкого и С.И. Земцова
Курс И.Я. Золотовицкого и С.И. Земцова в Школе-студии МХАТ, выпуск 2006 года
Фото: предоставлены Школой-студией имени Вл. И. Немировича-Данченко при Московском художественном академическом театре имени А. П. Чехова»

— Да, наша Аленушка, хорошая, прекрасная моя девочка, которой, увы, уже нет с нами. Мне кажется, я был в нее влюблен. Но ее брат Федор, с которым дружу, у которого снимался, в это не верит. Зато Федька почему-то утверждает, что это я научил его пить водку. Я возражаю: «Когда это я тебя учил?! Ты же младше меня на шесть лет. Значит, когда я был на втором курсе, ты учился в пятом-шестом классе. Ребенок еще, какая водка?!» Но он спорит: «Нет, ты меня научил! И я буду всем это рассказывать».

Я благоговел перед родителями Алены. Ирина Константиновна Скобцева была очень красивая до конца жизни, причем в зрелом возрасте она мне даже больше нравилась. А какое чувство юмора у нее было, как тонко она иронизировала! Много лет спустя мы устроили ей творческую встречу на Малой сцене МХТ. Она по-прежнему обращалась ко мне ласково: «Игорек». А я ей напомнил: «Ирина Константиновна, а я ведь так за Аленушкой ухаживал». А она удивилась: «Я не знала!»

Когда же в комнату заходил Сергей Федорович Бондарчук, воздух становился гуще. Он казался таким огромным, значительным, хотя дело тут совсем не в росте. Когда я оканчивал Школу-студию, приключилась такая история. Человек пятнадцать с нашего курса что-то отмечали. Потом решили продолжить банкет — устроить пикник с шашлыками и выпивкой на свежем воздухе. На чьих-то раздолбанных «жигулях» отправились на Николину Гору. Как все 15 человек поместились в машине, не понимаю! Обалдел и гаишник, который остановил наше авто недалеко от «места назначения». Когда мы, пьяные и мокрые, потому что в тот вечер шел дождь, вывалились из «жигулей», он только и смог произнести: «А можете обратно туда все залезть?» Мы смеялись: «Конечно, можем!» Но блюстителю порядка было явно не до шуток. Тут я сообразил, что совсем поблизости дача Бондарчуков. Говорю Алене: «Беги за папой!»

Вскоре пришел Бондарчук и сразу попросил гаишника: «Ну ладно, ты уж отпусти ребят». Лейтенант обалдел, когда увидел, кто с ним разговаривает, чуть ли не честь отдал Сергею Федоровичу. В конце концов Бондарчук сел за руль и повез нас к себе на дачу, которая существует до сих пор. Кстати, там был видеомагнитофон — это чудо техники я увидел первый раз в жизни...

Как жаль, что у Алены так жизнь сложилась, рак этот проклятый. Когда Федя мне сказал, что она умерла, я в первое мгновение не поверил: «Как?!» Потому что семья до последнего не распространялась о ее болезни, не выносила это на люди. Теперь Алена рядом со своими родителями — на Новодевичьем. А я ее запомнил совсем юной девушкой, с которой столько раз ходил по Камергерскому переулку...

— А Камергерский сильно изменился по сравнению с годами вашей молодости?

— Конечно, изменился! Когда мы поступили, он назывался проезд Художественного театра, по нему ходили машины. А в 1992 году ему вернули старое имя. Сегодня на первых этажах почти исключительно рестораны, а в 80-е и 90-е было множество других любопытных заведений. Пожалуй, с тех времен сохранился только большой книжный магазин на углу с Дмитровкой — «Дом педагогической книги». Но я помню и знаменитую на всю Москву парикмахерскую, которая работала здесь чуть ли не с начала XX века, и прекрасную круглосуточную пельменную, и «Пушкинскую лавку» — невероятный букинистический магазин.

А рядом со входом в нынешний Учебный театр много лет работал магазин «Медицинская книга», дверь в который на ночь закрывалась на огромный амбарный замок! Этот старожил Камергерского исчез отсюда одним из последних. Я всегда думал, что там продают только специализированные издания, учебники для врачей. И когда однажды зашел, обомлел. В этой лавочке продавались невероятные антикварные вещи, например докторские саквояжи. А среди книг были и старинные фолианты, настоящие произведения искусства. Теперь, уже задним числом, жалею, что ничего там не приобрел, например старинный рисунок. Мы с женой сейчас как раз закончили ремонт в квартире, и как бы пригодились нам те старые симпатичные «картинки». Кстати, однажды зашел туда, уже будучи ректором. Немолодая продавщица здоровается со мной и говорит: «А я помню, Игорь Яковлевич, ваши дипломные спектакли. И «Преступление и наказание», и «На дне», который ставил Евстигнеев».

Выпуск Школы-студии МХАТ 2010 г.
Выпуск Школы-студии МХАТ 2010 года со своими худруками И.Я. Золотовицким и С.И. Земцовым
Фото: предоставлены Школой-студией имени Вл. И. Немировича-Данченко при Московском художественном академическом театре имени А. П. Чехова»

— Какое самое «крутое» заведение было тогда в Камергерском?

— Кафе «Артистическое», которое все называли «Артистик». Оно располагалось напротив старой Школы-студии, и в него заходили выпить по рюмочке, а может быть и по две-три, Массальский, Грибов и другие корифеи МХАТа. Там не было богатых интерьеров, лоска, шика. Все его обаяние было в посетителях! Так обидно, что оно закрылось, что не сохраняют подобные культовые места. Ведь можно было сделать кафе-музей с фотографиями легендарных людей, которые в нем бывали...

За те 45 лет, что существую в пространстве Камергерского переулка, вроде привык ко всему. Но иногда абстрагируешься и думаешь: «Я ежедневно хожу по улице, по которой ходили Чехов, Станиславский, Немирович-Данченко, Горький, Булгаков...»

— Вам повезло еще застать некоторых великих мхатовских «стариков»...

— Да, посчастливилось! И у каждого старался учиться, «подворовывать», хотя талант, знаете, хрен украдешь: надо и самому что-то за душой иметь... Я застал Павла Владимировича Массальского, всегда очень элегантного. Он дружил с Шаляпиным и его семьей, учился у Завадского, потом много служил во МХАТе (в кино его все знают по фильму «Цирк», где он сыграл американского антрепренера, который пакостит героине Любови Орловой). Среди его учеников Евгений Евстигнеев и Владимир Высоцкий, Татьяна Доронина и Михаил Козаков, Олег Басилашвили и Борис Шербаков, Виктор Сергачев, Авангард Леонтьев, Александр Балуев...

Я играл в одном спектакле с Марком Исааковичем Прудкиным, непосредственным учеником Немировича-Данченко! Он пришел во МХАТ еще до революции и проработал в нем 75 лет. Когда его сын Владимир поставил спектакль «Бал при свечах» — это была инсценировка по роману «Мастер и Маргарита», — то, естественно, задействовал там отца: Марк Исаакович, будучи более чем в преклонном возрасте, играл Понтия Пилата. Сначала эту постановку Владимир хотел сделать со всеми тогдашними «первачами» МХАТа — Калягиным, Вертинской. Но что-то не получилось. Через какое-то время Володя все-таки сделал этот спектакль, но в основном с молодым поколением актеров. У меня в эту постановку (она шла на Малой сцене в здании на Тверском бульваре, где теперь МХАТ имени Горького) был срочный ввод — на роль Азазелло. Я очень волновался. И было так приятно, когда после спектакля ко мне подошел Прудкин: «Деточка, как тебя зовут?» Он же до этого меня не знал. Говорю: «Игорь». — «Игорек, да...» И дальше сказал мне очень хорошие, теплые слова, похвалил: «Я чувствую, у тебя получится. Давай, не останавливайся!»

— А кто был вашим педагогом?

— Их было много. Кто-то учил меня в Школе-студии, а у кого-то я учился непосредственно на сцене МХАТа. Например, у Вячеслава Михайловича Невинного. Он вдруг обратил внимание на меня, когда я был еще совершенно никто и нигде. Мы с ним играли в одном спектакле. И он подошел и неожиданно спросил: «А что ты так быстро уходишь после того, как отыграл наш с тобой эпизод?» — «А что, я что-то неправильно сделал?» — «Да ты не спеши, задержись на несколько секунд. В этой сцене я же тебе деньги даю, а ты это обыграй — так сделай, чтобы зритель понял, что твой герой — хапуга. К тому же у тебя рост 196, ты на сцене заметный. Зритель захочет в программке найти твою фамилию. Пока он ее всю прочитает, пройдет время. Человек поднимет глаза на сцену, а тебя уже и нет, ты — раз! — и ушел сразу».

Игорь Золотовицкий и Константин Райкин
Игорь Золотовицкий и Константин Райкин на открытии выставки к 80-летию Школы-студии МХАТ, 2023 год
Фото: фото предоставлено Школой-студией имени Вл. И. Немировича-Данченко при Московском художественном академическом театре имени А. П. Чехова»

Потом мы с Невинным дружили. Он рассказывал, как мхатовские «старики» — Прудкин, Станицын, Яншин, Грибов — вводили его в Художественный театр, в спектакль «Ревизор», в котором он был замечательным Хлестаковым. К сожалению, конец его жизни был трагическим. Из-за диабета ему ампутировали ногу. В этой ситуации он пытался как-то вернуться к жизни, но все прогрессировало очень быстро. А до этого ходил, однако с трудом. Невинный жил совсем недалеко от театра, но с другой стороны улицы Горького, и ему надо было спускаться в подземный переход. Вячеслав Михайлович подходил к будке ГАИ (она до сих пор на этом месте), гаишник его видел и останавливал движение! Невинный медленно переходил улицу, а водители ему гудели — приветствовали.

Могу назвать своим учителем, старшим товарищем и Любшина. Дяде Славе 91 год, а он до сих пор выходит на сцену и прекрасно играет! А после спектакля Станислав Андреевич может предложить: «Давай по сантиметрику». Это значит выпить по чуть-чуть, в разумных количествах. И Сан Саныч Калягин — большой актер и руководитель театра — тоже мой учитель, а еще и друг моей семьи. Когда он выходил в роли Ленина в нашумевшем спектакле «Так победим!», и я, и многие другие актеры подсматривали из-за кулис, как он играет. Это был революционный для отечественного театра спектакль: Ленина в нем показали как живого, нормального человека, к тому же в очень драматический момент его жизни — он последний раз оказывается в своем кремлевском кабинете. Когда Сан Саныч читал финальный монолог, мурашки по спине бежали.

Ефремову сначала не разрешали брать Калягина на эту роль. Лет за семь до этого вышел фильм «Здравствуйте, я ваша тетя!», где Сан Саныч блестяще сыграл главную роль. И театральные начальники стали воспринимать его только как комика, как «тетушку Чарли из Бразилии»... А тут Ленин! Но Ефремов настаивал и смог отстоять кандидатуру Калягина.

— А кто были ваши непосредственные учителя в Школе-студии?

— Мастером на нашем курсе был Виктор Карлович Монюков, великий педагог, выпускник самого первого набора Школы-студии. Виктор Карлович жил на улице Чаплыгина в коммуналке. Причем в той самой комнате, которая через десятилетия станет кабинетом Табакова — когда Олег Павлович там, в подвале и на первом этаже, организовал свой театр-студию, знаменитую затем «Табакерку», он, отдавая дань уважения Монюкову, повесил в кабинете его фото. Так вот, Виктор Карлович иногда приглашал нас, студентов, к себе домой. Сам готовил борщ и покупал выпивку. Все разливал по тарелкам и рюмкам и говорил: «Пить надо интеллигентно — не бормотуху, а водочку, и обязательно с закуской. Сейчас я научу вас, как выпивать грамотно, красиво». Также среди педагогов у нас на курсе была Софья Станиславовна Пилявская...

В Школе-студии преподавал Василий Петрович Марков, у которого учились многие сегодняшние звезды во главе с Женей Мироновым и Володей Машковым. Марков был неплохой актер — помню его очень выразительные руки, — а педагог он был просто великий. Сценическую речь нам преподавали Ольга Юльевна Фрид и Татьяна Ильинична Васильева, мама историка моды Саши Васильева.

Не могу не вспомнить и красавицу Киру Николаевну Головко. Многие зрители приходили на спектакли МХАТа специально «на Головко», а среди ее учеников в Школе-студии были Николай Караченцов, Борис Невзоров. В свое время в нее влюбился один из самых молодых советских адмиралов — Арсений Григорьевич Головко, командующий Северным флотом в годы Великой Отечественной войны. Она поехала за ним к месту его службы — в Балтийск, несколько лет работала в Калининградском театре. Потом семья вернулась в Москву, и Кира Николаевна вновь начала играть во МХАТе. А прожила она 98 лет! Не понимаю, почему про эту яркую пару, замечательную историю любви не снимают кино. Кстати, в тех местах, где служил Головко, его имя до сих произносят с величайшим уважением. Недавно был в Мурманске, ехал в машине и разговорился с водителем. Упомянул, что учился у Киры Николаевны Головко. А шофер и говорит: «Да, я слышал от деда-моряка, что была такая актриса — жена самого Арсения Головко!»

— Знаю, что на вашем курсе преподавал Евстигнеев...

Игорь Золотовицкий и Ольга Любимова
Игорь Золотовицкий и министр культуры Ольга Любимова в «Новом Манеже» на выставке к 80-летию Школы-студии МХАТ, 2023 год
Фото: Ю. Холодкова/предоставлено Школой-студией имени Вл. И. Немировича-Данченко при Московском художественном академическом театре имени А. П. Чехова»

— Семья Евгения Александровича со временем стала мне родной. До сих пор дружу с Денисом Евстигнеевым. А Галина Борисовна Волчек для меня была не просто режиссер и актриса (я много раз бывал в «Современнике», мой педагог Авангард Николаевич Леонтьев, который готовил наш дипломный спектакль, в то время работал там) — она была мама моего близкого друга! Когда же нам сказали, что у нас будет преподавать сам Евстигнеев, мы просто обалдели!

— А в чем была исключительность Евстигнеева?

— Каждый гений создает свои законы, по которым и творит. Например, Михаил Чехов. Мы его не видели на сцене, но те немногие кинокадры, где он запечатлен, свидетельствуют о том, что это потрясающий гений. Станиславский тоже гений, к тому же он успел оставить систематизированное творческое наследство. Одним из таких гениев был Евстигнеев. Даже Олег Павлович Табаков, не самый последний артист из этой плеяды, говорил: «Сначала был Женя...» Делал большую паузу: «...а потом мы все». А «мы все» — это Табаков, Ефремов, Невинный, Басилашвили, Волчек и десятки других больших артистов. При этом в кино у Евгения Александровича было мало больших ролей, профессор Преображенский в «Собачьем сердце» — одно из немногих исключений. Свою главную роль — такую как Гамлет у Смоктуновского — он так и не сыграл. Профессор Плейшнер в «Семнадцати мгновениях весны», вор Ручников из «Места встречи изменить нельзя» — это же все эпизодики.

Кстати, в жизни Евстигнеев был полной противоположностью своим киногероям. Он никогда не был рассеянным, как Плейшнер, никогда не был интеллектуалом, как Преображенский, или шулером, как Ручников. Он был мужик, настоящий мужик. И выпить любил и умел. Когда на нашем курсе репетировал «На дне» — а там действие в ночлежке происходит, — говорил: «Сейчас я научу вас, как надо на сцене пить...»

В свое время в «Современнике» Галина Волчек поставила эту пьесу Горького, где Евстигнеев играл Сатина. Спектакль имел грандиозный успех. Потом Евгений Александрович решил поставить «На дне» с нами, студентами. Мне дал роль Татарина (в «Современнике» ее играл Олег Павлович Табаков). Роль хорошая, заметная, но второго, даже третьего плана. И всего одно замечание Евстигнеева помогло мне сделать этот образ значительнее. В финале, когда Актер идет вешаться, он просит Татарина: «За меня... помолись». А тот говорит: «Сам молись». На репетиции Евстигнеев спросил у меня: «А что ты так формально говоришь «сам молись»? Это же главная фраза, потому что у Татарина тоже все очень плохо». И произнес эти слова с невероятной интонацией. Конечно, я не мог ее повторить. Но в этот момент со мной что-то случилось, что-то внутри щелкнуло, я что-то понял. Ведь в нашей профессии все передается вот так — из рук в руки.

— Чему еще конкретно вас учил Евстигнеев?

— Он говорил про какие-то секреты профессии, которые до нас доходят только сейчас. Причем они доходят, но их воплотить очень трудно, а то и невозможно. Например, говорил: «Вы должны играть, как будто пузырики от шампанского ударяют в нос». Теперь я понимаю, что он имел в виду быть на острие, на кураже. А тогда мы, студенты, недоумевали: «Какие пузырики? Куда ударяют? В какой нос?!» Или еще один его совет: «Ходи по сцене не по прямой, а дугой. Так зритель успеет тебя получше рассмотреть и у тебя будет больше возможности «пристроиться» к партнеру».

— Вы упомянули, что близко общались с Волчек.

Игорь Золотовицкий и Константин Хабенский
Игорь Золотовицкий и Константин Хабенский на открытии выставки «Олег Ефремов. Диалог с Чеховым», МХТ им. А.П. Чехова, 2022 год
Фото: Е. Цветкова/Школа-студия имени Вл. И. Немировича-Данченко при Московском художественном академическом театре имени А. П. Чехова»

— Да, я часто бывал в ее квартире на Поварской, видел ее друзей, которые за Галиной Борисовной ухаживали — после того, как они с Евстигнеевым расстались. Но она была замужем за театром. Волчек от мизинцев до кончика волос принадлежала театру, до последнего дня. А как она ревновала, когда дело касалось «Современника»! Она навсегда запоминала все, что критики написали о нем, — и плохое, и хорошее. Однажды в Доме актера в каком-то капустнике художественным руководителям театров в шутку присваивали военные звания. Точно не помню, кому дали генерала, возможно Ефремову. А Галину Борисовну назвали лейтенантом. И она обиделась по-настоящему, помнила это до конца жизни, потому что ни разу больше в этом здании не появилась. Через много лет я стал директором этого Дома, не раз ее приглашал на разные мероприятия. Но она всегда отвечала: «Нет!» Я ей говорил: «Послушайте, ну что вы! Та ситуация была сто лет назад, и это же был капустник — как можно на него обижаться?!» Но Волчек была одержима театром. Поэтому «оскорбление» на капустнике восприняла как обиду не за себя, а за «Современник». И то, что Ефремов ушел из «Современника» во МХАТ, она воспринимала как подлинную трагедию, с которой только со временем как-то смирилась. Ведь в ее глазах Олег Николаевич бросил не театр, а детей своих — актеров! Более того, он же еще захватил с собой целый ряд замечательных артистов, того же Евстигнеева, ослабив труппу «Современника»...

Галина Борисовна была великой женщиной. При ней театр все годы был ведущим театром Москвы — с аншлагами, прекрасными спектаклями. И эти постановки делала не только она. Она звала к себе Виктюка, Анджея Вайду, Фокин Валерий как режиссер родился в «Современнике». Галина Борисовна, как Ефремов, как Табаков, была не только выдающимся режиссером, но и театральным деятелем. И все они, блестящие артисты, жертвовали своими актерскими профессиями, амбициями ради своих театров.

— Среди ваших педагогов, старших коллег особое место занимают два Олега — Ефремов и Табаков...

— Выражение «Два Олега» — это очень удачное название телепрограммы Анатолия Смелянского об Олеге Николаевиче и Олеге Павловиче... Ефремов был старше Табакова всего на восемь лет: Олег Николаевич родился в 1927-м, а Олег Павлович в 1935-м. Но Табаков всегда преклонялся перед Ефремовым, считал его своим учителем. Они всю жизнь были рядом, вместе, с тех самых времен, когда семь человек — Ефремов, Волчек, Сергачев, Табаков, Евстигнеев, Толмачева и Кваша — основали «Современник». При этом два Олега могли ссориться, «расходиться», годами не разговаривать — еще бы, театр — это дело эмоциональное. И вообще они были очень разные...

Когда после поступления в Школу-студию МХАТ я вернулся в Ташкент, мама у меня спросила: «А кто главный во МХАТе?» Я ответил: «Ефремов». — «Тогда передай ему дыню». — «Да как я передам, он меня знать не знает! Он же на другом уровне Вселенной находится». — «А ты просто зайди к нему в кабинет и скажи: «Олег Николаевич, это вам от мамы». Конечно, ни в какой кабинет я не пошел, никакую дыню не подарил. Через несколько лет рассказал Олегу Николаевичу эту историю. А он улыбается: «И где дыня?!» Но так и не помню, в конце концов подарил ли дыню худруку МХАТа...

Для меня Ефремов был Дон Кихотом (как и его ученица Волчек). Он жил только театром, а все остальное, и даже семьи, были на втором или даже третьем месте. А где и когда Олег Николаевич еще мог знакомиться с дамами, если он буквально жил в «Современнике», а потом во МХАТе?! Другое дело, что любовь к Ефремову для этих женщин оборачивалась драмой, а то и трагедией. Но он-то влюблялся в своих прекрасных актрис искренно, красиво...

Однако по большому счету оставался очень одиноким человеком. В течение многих лет жил наискосок от МХАТа вдвоем с папой Николаем Ивановичем (Олег Николаевич, к слову, был похож на отца). Быт Ефремову был абсолютно неинтересен, он жил лишь творчеством. Все время думал про театр, как его сохранить, приумножить.

И Ефремов смог так много создать! Он же вырастил, вынянчил огромную плеяду замечательных артистов. Во МХАТе играла «сборная Советского Союза» — звезда на звезде сидит и звездой погоняет. Подобное было только в питерском БДТ у Товстоногова. Ефремов был фанатически предан Московскому Художественному театру и преклонялся перед Станиславским и Немировичем-Данченко, но, как каждый настоящий театральный деятель, именно деятель, а не просто режиссер, он менял интонацию в театре, как в свое время Станиславский изменил, Мейерхольд, Таиров, Любимов, Эфрос, Товстоногов, Вахтангов.

Игорь Золотовицкий и Юрий Стоянов
Игорь Золотовицкий и Юрий Стоянов в спектакле «Женитьба», МХТ им. А.П. Чехова, режиссер Игорь Золотовицкий, 2020 год
Фото: Е. Цветкова/Школа-студия имени Вл. И. Немировича-Данченко при Московском художественном академическом театре имени А. П. Чехова»

Но на этом пути служения театру он мог быть жестоким. Однажды Евстигнеев, который был ему больше чем друг — скорее брат, попросил: «У меня здоровье уже не то, не могу столько спектаклей играть, сделай мне нагрузку поменьше». А Ефремов отказал: «Нет! Тогда уходи!» Это нормально?! Я считаю, что нет. Но Ефремова оправдывает только то, что он действительно считал, что ради театра надо жертвовать всем, включая здоровье, — он-то им жертвовал не раздумывая! Раз ты в театре — будь добр, работай на все сто процентов. Но у Евстигнеева просто сил уже не было.

— А как вы расцениваете такой поступок Ефремова, как раздел МХАТа?

— Сейчас, по прошествии 30 лет, понимаешь, что это по большому счету было трагическое событие. А тогда, в эпоху перестройки, все виделось по-другому... Кстати, Ефремов и «отец перестройки» Горбачев дружили по-настоящему. Михаил Сергеевич бывал у Олега Николаевича на днях рождения — приходил к нему в ресторан тут внизу (заведение почему-то называлось «У Сергея»).

— Это Горбачев «пробил» ремонт старого здания МХАТа?

— Нет! Когда в 1979 году я поступил в Школу-студию, Горбачев еще не был генсеком, а историческое здание уже реставрировалось. Это был очень долгий процесс: надо было не просто восстановить интерьеры, а отодвинуть Основную сцену, чтобы делать большие «карманы», возвести вторую — Малую, пристроить административный корпус. Огромная работа, которая требовала долгих согласований. В итоге ремонт затянулся на много лет. И при Горбачеве он уже просто закончился. Но Михаил Сергеевич искренне любил театр. К слову, он еще и великолепно пел, у него был отличный слух. Я услышал его на одном юбилее и удивился: какой чистый голос!

А вот Брежнев к театру был равнодушен. Помню, Леонид Ильич приходил на спектакль и, сидя в ложе, периодически поворачивался и спрашивал у сопровождающих: «Какой счет?» Потому что в это время шел важный хоккейный матч, а он был фанатом этого спорта. Ельцин тоже не был театралом — в отличие от его жены. Наина Иосифовна очень любила Дом актера, дружила с Александром Анатольевичем Ширвиндтом.

— А Владимир Владимирович Путин во МХАТе был?

— Да, и не раз. На спектакле «Последняя жертва», когда там Олег Павлович играл. На открытии Года литературы...

Игорь Золотовицкий и Александр Усов
Игорь Золотовицкий и Александр Усов в спектакле «Осада»
Фото: О. Черноус/Школа-студия имени Вл. И. Немировича-Данченко при Московском художественном академическом театре имени А. П. Чехова»

— Скажите, а кого из своих актеров больше всего любил Ефремов?

— Одного человека выделить не могу, это целая плеяда... Ефремов любил и Евстигнеева, и Табакова, и Таню Лаврову, и Настю Вертинскую, и Калягина, и Олега Борисова. Что-то там случилось на спектакле «Дядя Ваня», в результате чего Олег Борисов покинул МХАТ. Да, Олег Николаевич был непростым человеком, но все перевешивали его талант, невероятное обаяние и бесконечная преданность театру. Ему достаточно было улыбнуться, и ты думал: «Господи, как с ним не согласиться, отказать ему?» И так он действовал на очень многих.

— В последние годы жизни Ефремов тяжело болел...

— Я был свидетелем того, как репетировал Олег Николаевич «Сирано де Бержерака» — постановку, которая оказалась его последней режиссерской работой.

— Вы играли там де Гиша?

— Нет, это я сейчас играю де Гиша, а тогда эта роль была у Любшина, а у меня — совсем второстепенный персонаж. Репетиции проходили у Ефремова дома, потому что Олег Николаевич был уже сильно болен — еле-еле ходил, был подключен к кислородному баллону (но при этом просил «еще одну сигаретку»!). Все это выглядело трагически. Но я остался под таким впечатлением от того, как Олег Николаевич репетировал!.. Вскоре моего персонажа из спектакля убрали, и я заглянул на репетиции через пару недель, уже в театре. И что же?! Услышал громкий, бодрый голос Ефремова, который делал артистам замечания. Он воскрес, как феникс, приложил все силы, что у него остались, чтобы завершить эту постановку. И практически успел — «развел» спектакль на сцене, хоть и не довел до премьеры. А после этого как бы выдохнул и позволил себе уйти...

— Вы рассказали об одном Олеге — Ефремове. А каким был другой — Табаков?

— Табаков тоже был Дон, но не Кихот, а Жуан. Он не мог не влюбляться — в талант режиссера или актера. А еще он не мог жить без успеха. Часто говорил: «Театр должен быть успешным». Это было его кредо, этого он добивался везде, где работал. Он создал, пробил театр-студию — «Табакерку» — и вывел эту труппу в лидеры московских театров. Потом пришел во МХАТ и тоже добился, чтобы здесь были аншлаги. Он все тут изменил — организацию процесса, репертуара, труппу, театр стал иным, чем при Олеге Николаевиче. Но при этом Табаков всегда продолжал глубоко почитать Ефремова, ни одного плохого слова про него не сказал.

Игорь Золотовицкий
Игорь Золотовицкий в спектакле «Сирано де Бержерак», МХТ им. А.П. Чехова, 2022 год
Фото: А. Торгушникова/Школа-студия имени Вл. И. Немировича-Данченко при Московском художественном академическом театре имени А. П. Чехова»

Табаков открыл, взрастил десятки талантливых режиссеров — Богомолова, Пускепалиса, Карбаускиса, Серебренникова, он звал ставить Бутусова, Каменьковича, Женовача. Пригласил в труппу замечательных артистов, включая Хабенского, Пореченкова, Трухина, которые до этого работали в Питере. Он обожал своих учеников, которые становились все популярнее и популярнее. Гордился теми, кто возглавил разные театры, — Машковым, Мироновым, Безруковым, Апексимовой...

— Олег Павлович был вашим непосредственным педагогом?

— В моей жизни Олег Павлович сыграл одну из главных ролей, относился ко мне очень тепло, по-родственному. Притом что формально не был моим педагогом. Более того, я ученик абсолютно противоположной от табаковской актерской школы — школы Монюкова. Но у них обоих была одна общая черта — интуиция на талант. И у Табакова эта «чуйка» была просто невероятная! На вступительных экзаменах ему мгновенно удавалось понять, что из себя представляет тот или иной абитуриент, — видел насквозь. И всех лучших ребят запоминал, хотя ничего не фиксировал, просто смотрел. А ведь конкурсантов были сотни. Мне всегда надо записать — какую-то черту или «похож на такого-то актера». А Олег Павлович просто говорил: «Номер десять — какая у него фамилия?» Мы говорим: «Тютькин». И он: «Ребята, Тютькина надо брать». Олег Павлович очень близкий для меня человек. Хотя он совсем не был «мягким и пушистым».

— Что вы имеете в виду?

— Он бывал жестким, потому что в театре отвечал за все — и за успех, и за неуспех, занимался и творческими, и организационными, и финансовыми вопросами. Олег Павлович прекрасно «разбирался в цифрах». Мне этого не дано, а он брал в руки документ и говорил: «А что это у нас тут не сходится дебет с кредитом?» Он был настоящим, полноценным хозяином театра, все и всех контролировал. И обо всех заботился.

При этом после генеральной репетиции Табаков мог сказать: «Я считаю, что этот спектакль не должен идти на нашей сцене». Ему пытались возражать: «Но люди в зале смеялись!» — «Смеялись, потому что публика дура. Мне не смешно, потому что это пошло». Так Олег Павлович закрывал спектакли не раз. Артисты обижались, но актерская профессия она такая — непредсказуемая. И в ней везения и невезения никто не отменяет. Каждый раз, каждый спектакль надо доказывать, что твой вчерашний успех, прошлые заслуги были не случайны. А ролей ведь еще надо дождаться! Недаром и я с товарищами в свое время «отпочковывался» от МХАТа, чтобы создать что-то свое.

Тогда как раз бурно развивалось студийное движение. И я с товарищами — Ромой Козаком, Дмитрием Брусникиным, Сашей Феклистовым, Гришей Мануковым, Сережей Земцовым — в театре-студии «Человек» сделали спектакль «Чинзано» по пьесе Петрушевской. Он имел оглушительный успех, за четыре года мы показали его в 25 странах. К слову, в нем в качестве реквизита нам были нужны восемь бутылок этого вермута — пустых! Но импресарио всегда приносили нам полные! Конечно, мы их потом выпивали, из-за чего я до сих пор этот напиток ненавижу. А как иностранцы удивлялись нашей любви к китайским консервированным сосискам, которые мы привозили с собой! А мы их ели постоянно, просто чтобы сэкономить — суточные были крошечные. Мы экономили на всем и умудрялись купить электронику — иногда в складчину, — чтобы потом продать ее в Москве. Одного американского компьютера нам хватило, чтобы купить машину. А еще благодаря «Чинзано» мы познакомились с людьми, которые пригласили нас преподавать в театральной школе в Париже. Я довольно долго постоянно ездил во Францию, но потом жизнь повернулась так, что интересная работа, хорошие роли нашлись для меня и в Москве, во МХАТе...

Да, у нас жестокая профессия, очень зависимая — от режиссера, сценографа, драматурга, партнеров. Часто необходимого совпадения всех этих составляющих не случается. Но когда случается, большего счастья нет! Когда ты понимаешь, что в зале тишина не потому, что людям скучно, а потому, что люди вместе с тобой что-то поняли, прочувствовали. Это кайф невероятный.

Игорь Золотовицкий и Дарья Мороз
Игорь Золотовицкий и Дарья Мороз в спектакле «Чайка», МХТ им. А.П. Чехова, режиссер Оскарас Коршуновас, 2021 год
Фото: Е. Цветкова/Школа-студия имени Вл. И. Немировича-Данченко при Московском Художественном академическом театре имени А. П. Чехова»

— Вы много играли вместе с Табаковым?

— Общих спектаклей было не так много: «Безумный день, или Женитьба Фигаро», «Последняя жертва» — эту постановку мы играли лет двадцать. Но я имел счастье много видеть его в спектаклях, на репетициях. Кстати, Олег Павлович часто говорил об актерском ремесле так: «Это веселенькое наше дело»...

Думаю, что лучшие роли у Олега Павловича были все-таки в молодости, в «Современнике». Но и во МХАТе были блестящие спектакли. В «Амадее» он невероятно играл Сальери. В начале его герой выезжал на сцену стареньким, уставшим от жизни человеком, а потом как Табаков расцветал! И в «Юбилее ювелира», его последнем спектакле, он играл грандиозно. А Наталья Максимовна Тенякова, тоже великая актриса, там была под стать ему. Для меня это одна из лучших постановок Богомолова, он не зря перелопатил пьесу, расставил совершенно другие акценты. Еще хочу вспомнить замечательный спектакль, который затеяли Олег Павлович и Кама Гинкас, — по чеховскому рассказу про Ваньку Жукова, который пишет письмо на деревню дедушке. Табаков и Гинкас сочинили пьесу, и Олег Павлович играл в этом моноспектакле потрясающе.

— Вы могли близко наблюдать Табакова еще и потому, что в конце его жизни были одним из его помощников. Чему сумели научиться, что сумели перенять?

— Он очень любил Школу-студию, воспринимал ее, театр и Музей МХАТ как единое мхатовское пространство. И я благодарен нынешнему художественному руководителя МХТ Константину Юрьевичу Хабенскому, который тоже ощущает эту неразрывную связь. Еще Табаков всегда учил не забывать могилы учителей, старших товарищей. И сейчас мы — Костя Хабенский, Авангард Николаевич Леонтьев — восстанавливаем памятники актеров Московского Художественного театра прошлого века. Может, эти артисты не самые именитые и прославленные, но они отдали родному театру много лет, сил и достойны памяти. Хотя тут не все так просто: если захоронение запущено, надо доказывать, что у похороненного там человека нет родственников, наследников. Иначе тебя к могиле не подпустят. Так вот, этот процесс восстановления памяти начался при Табакове.

— Еще Табаков очень рано ощутил педагогическое призвание. Вы тоже стали преподавать молодым...

— В этом решающую роль сыграл Авангард Николаевич Леонтьев — в который раз в моей судьбе. Когда я оканчивал Школу-студию, мой мастер Виктор Карлович Монюков предложил ему поставить пьесу, где бы у меня была главная роль. И Гарик — Авангард Николаевич — сделал со мной дипломный спектакль «Забавный случай» по Гольдони, причем я играл старика. Вроде бы произведения этого драматурга — пустышки, легкие комедии. Однако сделать их смешными, живыми на сцене очень непросто. Но Авангард Николаевич — потрясающий педагог. Он нам что-то такое на репетициях рассказывал, так показывал, что мы играли и легко, и смешно. В итоге во многом благодаря этой роли меня после окончания Школы-студии брали во все московские театры. Но, конечно, я пошел во МХАТ. Ведь здесь уже работали мои друзья Рома и Дима — Козак и Брусникин. Когда Ефремов спросил у них: «Кого мы берем с этого курса в театр?» — они назвали фамилию Егора Высоцкого, Григория Манукова и мою. Когда же Леонтьев через несколько лет набирал свой курс в Школе-студии, он спросил меня: «Не хочешь попробовать поработать у меня педагогом?» Я согласился: «Давайте, мне интересно».

— Кто учился на вашем самом первом курсе?

Игорь Золотовицкий
Игорь Золотовицкий в спектакле МХТ им. А.П. Чехова «Иванов», режиссер Юрий Бутусов
Фото: О. Черноус/Школа-студия имени Вл. И. Немировича-Данченко при Московском художественном академическом театре имени А. П. Чехова»

— Не хочется кого-то выделять, мерять заслуги. Но не могу не вспомнить Настю Заворотнюк. Ничего не предвещало звездного взлета. А она взлетела, сделала себя сама — свободная, обаятельная, энергичная...

Вот в сентябре мы отмечали 90-летие Олега Валериановича Басилашвили, которого обожаю, с которым имел счастье играть в одном спектакле. Но у него в БДТ далеко не сразу все сложилось. Первые лет семь он сидел без ролей. Когда же решился поговорить с худруком БДТ Товстоноговым, мол, почему я ничего в театре не делаю, Георгий Александрович ему сказал: «Подождите, Олег Валерианович, потерпите». И был прав — роли, слава со временем пришли к Басилашвили. Вот и Настюше пришлось дожидаться своего звездного часа. Она начинала как театральная актриса — играла главную женскую роль в спектакле «Табакерки» «Страсти по Бумбарашу». Но только когда снялась в сериале «Моя прекрасная няня», прославилась.

Видите, как все непросто! На самом деле удачным считается актерский курс, если через десять лет после окончания вуза хотя бы процентов пятнадцать ребят остаются в профессии. Остальные просто не выдерживают, потому что наше актерское дело трудное и непредсказуемое. Но для тех, кто умеет терпеть и ждать, оказывается самым прекрасным и любимым!

Подпишись на наш канал в Telegram
Гороскоп на рабочую неделю 17 — 21 февраля для всех знаков зодиака
Для знаков зодиака начинается хорошая, стабильная рабочая неделя. Звезды не против, если кто-то из представителей гороскопа захочет выбится в лидеры и наладить рабочие связи для продвижения по карьерной лестнице. К тому же некоторым знакам зодиака будет полезно сменить обстановку и отправиться если не в путешествие, то точно в командировку. Там они смогут проявить свои лучшие качества и существенно увеличить свой бюджет. 

Гороскоп на рабочую неделю Овен

Звезды в тренде

Дмитрий Нагиев
актер, телеведущий, шоумен
Анна Заворотнюк (Стрюкова)
телеведущая, актриса, дочь Анастасии Заворотнюк
Елизавета Арзамасова
актриса театра и кино, телеведущая
Гела Месхи
актер театра и кино
Принц Гарри (Prince Harry)
член королевской семьи Великобритании
Ирина Орлова
астролог