«Мы до последнего оставались одним целым. Мой переезд в Израиль в 1989-м ничего не изменил. Семья — это не километры расстояния, а родная кровь... На все вопросы о здоровье сестра привычно коротко отвечала: «Не жалуюсь». Только в больнице, уже почти в беспамятстве, повторяла: «Пожалуйста, помогите, мне очень плохо». Это первая жалоба за всю жизнь, что я услышала от Элины. Сестра была невероятно сильной личностью. Я в шутку называла ее «бронетранспортером»: если она ставила цель, то обязательно ее достигала».
— София Авраамовна, у вас разница с сестрой — девять лет. С какого возраста начинаются ваши осознанные воспоминания о довоенной жизни, о сестре?
— Вообще-то я помню сестру, сколько помню себя, а конкретные моменты — лет с двух. Наши мама с папой — Эсфирь Исааковна и Авраам Петрович — самая большая удача в наших с сестрой судьбах. Они были благородными, позитивными людьми и прекрасными родителями. Дали нам обеим нравственную основу на всю жизнь. И с самого начала научили нас пониманию важности семьи, ее единства. Если они по вечерам куда-нибудь уходили, оставляли нас с сестрой вдвоем. Вот, помню, Элина меня укладывает спать, сказки одну за другой рассказывает, а я все не засыпаю, рассматриваю на стенке коврик с картинкой из «Красной Шапочки». Тогда Элина говорит: «Смотри, если я закрою глаза, сразу волк придет!» И однажды она задремала возле меня, а я все еще не спала, испугалась, заплакала... Потом уже взрослыми нередко вспоминали, как я тогда орала, а сестра меня успокаивала.
Конечно, Элина нянчилась со мной без удовольствия. Ведь она уже была большая. У нее были свои друзья, свои игры, занятия. Но родители и не превращали ее в няньку. Мама перед войной не работала. Папа был врачом. Незадолго до начала войны он был направлен на новую работу, и мы из Киева уехали на Черниговщину, в город Нежин. У нас с Элиной был двоюродный брат, сын родной сестры нашей мамы. В войну тетя погибла, и брат рос вместе с нами. Они с Элиной практически одного возраста, игры у них были общие, а я путалась под ногами. Потом всех нас жизнь разбросала, но Элина брату, сколько могла, помогала всегда.
— Когда началась война, вашей сестре было всего тринадцать лет. Но это не помешало ей пойти работать в госпиталь...
— «Хочу помогать фронту!» — с такими словами она пришла в госпиталь сразу, как началась война. Сначала ей сказали: «Будешь разносить раненым почту, писать письма под диктовку, читать им газеты...» Но очень скоро Элина наравне со взрослыми уже выполняла все, что требовалось. Выходила на «приемку», когда прибывали вагоны с ранеными, таскала тяжелые носилки, ухаживала за лежачими. А потом освоила функции лаборантки, работала с микроскопом, выполняла необходимые анализы. Госпиталь постоянно перебрасывали с места на место вслед за передовой линией боев. В какой-то ситуации нас решили отправить в тыл, чтобы не подвергать детей опасности — это меня ребенком считали все, кроме меня самой. В городе Актюбинске, куда мы с мамой и сестрой попали, действовал режим военного времени. То есть людей без прописки на работу не принимали, неработающих не прописывали. Держались тем, что маме удавалось выменять какие-то вещи на продукты. В домике, где мы поселились, полы были глинобитные. Вместо мытья их надо было промазывать смесью из жирной глины и свежих коровьих лепешек... Эту работу приходилось выполнять моей сестре (вот теперь представьте себе, как будущая народная артистка Советского Союза босыми ногами месит в тазу коровий навоз с глиной, а потом голыми руками размазывает эту жижу по полу... А она это делала!). Но прежде надо было пойти в степь, набрать свежих коровьих лепешек, а заодно сухих кизяков на растопку. Моя бесстрашная сестра ходила в степь одна, только хозяйскую собаку брала с собой... В один из таких степных походов Элина упала в довольно глубокую яму. Выбраться из нее долго не могла, а пес по кличке Букет метался наверху, лаял, скулил, хотел помочь, да не знал как. Уже и смеркаться стало, а в степи ночью еще страшнее, чем днем: шакалы... Наконец сестра сообразила — сняла свой солдатский ремень, бросила один конец Букету, и пес, упершись всеми четырьмя лапами, вытащил ее из ямы — считай, спас жизнь!
