«Он создал планету Бондарчук», — сказал о Сергее Федоровиче Никита Михалков. И в этом нет преувеличения. Зрители по сей день не могут сдержать слез, когда в «Судьбе человека» Андрей Соколов признается сироте Ванюшке, что он его отец, печалятся, видя, как губит себя чеховский доктор Астров, восторгаются масштабом батальных сцен в «Войне и мире». Двадцать пятого сентября большому актеру и режиссеру исполняется сто лет.
Людмила Савельева
В сентябре 1961 года после окончания Ленинградского хореографического училища имени Вагановой меня приняли в балетную труппу академического театра имени Кирова, в класс солистов. Вообще-то на историческую сцену Мариинки я вышла в одиннадцать лет: нужны были маленькие девочки — танец с кувшинами, па-де-труа в «Щелкунчике». Можно сказать, я на этой прославленной сцене выросла.
А зимой 1962-го к нам на занятия по классике пришла женщина.
— Татьяна Сергеевна Лихачева, — представилась она. — Из съемочной группы фильма «Война и мир». Ищу исполнительницу на роль Наташи, — улучила минутку, подошла ко мне: — Не хотите попробоваться на Наташу Ростову?
— Я — на Наташу? — переспросила с гордым видом. — С какой стати?! Одри Хепберн — потрясающая Наташа, никто лучше не сыграет!
А Татьяна Сергеевна ласково, словно неразумное дитя, уговаривает:
— Поедем. Познакомитесь с Бондарчуком, посмотрите «Мосфильм».
Ну, любопытство взяло верх. Собирали и наряжали меня в Москву всем театром. И вот первый ужас на «Мосфильме»: по лестнице спускался огромный, как мне тогда показалось, Бондарчук, а внизу стояла я — серая мышка, худенькая, светло-русая, совершенно непохожая на Наташу.
Дал он мне почитать сцену разговора маленькой Наташи с Борисом: «Поцелуйте куклу. А меня хотите поцеловать?» Читаю и чувствую, что не нравлюсь. Застеснялась, язык застрял во рту. «Давайте-ка до завтра, — вдруг предложил Бондарчук, — возьмите текст, поработайте самостоятельно».
