
Он онемел. В буквальном смысле этого слова. Случилось это совершенно внезапно и потрясло всех вокруг. Внезапная болезнь? Неведомая инфекция? Психическое расстройство? Или его околдовали? В принципе могли. Рафаэлю завидовали не только все певцы Испании; к 1970 году его уникальный голос уже покорил добрую половину мира, свел с ума Европу, Мексику и Латинскую Америку; и, кажется, до Рафаэля не родился такой артист, который сумел бы в Нью-Йорке с первого раза собрать полный зал в Карнеги-холле и полтора часа после последней песни выслушивать бешеные овации зала.
Пепе Перес Руис, знаменитый мадридский отоларинголог, в сотый раз осмотрел Рафаэля и снова развел руками:
— Слушай, с твоим горлом все в полном порядке. Я-то уж думал — полипы, а у тебя нет ни единого.
Рафаэль пожал плечами, достал из кармана карандаш с блокнотом и написал: «Я не могу даже говорить». И приписал: «Не то что петь». Полное добродушное лицо Пепе дернулось от изумления: здоровое горло, здоровые связки и совершенно здоровый на вид молодой человек. Нервы? Каприз? Да вроде Рафаэль никогда особенно капризным не был! В общем, он, Пепе Руис, специалист по болезням горла, мог бы поручиться, что его пациент способен издавать все присущие человеку звуки безо всяких помех!
Два дня Рафаэль провел в центральной мадридской клинике, обследуя все, что только можно обследовать, послушно подвергаясь всяческим манипуляциям, сдавая анализы, ложась под всевозможные диагностические аппараты, — ничего, никаких проблем. Его 27-летний организм работает исправно, как часы.
— Может, что-то психическое? — не глядя на Рафаэля, предположил главный врач.
Рафаэль пожал плечами. Он не знал. Его трясло как в лихорадке, в голове — пустота и гул. Мысли туда залетали только панические, типа: «Со мной покончено, больше я никогда не смогу петь». При мысли о сцене его охватывает страх и к горлу подступает отвратительная тошнота. Что стряслось? Главное, чтобы не узнали родители, его мать Рафаэла — страшная паникерша.
Полагаться можно только на старшего брата Франсиско, но и у того уже круглые глаза.
Менеджер Рафаэля — Франсиско Бермудес — был готов рвать на себе остатки волос: перед самым Рождеством 1970 года во Дворце музыки должна была состояться премьера новой программы певца, и все до единого билеты давным-давно распроданы, весь мадридский бомонд, включая некоторых членов правительства, обещал быть на этом концерте, и вдруг — впервые в жизни — Рафаэль отменил представление.
«Ты должен петь!» — кричал внутренний голос артиста, но другая могучая сила сопротивлялась и водила рукой Рафаэля в записке менеджеру с просьбой отменить и второй концерт. Еще через неделю бледный, похудевший и не похожий на себя певец все же собрался и позволил брату Франсиско проводить себя во Дворец музыки: его ждет столько людей!

Не сдали ведь ни единого билета! Рафаэль вышел из машины у знакомого здания, и ему вдруг показалось, что оно сейчас обрушится на него. Певец по-детски вцепился в рукав старшего брата и побледнел. Кое-как добрели до такой знакомой артистической, по дороге Рафаэль машинально, словно кукла, растягивал губы в механической улыбке всем попадавшимся знакомым — осветителям, рабочим сцены, гримерам, музыкантам. Неужели он нормально выглядит со стороны? Неужто он не похож на восставшего из гроба покойника? Взволнованный менеджер окинул Рафаля мгновенным оценивающим взглядом.
— Отлично выглядишь, дружище! — осклабился он. — Я так и знал, что ты симулянт!