Мы все росли на его фильмах — «Горец», «Легенда о Тарзане», «Смертельная битва», «Крепость», «Беовульф»... За 30 лет карьеры он снялся почти в 70 картинах. В Голливуде имя этого французского актера звучало на американский манер — Кристофер Ламберт, с ударением на первом слоге. Там он заслуженно считается культовым героем фильмов жанра экшн и прочно занимает свое место в команде мечты, где давно обосновались Шварценеггер, Уиллис, Сигал и Сталлоне.
— Кристоф, вы провели безмятежное детство в Швейцарии, где ваш отец работал в ООН.
Учились актерскому мастерству в Париже, затем были выбраны из тысяч кандидатов на роль Тарзана, которая и сделала вас суперзвездой. Вы стали своим человеком в Голливуде, успешным и состоятельным. Любили красивейших женщин — как на большом экране, так и в реальной жизни. Скажите, неужели в этой стройной истории нет никаких изъянов или неточностей?
— Неточностей нет, а изъянов полно. Начнем по порядку. Нет, свое детство не могу назвать счастливым. Это бесконечный напряженный и мучительный период жизни, когда я ощущал себя крайне неуютно, даже болезненно. Например, до 12 лет страдал от патологической застенчивости — дело доходило до того, что все школьные перемены проводил, спрятавшись в туалете: я дико боялся учителей, уборщиц, ребят...
И вот что удивительно: боялся я не конкретно этих людей, а того, как они могли бы со мной поступить — показать на меня пальцем, высмеять, оттолкнуть, обозвать, в конце концов просто пройти мимо, безразлично скользнув пустым взглядом. Последнее, пожалуй, казалось самым невыносимым. Я жил мечтой найти друга — самого обычного человека, только для себя лично, способного меня полюбить, поговорить со мной, поиграть, просто пройтись по улице, пиная камешки. Время шло, друзья не находились, я оставался одиноким и чувствовал себя мальчиком второго сорта. В себя не верил, был убежден, что одноклассники на меня косятся, шушукаются за спиной, хотя конечно же всем было по фигу — меня скорее всего вообще не замечали.
Кто-то скажет, что всему виной, вероятно, была моя близорукость, да что там — почти слепота (я без очков практически не вижу, а линзы не могу носить из-за гиперчувствительности глаз), — понятно, почему ребенок отсиживался в туалетах на переменках и чувствовал себя бракованным. Но я не склонен объяснять все так просто…
— Простите, а как же вы с работой в кино справлялись с таким-то зрением?
— Действовал вслепую. Сосредоточивался на размытом силуэте партнера и старался говорить в ту сторону… Был бы в очках, мне все мешало бы — камера, ассистенты, обстановка... А так ничего не видно, ничего не отвлекает. Вот почему, кстати, у меня на экране частенько такой пристальный, вдумчивый взгляд (смеется).
— И все-таки причина ваших детских комплексов была не в этом?
— Наверное, условия, созданные родителями в нашем доме, и сделали меня таким вот «Тарзаном» в быту, дикарем.
