Мама тогда в шутку даже назвала отца Троллемоном… На 78-м году жизни Эдуарда Хиля еще чаще стали приглашать с концертами в молодежные клубы — новое поколение жаждало лично познакомиться с Мистером Трололо, чья песня 45-летней давности набрала в Интернете 2 миллиона просмотров по всему миру. Слава в последний раз улыбнулась ему — из виртуального пространства. Уйти на пике популярности дано не каждому… Компьютером и Интернетом отец не пользовался, так что не сразу понял, с чего это в 2010 году к его персоне поднялся такой интерес: опять стали приглашать на телевидение, брать интервью для газет и журналов.
Мы с сыном Эдиком решили просветить нашего «Трололо». Внук вбежал к деду на кухню: «Пока ты здесь картошку чистишь, американцы на тебя пародию сделали! Пойдем покажу!»
В популярном мультсериале «Гриффины» официант, срисованный с Эдуарда Хиля, разносит пиво, распевая «Вокализ», — и все посетители бара дружно подхватывают веселую мелодию. На самом деле композиция «Я очень рад, ведь я наконец возвращаюсь домой», написанная еще в 1966 году, всегда нравилась иностранцам. Папа даже шутил на концертах в разных странах: «А сейчас я спою песню, которая будет понятна на вашем языке».
И в процессе выяснялось, что из слов там одни междометия, понятные каждому: «Тро-ло-ло!» да «Хо-хо-хо!»
Кроме мультика мы нашли еще несколько роликов, где пародировалась папина манера. Он посмеялся над тем, как «ходит песенка по кругу, потому что круглая земля»… А когда мы выключили компьютер, заметил: «Не пойму, где этот ваш Интернет,— нажал кнопочку, и нет его!» И вернулся на кухню дальше чистить картошку.
И к славе, и к творческим неудачам Эдуард Анатольевич относился с иронией: «Мне все это как комариный укус — я дитя войны». Я понял, что он имел в виду, только когда прочитал отцовские дневники.
Как-то папа показал мне толстую тетрадку и с задумчивой улыбкой сказал: «Вот не станет меня, может, вы по ней книжку напишете».
Сам я тогда еще в школе учился, но его слова запомнил. А в прошлом году наткнулся на тот дневник... Папа вел записи всю жизнь: отдельные листочки даже оказались спрятаны среди нот. И эти дневники я представил в своей книге воспоминаний об Эдуарде Хиле, которая уже скоро выйдет.
…Общий вагон был набит плачущими детьми. Маленький Эдик в такт колесам повторял: «Ма-ма, ма-ма, ма-ма...» Когда немцы подошли к Смоленску, его и всех воспитанников детского сада эвакуировали. Но никто не сообщил родителям — куда, эти малыши разом осиротели. Так папа попал в детский дом. Сначала оказался в Пензе, потом — под Уфой. Началось тяжелое время — бомбежки, голод. Отцу запомнилось, как один солдат перевернул лоток с семечками, которыми торговала на станции бабка, — дети кинулись их клевать, словно птицы.
(«Большего счастья я в жизни не испытывал!») Ребята ели все, что попадалось под руку, — корешки, лебеду, ягоды… А когда кто-то умирал, сами заворачивали его в простынку и хоронили.
И, как полагается, Эдику в детдоме пришлось несладко. Воспитательница зачем-то скептически отметила, что фамилия «Хиль» похожа на немецкую, а посему: «Ты будешь играть Гитлера в школьном спектакле!» Папа, конечно, обиделся и отказался. А вот петь он никогда не отказывался! Детдомовцы приходили в местный госпиталь, где тоненькими голосками призывали умирающих калек: «Вставай, страна огромная!» Именно там он раз и навсегда проникся состраданием к людям. Так что когда в 1943-м мама чудом отыскала его, первым вопросом Эдика был: «Ты принесла хлеб?
