Папарацци окружили машину плотным кольцом. Шейн затравленно озирался по сторонам: он тоже не лыком шит, попадал в лихие передряги с прессой, но чтобы вот так, репортер на репортере! Того и гляди раскачают да и перевернут машину к чертовой бабушке. Шейн с ужасом обернулся к подруге, но та невозмутимо поправляла локон.«За мной», — вдруг скомандовала Лиз и бесстрашно распахнула дверцу…
Итут, конечно, началось: — Как дела, Лиз?
— Улыбочку, Лиз!
— Это твой новый парень, Лиз?
А чего он такой грустный?..
В такой ситуации главное — не вступать в разговоры. Загадочная улыбка, общая расслабленность в теле и, упаси бог, никакой стервозности на лице. Разве что усталость: мол, ребята, ну сколько можно, я только что самолетом из Мельбурна, а вы тут как тут, ну пожалуйста, очень прошу, оставьте меня в покое… Да, легкая усталость королевы, снизошедшей к своим вассалам, — это допускается, это по этикету, это в правилах взаимоотношений звезды и своры. То есть свиты, она хотела сказать…
Лиз обернулась и поискала глазами Шейна. Он продирался сквозь строй репортеров, вцепившись в сумку и тщетно пытаясь изобразить невозмутимость.
Бедняга. Да-а, английские папарацци — это не деликатные австралийцы, которые прежде чем сфотографировать вас в баре, спрашивают разрешения. Нет, малыш, у нас в Лондоне с этим жестко. Иной раз смотришь на какую-нибудь свою фотографию в «Sun» и диву даешься: да где же они прятались, пока я делала эти два несчастных шага от двери дома к машине? В мусорном бачке, что ли? Но Лиз Хёрли еще начинающей старлеткой поняла, что с людьми этой редкой, но весьма востребованной и хлебной профессии надо дружить. Ну или хотя бы открыто не ссориться. Конечно, иногда они писали глупости, гадости, откровенную ложь. Например, ее роман с Шейном Уорнoм в «Guardian» — а ведь приличная с виду газета — обозвали мелким, тщеславным, неискренним и таким же непрочным, как все ее платья.
Ну как не стыдно! Ведь вранье с первой до последней строчки. У них любовь, слышите, лю-бовь…
Портье распахнул дверь, и спасительная прохлада великолепного «Bentley Hotel» поглотила Лиз. Ох, как же она любит вот такие респектабельные отели, это не какой-нибудь примитивный новодел с полосатыми пуфами от Филиппа Старка... Здесь все солидно, дорого, на века. Мраморные лестницы, хрустальные люстры, бархат и золоченая бахрома на портьерах — этот роскошный мир был создан для Лиз, так же как и она для этого мира. А вот и Шейн…
— Ну и ну, — тяжело дышал Шейн, — Едва не растерзали, сволочи. И как ты это выдерживаешь?!
Лиз улыбнулась и потрепала любимого за щеку. Дурачок, она уже давно привыкла. Она даже не представляет, как это — идти по улице без какого-нибудь вооруженного фотокамерой нахального мужчины слева или справа. И все вокруг нее так живут: и восьмилетний сын Дэмиан, и его крестный папа Хью, и ее бывший муж Арун, и все предыдущие ее мужчины. Хочешь быть рядом с такой женщиной, как Лиз, — приготовься мириться с некоторыми неудобствами. И вообще, Лондон, малыш, это не твой заплесневелый Мельбурн и уж само собой не чокнутый, диковатый Мумбаи. Завтра она тебе покажет такие обалденные места… Обедать будем в «Sake No Nana». В этом ресторане все столики заказаны на два месяца вперед, там едят суши и Тони Блэр, и Гай Ричи. Не беспокойся: у Лиз все схвачено. Ее пускают вне очереди. Потом заедем в «San Lorenzo», выпьем кофейку с Хью.
Он тебе понравится, он может быть просто душкой. Если захочет, разумеется… Ну и, конечно, нас везде будут фотографировать — если не на профессиональные камеры, то хотя бы на мобильные телефоны. А что поделать? Такая жизнь, малыш.
Впервые на страницы газет Лиз попала в далеком 1994 году. Подумать только, шестнадцать лет тому назад… Это был репортаж с премьеры фильма Хью «Четыре свадьбы и одни похороны». В принципе это был его заслуженный праздник — Хью Грант блестяще справился с ролью, которая и сделала молодого британского актера настоящей звездой, а Лиз вообще не снималась в этой картине, но… Именно в тот день взошла и ее звезда. Малоизвестная актриса Херли совершила грандиозный прорыв — правильно выбрала платье. Появись она рядом со смущенным именинником Хью в каком-нибудь невзрачном балахоне — и фотообъективы репортеров были бы направлены исключительно на Энди Макдауэлл или Кристин Скотт Томас.
