Я ему гордо: «Ну, говорила же, что сниму боль!» Потом, помню, идем с ним на «Мосфильме» по стеклянному переходу, у него в руках — листочки с текстом. Я у Янковского их выхватила и говорю: «А давайте я проверю, как вы помните текст?» Он согласился: «Ну, давай!» Олег Ивванович произносил текст, а я его еще и поправляла! Такая вот наглая была!
Тогда же на пробах я встретила в гримерной Малколма Макдауэлла. Меня удивило, как сильно он смахивал на моего болгарского «графа»! И я бросила ему, как и всем: «Привет!» Вообще я со всеми кокетничала, не испытывала ни страха, ни робости. Я смотрела на знаменитых актеров с обожанием, конечно, но и просто с удовольствием. Мне было совершенно не страшно с ними общаться.
Кстати, Макдауэлл присмотрелся ко мне и сказал, что у меня якобы какое-то светлое будущее есть!
— То есть болгарский «граф» стал знаком перемены судьбы, а похожий на него Макдауэлл предсказал удачу?
— В целом да, хотя тогда на роль Анастасии меня не утвердили, и я вернулась в Томск.
— Но выросли вы не Томске, а в Кемерове, верно? Вас трудно представить послушной и покладистой девочкой…
— А со мной в детстве было невозможно сладить. Как я позднее поняла, мы с сыном Никитой словно поменялись сущностями. Это он должен был бегать по гаражам, помойкам, чердакам, а все это делала я. Никита же рос самодостаточным ребенком, сидел дома, играл игрушками, палками, кастрюлями.
У него был свой мир, и даже в песочнице он не нуждался в большом круге друзей. А я росла сорванцом, с ободранными коленками и вечно переломанными ногами-руками. Как вы думаете, могло ли быть иначе, если постоянно жечь чайники, оставлять включенной плиту, терять ключи, пойти в магазин за хлебом и потерять и хлеб, и деньги?.. Мне в руку вкладывали двадцать копеек, зажимали ладонь и говорили: «Купишь батон хлеба». Ага. Возвращаюсь — ни денег, ни хлеба. А где же это я была? О чем-то мечтала… Пришла в магазин, немного постояла и ушла. Или, допустим, вспомнила — купила хлеб, но возвращаюсь домой все равно с половиной, потому что хлеб оказался мягкий и теплый. А я даже есть не хотела, просто долго шла, замечталась и грызла, грызла... Попадало мне постоянно. Штору разрезала, чтобы парус на кораблике сделать, на день рождения подарили куклу, которая ходит, — и я наконец затихла, никому не мешаю.
Родители приходят — а новая кукла уже разобрана на запчасти.
— Вы говорите «мечтала», «замечталась». О чем же вы мечтали?
— О самых разных вещах. В детстве мне хотелось быть ботаником, хлеборобом, ветеринаром, петь, как Пиаф. Одно время мечтала стать балериной. Однажды к нам из Саратова приехал балет, мы с папой гуляли по аллее, и вдруг навстречу — балерины. И папа, инженер по профессии, говорит: «Смотри, доченька, это балерины. Хочешь быть такой, как они?» Я посмотрела на них и так жутко удивилась — они показались мне огромными-преогромными. Я подумала: ну как же они могут так легко танцевать на пальчиках по сцене?
Каждая из них вдвое больше моего папы. А я такая маленькая! Решила, что меня с моим ростом в балет не возьмут. Но вообще я поучаствовала, кажется, во всей школьной самодеятельности, где только не была — и в хоре, и в музыкальной школе, и в вокально-инструментальном ансамбле.
— Но стать актрисой в детстве вы вовсе не собирались?
— Нет, совершенно, мне это и в голову не приходило. После десятого класса приезжала в Москву поступать в университет, но не поступила, и на следующий год меня взяли в Томский университет на факультет прикладной математики и кибернетики. Прямо на пятый день я увидела объявление: «Студенческий театр миниатюр набирает…». Классический вариант: рядом стоит подружка и подзуживает — мол, давай, попробуем.
«Давай!», — говорю, ну и все. Потом театр затягивает, учишься так, между делом, больше поешь и пляшешь, как стрекоза.
— Ну а что все-таки привело вас в Москву окончательно? Тоже случай?
— под названием любовь... На пятом курсе я познакомилась с Виталием Бабенко, он по происхождению тоже сибиряк, но тогда уже жил в Москве и был известным телережиссером. Влюбилась и поехала — за ним, к нему. Родители были в ужасе: я приехала в Москву, когда грянул кризис, перестройка. Начались интересные времена — бесхлебье, бесколбасье, безвитаминье. Это был 1992 год, я как раз забеременела. Теперь просто страшно вспоминать начало моей московской жизни. Жить было негде: у мужа своей квартиры не было, нас приютили какие-то знакомые, а у них самих места почти нет.
