К сорока годам у человека должны быть теплый дом и уверенность в завтрашнем дне, а будущий автор «Малахитовой шкатулки» шел вдоль железнодорожной насыпи, трясясь от холода, и ждал пули в спину...
Павел Петрович Бажов, житель уральского города Камышлова, до февральской революции — преподаватель духовного училища, в недавнем прошлом — городской голова, уездный комиссар просвещения, позже — секретарь партячейки при штабе 29-й дивизии Красной армии и редактор дивизионной газеты, только что улизнул из пермской тюрьмы и шел к своей семье.
Под ногами хрустел снег, ярко светила луна, вдоль дороги лежали окоченевшие трупы, и ему было очень страшно. На дворе стояла зима 1919 года, Красная армия попала в окружение под Пермью. Бажова спасло то, что он был в гражданском платье. Позже он рассказывал, что возле железной дороги стояли ледяные статуи — казаки заморозили пленных, обливая их водой. Догорал сброшенный с рельсов товарный вагон, вдали постреливали, ноги сводило от холода — в тюрьме с него сняли теплые сапоги и взамен дали разбитые солдатские ботинки, которые были ему малы. Жизнь надломилась, и Павел шел, не зная, что ждет его впереди...
...В 1933 году заведующий отделом сельскохозяйственной литературы Уральского издательства и научный сотрудник Института истории партии Бажов вспоминал то, что происходило с ним пятнадцать лет назад, и думал, как все это описать.
Он попал в очень нехорошую историю, и ему было тревожно. Да нет, какое там — по-настоящему страшно. За плечами пятьдесят четыре года, на его иждивении жена и трое детей. А у него отобрали партбилет и теперь наверняка выгонят с работы... На что кормить семью?
Донос в партком института написал некто Михаил Кашеваров. Теперь это называлось «заявлением»: Кашеваров обвинял Бажова в том, что тот имел чин коллежского асессора, а значит, личное дворянство, скрыл это и наверняка был близок к левым эсерам, приписал себе почетный, дооктябрьский партийный стаж, сдался в плен и, бежав из тюрьмы, неведомо чем занимался...
Кашеваров имел с ним давние счеты: когда-то он написал «Историю Шадрина», а возглавлявший тогда областную цензуру Бажов книгу завернул, да еще назвал черносотенной.
Так он приобрел врага на всю жизнь: Кашеваров долго копался в его биографии, не поленился съездить в Камышлов и вытащил на свет божий все самое опасное. На кону стояла жизнь, надо было защищаться.
...Приземистый бревенчатый дом на углу Болотной улицы Бажов построил задолго до Первой мировой, когда Свердловск еще назывался Екатеринбургом: учительского жалованья хватило на новенький сруб, а строили в кредит. Раньше они с матерью обитали в другом, постоянно подтоплявшемся месте (улица не зря называлась Болотной), в хлипкой развалюшке со щелястым полом, настеленным прямо над землей.
Новый теплый дом с большой кухней стоил своих денег: с 1923 года в нем жила вся немалая семья Бажовых. За окнами давно стемнело, мела декабрьская метель, маленькая стрелка лежавших на столе карманных часов приближалась к цифре «два» — Бажов всегда работал по ночам. Павел Петрович встал, потянулся, подумал, что объяснительную записку можно написать и завтра— собравшись с мыслями, на свежую голову… И тут мелькнула мысль, которую он тут же задавил, — ведь то, что на уме, рано или поздно окажется и на языке, а это самоубийство...
Обучая в Екатеринбургском духовном училище будущих псаломщиков арифметике и чистописанию и одновременно работая там же делопроизводителем, он построил дом, в котором живет и поныне.
