В нашей стране мне так и не удалось обрести личное счастье. Возможно, не повезло, а может, не там искала.
Мама воспитывала меня одна. Она — центр моей жизни. Мама из Курска (и я родилась там же), она — классическая пианистка, окончила Московскую консерваторию, много концертировала, но когда я подросла и встал выбор — ребенок или карьера, мама выбрала меня.
Когда мне исполнилось шесть лет, мама получила должность в Министерстве культуры, мы переехали в Москву. Меня отдали в музыкальную школу.
Характер у меня всегда был достаточно вздорный и бесшабашный. Да и легких путей я не искала. Ну что такое фортепьяно? То ли дело домра! Сложно представить себе вменяемого ребенка, который мечтал бы овладеть техникой игры на домре, все-таки это довольно странный инструмент. Однако меня это не смущало: на домре замечательно звучала фольклорная музыка, которую я так любила.
После музыкальной школы я поступила в Гнесинку на специальность «народный хор». Помню, как ездила с экспедициями в Орловскую и Рязанскую области, встречалась с древними бабульками, записывала на магнитофон старинные песни в их исполнении.
Потом в Москве надо было расшифровать все это — положить на ноты, записать слова, создать партитуры, которые можно было бы издать. Дело чрезвычайно хлопотное и долгое. Но мне оно доставляло огромное удовольствие.
Моя любовь к народной музыке была вознаграждена: отучившись четыре года, я попала в ансамбль Надежды Бабкиной. Случайно узнала, что одна из солисток ушла в декрет, образовалось вакантное место, и можно прийти на прослушивание. Я взяла свою домру и отправилась попытать счастья.
— Что исполняли?
— Ой, очень смешно! У меня была такая выходная песня — «Ехал на ярмарку ухарь-купец», которую я исполняла в своем фирменном «черниковском» стиле.
Чуть в пляс на сцене с домрой не пускалась! Кстати, потом Лена Кузмич, директор «Наследия», входившего в состав «Русской песни», убедила меня и впредь придерживаться своей манеры исполнения. Она подсказала, как лучше держаться на сцене, как двигаться: «Не бойся показать свою жизнерадостность!» Я и старалась изо всех сил. Может быть, поэтому мои песни — «Да ты не смейся, проще говоря», «Я люблю тебя, Дима», «Я Шура, ребенок нежный» стали очень популярными.
Правда, моя карьера в ансамбле Бабкиной быстро завершилась. Я решила выступать с собственными песнями.
— Вы учились в Гнесинке, выступали с Бабкиной и еще находили время песни писать?
— Я начала сочинять музыку лет в тринадцать, когда впервые влюбилась в одного безумного соседского мальчика. Мы познакомились во дворе, выгуливая собак. И вспыхнула страстная любовь. Правда, платоническая. У меня стали рождаться песни, и я, конечно, посвящала их ЕМУ. Но ЕМУ это оказалось совершенно не нужно, он был мальчиком приземленным. Его гораздо больше интересовала перспектива перевести наш страстный роман в сексуальные отношения. На этой почве мы и разбежались. А песни остались...
Свое творчество я долго не афишировала. Только когда уже начала выступать с ансамблем Бабкиной и оказалась в артистической среде, мне стало по-хорошему завидно. Вокруг люди купаются в успехе. Чем же я хуже? Записала на студии одну, вторую, третью песню...
— А студия-то откуда взялась? Многие молодые девушки мечтают прославиться, но это же не только от желания зависит. Надо, чтобы кто-то поддержал...
— Мне мама помогла. Она обратилась к своим сокурсникам, один из них занимался эстрадой, он сделал аранжировки к песням, посоветовал студию. А там уже на помощь пришел мой муж.
Замуж вышла, едва мне стукнуло восемнадцать лет. Андрей оказался большим ценителем музыки. Каждые выходные мы устраивали домашние концерты. Мама петь не любила, зато обожала играть, поэтому она садилась за фортепьяно и исполняла романсы, а петь приходилось мне. Надо сказать, мой сопрано-альт, поставленный на народной музыке, звучал довольно забавно. Муж тем не менее все эти «соловьиные трели» слушал с замиранием сердца...
С Андреем я повстречалась практически в собственном дворе.
