«Жора всегда брал саксофон с собой, даже в отпуск. Помню, в каком-то гостиничном номере, чтобы никому не мешать своей игрой, он вошел... в шкаф и там немножко позанимался».
— Георгий Арамович часто заканчивал свои концерты знаменитой джазовой пьесой «Караван». И объявлял он ее всегда одинаково: «Какая песня без баяна, какой же джаз...»
— Без Гараняна!
— Да, зал всегда хором заканчивал эту фразу именно так, хотя подразумевалось: без «Каравана». А действительно, какой же джаз без Гараняна?
— Ну какой джаз... Отвечу не как жена Георгия, а как журналист, который всю жизнь писал и снимал телесюжеты о культуре: роль Гараняна в советском джазе огромна. Когда-то я спросила его: «Что ты считаешь самым важным из того, что сделал?» И он, знаменитый музыкант, создавший три прекрасных биг-бенда и легендарный ансамбль «Мелодия», композитор, чья музыка звучит в «Покровских воротах» и других любимых миллионами фильмах, непревзойденный виртуоз-саксофонист, сказал: «Может быть, учебник?»
— О каком учебнике речь?
— Гаранян написал учебник по аранжировке, по которому учатся все джазовые музыканты. Это реальный бестселлер. И представляете, этот уникальный учебник написал человек без музыкального образования! Ведь Георгий — инженер, окончил Станкин по специальности «Приборы точной механики».
— Но вклад Георгия Гараняна, конечно же, неизмеримо больше, чем учебник по джазовой аранжировке...
— Конечно. Процитирую слова Владимира Чижика, гениального джазового трубача, друга Георгия. Он говорит, что Жора всю страну научил играть свинг (это такое направление в джазовой музыке). «Мы не понимали, почему у нас это не получалось, — говорит Чижик. — А Жора благодаря своим математическим мозгам во всем разобрался, пришел в оркестр и сказал: «Я все понял: трубы играют так, тромбоны — так, а саксофоны — вот так!» И действительно, все сразу получилось! «Но самое главное, — продолжает Чижик, — это то, что Гаранян стал писать аранжировки в этом формате. Теперь все было в нотах, и любой джазовый музыкант мог легко свинговать».
— Ох, в какие музыкальные дебри мы забрались! Давайте выбираться! Вот в 70—80-е годы огромной популярностью у нас в стране пользовался инструментальный ансамбль «Мелодия» под руководством Георгия Гараняна. Это же «Мелодия» записала пластинку Владимира Высоцкого, ставшую легендарной?
— Да, и Андрея Миронова с песнями Яна Френкеля. И Александра Калягина с песенками кота Леопольда. И еще многих-многих других музыкантов и артистов. Алексей Рыбников говорил мне, что он ходил по кабинетам и выколачивал для записи «Мелодию» и только «Мелодию» — тогда все хотели записываться именно с ней, потому что знали, что это гарантированное качество.
Музыка в исполнении ансамбля «Мелодия» звучит в огромном числе кинофильмов — «31 июня», «Романс о влюбленных» — всех не перечесть. Но уникальность «Мелодии» прежде всего в том, что она стала исполнять музыку советских композиторов в джазовой обработке. Это было, можно сказать, рождением нового направления в джазе.
— Нелли, а Георгий Арамович застал те времена, когда джаз в нашей стране считался чуждым, инородным для советского человека искусством? «Сегодня он играет джаз, а завтра — Родину продаст!» — под этим лозунгом с джазом неутомимо боролись...
— Застал, конечно! Жора рассказывал, как, когда он учился в Станкине и играл в студенческом оркестре, ребят вызывали в комитет комсомола и на полном серьезе угрожали: «Мы вам саксофоны-то разогнем!» Это ж надо было додуматься до такого! Жора помнил, как в газете «Правда» писали: «Пагубный пример утери самостоятельности показывают эти стиляги, которые идут на поводу у западной культуры...» Это все было при нем. И поэтому, когда я недавно прочитала интервью молодого музыканта, который утверждает, что «запрет джаза в СССР — это миф», я подумала: «Ну а ты-то откуда это можешь знать?»
Так что «Мелодия» не зря родилась! Если бы джаз не запрещали, может, Георгию и не пришла бы в голову такая мысль, что надо играть советскую, всенародно любимую музыку, но... в джазовой обработке. А знаете, как появился ансамбль «Мелодия»? Это же произошло после разгона эстрадного оркестра под управлением Вадима Людвиковского, в котором Жора работал саксофонистом и вторым дирижером. Это был один из самых ярких оркестров нашей страны. Но его закрыли и уволили всех музыкантов. Композитор Матвей Блантер, автор песни «Катюша», пытался защитить оркестр, пошел к Сергею Лапину, главе Гостелерадио, старался его убедить: «Это же такой хороший оркестр! Его даже Би-би-си передает!» — «Вот поэтому они нам и не нужны!» — отрезал Лапин.
Тогда музыкантам стало понятно, что джаз никогда не будет «любимым ребенком» у нас в стране, что в любой момент могут снова полностью закрутить гайки. И чтобы в этих условиях все-таки продолжать играть джаз, Гаранян и Чижик создали новый ансамбль из числа музыкантов оркестра Людвиковского. И они стали исполнять любимую советскую музыку в джазовом ключе. И первая же выпущенная ими пластинка разлетелась тиражом в четыре миллиона экземпляров. На заре создания ансамбля Чижик говорил: «Знаешь, Жора, у меня такая мечта — вот мы с тобой идем, например, по Новосибирску или по Костроме летом, окна распахнуты, и оттуда звучит наша музыка». И ведь они это сделали! Так потом и было. Музыка в исполнении ансамбля «Мелодия» действительно гремела из всех радиоприемников и телевизоров.
— И все-таки как же так получилось, что человек без музыкального образования стал выдающимся музыкантом?
— А потому, что Георгий был очень устремленным. Как он сам говорил, ставил перед собой цели и их реализовывал. Сначала захотел стать музыкантом, саксофонистом. Стал. Потом — дирижером. Стопроцентное попадание! Затем — композитором, аранжировщиком. Причем вот именно в такой последовательности, потому что Жора считал, что аранжировщика не бывает без композитора. И опять все получилось. Причем каждый раз Георгий устанавливал себе самую высокую планку — иначе не мог. А однажды Жора мне сказал: «Слушай, а все музыканты признают, что я музыкант другого уровня». Я говорю: «Признают, несомненно, иначе как бы ты руководил оркестром?»
— А причем тут был Станкин, технический вуз, если Георгий Арамович хотел стать музыкантом?
— Георгий поступил туда исключительно ради своего отца, инженера, потому что очень уважал и почитал его. Это отец сказал ему: «Надо получить настоящую профессию, а потом занимайся чем хочешь». Он видел интерес сына к музыке, но не воспринимал это всерьез, считая напрасной тратой времени. Жору поддержала мама. Однажды она пошла к соседке, учительнице музыки, и попросила: «Можешь позаниматься с Жорой?» Та сказала, что у нее совсем нет времени. Тогда мама Жоры предложила: «А давай я тебе компенсирую твое время? Есть что-то, что ты не любишь делать дома?» — «Белье не люблю стирать», — сказала соседка. На том и договорились: пока Жора занимался с учительницей фортепиано, мама стирала белье. Но занятия быстро закончились, потому что он не хотел играть гаммы. Выучил сразу «Венгерскую рапсодию» Листа и «переиграл» руки. Учительница сказала: «Музыкантом тебе не быть!»
А джазом Жора заболел, посмотрев американский фильм «Серенада солнечной долины», где играет знаменитый биг-бенд Гленна Миллера. Жора ходил на этот фильм семь раз — так ему понравилась музыка! Тогда он понял, что хочет играть только джаз. Поэтому в Станкине первым делом создал музыкальный ансамбль, где сам играл на клавишах. А когда Жора принес домой саксофон и стал на нем заниматься, отец чуть не выгнал сына из дома. Но, как обычно, на помощь пришла мама Жоры.
— Георгий Арамович говорил вам, почему он выбрал именно саксофон?
— Счастливое стечение обстоятельств. Староста группы попросил Георгия отнести саксофон в починку. Жора отнес, потом пришел забирать инструмент из ремонта, дунул, чтобы посмотреть, как починили, и ему это понравилось. Так все и началось. Джаз, который играли в Станкине будущие инженеры, пользовался огромной популярностью не только в своем институте. Туда приходили послушать музыку и потанцевать студенты со всей Москвы. А потом Жора окончил институт, получил «настоящую» профессию, как хотел его отец, и пошел... в Москонцерт. Саксофонистом. Работал в разных ансамблях — начал с Эдит Утесовой, а потом пошел в ЦДРИ к Юрию Саульскому, в оркестр «Первый шаг».
— Как легко у него все получилось!
— Это только так кажется. На самом деле за этим стоял огромный труд и упорство Георгия. Он рассказывал, как, занимаясь часами, разбивал губы в кровь и подстилал, спасая пол, газетку. Как дирижер однажды сказал ему после репетиции: «А завтра можешь не приходить, у нас концерт». «И я понял, — сказал Жора, — что на репетициях я играть мог, а вот на концерт меня не зовут, потому что там будут играть только мастера». И он стал заниматься еще больше. В какой-то момент отчаялся, решил, что у него ничего не выйдет, бросил занятия. Но через неделю все-таки не выдержал, взял саксофон — и звук пошел, полился так, как ему хотелось.
— А в те годы, наверное, купить саксофон было непросто?
— Вот этого я не знаю. Но то, что к инструменту своему он относился очень трепетно, — это я видела. Долгое время Георгий не давал мне даже прикоснуться к его саксофону. Жора очень любил играть, но никогда не мучил своими репетициями соседей. Помню, как мы ехали в лифте вместе с соседкой, и Жора спросил у нее: «Надеюсь, я не очень шумлю?» — «Вы очень мало шумите, — с сожалением сказала она. — Мне жалко, что я живу за три этажа от вас. Вот соседям, которые живут выше, повезло больше».
И надо сказать, что обычно Жора занимался очень мало, так, дунет пару раз — и все. Но он всегда брал саксофон с собой, даже в отпуск. Помню, в каком-то гостиничном номере, чтобы никому не мешать своей игрой, он вошел... в шкаф и там немножко позанимался. Был и еще один способ никого не беспокоить: Жора мог заниматься без инструмента, только с одним мундштуком — чтобы губы не теряли упругость, чтобы дыхание сохранялось.
— На каком саксофоне играл Гаранян? Это же имеет огромное значение для музыканта-профессионала.
— Георгий коллекционировал саксофоны, и каждый из них (а он играл на всех) имел большую ценность. Одному — более ста лет, он 1904 года выпуска, это американский инструмент фирмы Conn, редчайшая вещь. Сейчас все пять саксофонов Гараняна находятся в Российском национальном музее музыки. Их все можно будет увидеть на выставке, которую готовит музей к 90-летию Георгия — оно широко будет отмечаться в этом году.
— Джаз — это огромная, но все-таки часть жизни Георгия Арамовича. Расскажите, пожалуйста, о его работе в кино.
— Георгий был дирижером Государственного оркестра кинематографии. Он записал музыку более чем к двумстам фильмам. К «Иронии судьбы...», например. А в «Бриллиантовой руке» Андрей Миронов танцует на палубе под саксофон Гараняна. Как отрицательный персонаж, замечу. И в мультике «Ну, погоди!» в одной из серий тоже звучит саксофон Георгия и уже упомянутая джазовая пьеса «Караван». Надо сказать, в советских фильмах и мультфильмах отрицательных персонажей всегда озвучивали джазом. Но вообще оркестр кинематографии был не джазовым, а симфоническим. И Георгий как-то сказал: «Я был единственным в мире дирижером симфонического оркестра без музыкального образования». Кстати, вспомнилась одна смешная история, мне рассказал ее не Георгий, а человек, который был участником той же телепередачи.
Прямой эфир был посвящен теме музыкального образования. Позвали Гараняна, мэтра джаза, о теме его не предупредили. Он пришел. Начался эфир. И ведущая к нему обращается с вопросом: «А что вы думаете о музыкальных школах, Георгий Арамович?» И Гаранян чуть не завалил всю передачу. «А зачем они нужны? — сказал он. — Если человек захочет учиться музыке, он и сам выучится, вот как я, например». Представляете, что было с ведущей? Она не знала, как вырулить из этой ситуации!
— Нелли, а когда вы впервые увидели Гараняна?
— Когда он обнимал Людмилу Гурченко в музыкальном телефильме «Любимые песни». И, как потом мне рассказывал Жора, после этого фильма по Москве поползли слухи, что у Гурченко с Гараняном роман. Но на самом деле никакого романа у них, скорее всего, не было.
— А как начался ваш роман?
— Я работала тогда в Госкомиздате, в отделе пропаганды книги, и у меня был друг Арсений Лобанов, очень интересный человек. А он, как оказалось, был самым близким другом Георгия. И однажды Арсений зашел ко мне на работу вместе с Георгием. Мы приятно пообщались, пошутили, посмеялись, а потом я сказала, что мне пора — надо было ехать в «Останкино», готовить очередную телепередачу про книжки. И Георгий предложил меня подвезти. После этого он стал звонить и предлагать встретиться, а у меня все не было времени. Работа, дом, маленькая дочка — когда мне было еще на свидания ходить? Как-то он позвонил, а я ему опять: «Не могу, нет времени, к тому же мне надо еще новый стол собрать». Он тут же за это ухватился: «Я очень хорошо собираю столы». Но я отказалась от его помощи. И когда он позвонил в следующий раз, то просто выставил мне ультиматум, сказал: «Если у вас на меня никогда нет времени, то я больше звонить не буду». Ну, думаю, ладно, схожу к нему один раз на свидание. Сходила. И с этого все началось.
— Он красиво ухаживал?
— Очень! Но Жора, как человек практический, сразу предупредил: «Цветов у тебя не будет никогда, но колбасы и всего остального — сколько угодно». Причем он знал, что я не люблю колбасу, в его словах это прозвучало просто как символ благополучия. И я приняла его условия, мне даже понравилась такая прямота. И что касается всего остального, то именно так оно потом и было: Жора был очень добрым, щедрым человеком и с легкостью относился к разным бытовым вещам. Например, если я в каком-то магазине могла стоять в раздумьях, какую кофточку купить — белую или красную, он подходил ко мне, выхватывал их у меня из рук, кидал в корзину обе и говорил: «Это не стоит твоих раздумий вообще!» И у него было такое замечательное выражение, он говорил: «Не думай, сколько ты тратишь, думай, как заработать». И Жора всегда следовал именно этому принципу. Когда в девяностые он, знаменитый саксофонист, дирижер и композитор, любимец публики, вдруг остался без работы и без денег, взял свой синтезатор и пошел работать рядовым музыкантом, клавишником, в оркестр Цирка на Цветном бульваре.
Согласитесь, что на такое способен далеко не каждый знаменитый человек. Там его через какое-то время увидел Юрий Никулин и сказал администратору: «Как наш клавишник на Гараняна похож!» А администратор в ответ: «А это и есть Гаранян». — «Отлично! — обрадовался Никулин, — я нашел главного дирижера!» И Жора стал главным дирижером оркестра старого цирка. И проработал там 15 лет. Поэтому предстоящий юбилей Гараняна мы будем праздновать именно в цирке Никулина на Цветном бульваре. А тогда у Жоры открылась новая грань таланта. Он сочинил много прекрасной цирковой музыки. Да и дирижирование оркестром в цирке требовало особой специфики. Надо было подстраиваться под работу артистов на манеже. И, как рассказывал Жора, музыканты оркестра были настолько приучены в цирке работать синхронно, что даже когда однажды из-под купола сорвался воздушный гимнаст, барабанщик по инерции автоматически отбил дробь, не успев понять, что произошло.
— Нелли, вы же были не первой женой Гараняна?
— Четвертой. Мне тут как-то позвонили с одного телеканала:
— Здравствуйте, мы вам звоним как жене Гараняна. Хотим взять у вас интервью.
— Пожалуйста, — говорю. — О чем бы вы хотели, чтобы я рассказала?
— Вот вы пели в квартете «Аккорд»...
— Нет, — говорю, — в квартете «Аккорд» пела третья жена Жоры, Инна Мясникова, а я четвертая.
— А, ну да, — не теряются на том конце провода. — А еще мы хотели бы вас расспросить про вашу дочку Наташу...
— Дочка Наташа — от первого брака Георгия.
— Ладно, — не сбавляет напора мой собеседник. — А можно мы все-таки пришлем вам вопросы?
— Хорошо, — говорю, — присылайте.
И они присылают: как Георгий Гаранян познакомился с Инной Мясниковой, почему не сложился их брак, как сильно переживал Гаранян расставание с Мясниковой? И так далее и тому подобное. Я тогда позвонила продюсеру и спросила:
— Как вы думаете, у нас была такая несчастливая жизнь, что мы с Георгием только и делали, что разговаривали про его бывших жен? Про то, как он тосковал в разлуке по какой-то из них?
— Ой, простите, пожалуйста, — извиняющимся тоном сказал продюсер. — Это не я составлял вопросы.
Так и сорвалось мое интервью.
— Не страшно вам было становиться четвертой женой?
— Ну, четвертая — это не самая большая цифра. Максим Дунаевский, кажется, женился раз семь. А Юрий Саульский сам рассказывал, что его прозвали «муж-застройщик», потому что каждый раз, когда он разводился, оставлял жене квартиру и начинал строить себе новую, кооперативную. Говорят, в Союзе композиторов в телефонной книжечке, где были записаны домашние телефоны членов Союза, имена жен композиторов писали карандашиком — так удобнее было вписывать новое. А по поводу того, что я четвертая, честно говоря, даже не думала. Единственное, я категорически не хотела встречаться с бывшими женами Жоры, хотя он поначалу думал, что мы могли бы дружить и ходить друг к другу в гости. Но я никак не могла этого принять, хотя понимаю, что все его бывшие жены — достойные, уважаемые женщины. Жора, который очень ценил женскую красоту, не преминул мне как-то рассказать, что одна из его жен работала манекенщицей и демонстрировала платья для невест, что доверяют только самым красивым. Но я так и не стала ни с кем знакомиться. Хотя вот теперь с Жориной дочкой от третьего брака, Кариной, мы дружим.
Да нет, мне не было страшно. Жора говорил: «Четвертая — самая любимая». А еще я не раз слышала от него: «Я всю жизнь тебя искал». И когда мы возвращались откуда-нибудь домой, он обычно говорил: «Ты была лучше всех». Меня каждый раз удивляло, как он умудрялся открывать мне входную дверь, лишь заслышав мои шаги в подъезде — я даже не успевала вставить ключ. Это, конечно, было безумно приятно. Вообще, Жора был на редкость внимательным и заботливым мужем. Он говорил, что это у него такой рефлекс, инстинкт — заботиться. Он любил и умел создавать удобства, делать жизнь приятной и радостной. С ним было очень хорошо. И даже если мы ссорились, он всегда приходил ко мне первым, и проблема улетучивалась. А еще я только сейчас поняла, насколько мастерски он дирижировал нашей жизнью. Я-то была уверена, что в семье самая главная я, что независима в своих решениях и что все у нас так, как я хочу. А когда Жоры не стало, поняла, что порой совершенно не знаю, как быть в той или иной ситуации. Оказывается, во всем главенствовал Жора. Но, как мудрый человек, он сделал все для того, чтобы я этого не замечала.
У нас была чудесная атмосфера дома, в которой всем было хорошо. Мы с Жорой никогда не грузили друг друга своей работой. Каждый занимался своим делом. У Жоры, помимо музыки, это были еще какие-то худсоветы, комиссии по присуждению званий, наград и тому подобное, в которых он состоял как признанный мэтр. И вот как-то раз позвонила мне незнакомая женщина и попросила поговорить с Георгием, чтобы он за кого-то там похлопотал. Я даже слегка опешила от такой бесцеремонности. «Знаете, — говорю, — у нас в семье не принято вмешиваться в работу друг друга. Если Георгий начнет меня просить: «Сними вот этого!» (а я работала тогда в новостной программе на НТВ), а я его: «Проголосуй за этого!», вы представляете, во что превратится наша жизнь?»
Кстати, вспомнился такой случай. В саду «Эрмитаж» открывался джаз-фестиваль. И меня отправляли его снимать. Я пыталась отказаться, говорила, что, по-моему, мне туда не надо, потому что там главное действующее лицо — мой муж, пусть сюжет снимет кто-нибудь другой. «Ну, зритель все равно не знает, что это твой муж, — сказала редактор (а как журналист я известна под фамилией Закирова). — Поэтому поезжай и снимай, лучше тебя этого никто не сделает». Приезжаем мы с оператором Лешей Червяковым, он мне говорит:
— Давай с главного начнем, он сейчас на сцене, мы его снимем, а потом всех остальных.
Я говорю:
— Нет, давай снимем всех остальных, а потом — главного.
Начали снимать участников фестиваля. Снимаем, снимаем, и Леша говорит:
— Слушай, а мы этого, главного, не упустим?
— Нет, не упустим.
И самым последним мы снимаем Георгия, я записываю свой стендап, привожу материал на студию, монтирую, сюжет выходит в эфир. А на следующей съемке мы вновь работаем с Червяковым, и он мне говорит:
— А что ж ты мне не сказала, что Гаранян — твой муж? Приезжаю на студию, а меня Миткова спрашивает: «А вы Неллиного мужа сняли?» Я говорю: «Нет, не сняли». Она: «Как? Вы не сняли Гараняна?!» Тут уже я обомлел: «А что, это ее муж?»
Рассказала Жоре, а он засмеялся: «Сказала бы своему оператору, что упустить меня невозможно, схвачен крепко!»
— Нелли, а как восприняла появление Георгия Арамовича ваша дочка?
— Веронике тогда было восемь лет, и она, конечно, не собиралась никого принимать в нашу с ней семью. А его так уж точно! Может быть, она и предполагала, что когда-нибудь я снова выйду замуж, но не за такого взрослого и солидного человека, как Георгий. Он же был намного старше меня. И поэтому она ему устроила небольшое испытание. У нее был набор открыток — портреты русских писателей, и она стала экзаменовать Жору, кто есть кто. Он назвал всех, кроме, кажется, Державина. И Вероника вопросительно подняла на меня глаза: «Как же, мол, так?» — «Послушай, — говорю, — Державин — это не первый эшелон писателей, поэтому прости Георгию это незнание. Лучше проверь его по математике, он, наверное, хорошо в ней разбирается». Вероника охотно подсунула ему какие-то примеры, результат ее устроил, и она сказала: «Да, пожалуй, он может мне даже иногда помогать с уроками».
Потом они, конечно, подружились, но далеко не сразу. Жора, естественно, хотел как можно быстрее наладить хорошие отношения с Вероникой, и однажды он приехал к нам, когда меня не было дома, взял Веронику, посадил ее, как взрослую, на переднее сиденье в машину, привез в какой-то огромный магазин и покупал ей все, на что она покажет пальцем. В результате, что называется, он ее купил. Вероника поняла, что он очень добрый, щедрый и к тому же может помочь с математикой! И у них действительно сложились замечательные отношения. А кроме того, Веронике очень повезло, потому что именно в этот период Жора работал в цирке, и в выходные дни она смотрела по два или даже по три представления в день. Утром они вместе уезжали в цирк, а в перерывах между представлениями Вероника делала уроки. Вот что такое счастливое детство!
У Жоры был чудесный характер, замечательное чувство юмора, с ним было легко и просто. Но при этом я всегда чувствовала себя защищенной. Рядом был настоящий мужчина — умный, честный, сильный. Помню, однажды я вышла из дома и увидела, что моя машина почему-то стоит поперек дороги, а не у бордюра, как обычно. В растерянности позвонила Жоре. «Только ничего не трогай! — сказал он. — Я сейчас». Когда он открыл машину и начал садиться, я сказала: «Давай я, ты же важнее для народа». Но ситуация, на самом деле, была нешуточная. Шли девяностые. Бог его знает, кто и зачем так развернул машину? Жора велел мне отойти подальше, сел за руль, включил зажигание, прогрел машину, подождал еще какое-то время, потом вышел и сказал: «Ну, теперь можешь ехать!»
— А как вы любили отдыхать? Наверное, Георгий Арамович уставал от гастролей и любил побыть дома?
— Он не был домоседом. Старость его дома не застанет, он в дороге, он в пути — это про него. Нашим любимым городом был Баден-Баден. И мы очень любили с Жорой нырять в этот Баден-Баден и проводить там время. Как только у нас выдавалась свободная неделя — мы туда. Нет, конечно, в других городах и странах мы тоже бывали, но часто это совмещалось с Жориной работой. Мы старались спланировать гастрольный график так, чтобы после его концертов оставалось время погулять по городу, набраться впечатлений. Помню, в Париже организаторы концерта предложили нам поехать в Лувр. Приезжаем, а там забастовка. Тогда мы пошли в одни гости, потом в другие, потом в знаменитое кафе... И вернулись в отель в 12 часов ночи, совершенно никакие, подшофе. И Игорь Михайлович Бриль, знаменитый наш джазовый пианист, который отказался от похода в Лувр, увидев нас, веселых и бесшабашных, произнес: «Это что, в Лувре так наливают?» А Святослав Бэлза, музыковед, эрудит, неизменный ведущий концертов Гараняна, мгновенно ответил: «Любовь к искусству вознаграждается!»
А, например, когда мы ездили на джаз-фестиваль в Финляндию, Жора, который привык, что его всюду обхаживают и показывают все самое интересное, удивился: «А что это, про нас как будто бы все забыли? Никто к нам не приходит, никто не звонит, никуда не зовет». А я, как бумажная душа, уже успела пролистать книжку, которую подарили Георгию вместе с другими сувенирами от организаторов фестиваля. Книжка была о Финляндии. И в ней говорилось о том, что если тебя финн уважает, то он не будет к тебе приставать, он оставит тебя в покое. Я рассказала об этом Жоре. И он засмеялся: «Слушай, значит, нас очень сильно уважают!»
А в Баден-Бадене, мы, естественно, не преминули заглянуть в знаменитое казино, где когда-то немало денег просадил Федор Михайлович Достоевский. Я не подходила ни к одному игровому столу. Жора, как азартный человек, тоже. «Давай скорей уйдем отсюда, — шепнул мне он, — иначе я начну играть!» Он реально был очень азартным человеком и к поездкам относился так же — азартно. Очень любил гастролировать с оркестром. И тут Жора мог рассказать много самых разных историй. Ну, например, как в первой гастрольной поездке их обманули менеджеры-организаторы. После аншлаговых концертов те просто сбежали, забрав с собой весь гонорар музыкантов, и им не на что было возвращаться домой. И тогда Георгий пошел на местный рынок, продал свой концертный пиджак и вернулся в Москву.
Вообще, менеджеры-мошенники — это, к сожалению, не такая уж редкость в гастрольной жизни. А ответственность за все, если происходит какая-то неприятная ситуация, несет дирижер оркестра. И Георгию не раз приходилось «выбивать» заработанный гонорар у недобросовестных организаторов. Или расплачиваться с музыкантами оркестра из своего кармана. А сколько раз ему доводилось сталкиваться с тем, что музыкантов норовят использовать на каких-то торжествах бесплатно: ну что, мол, им стоит прийти и сыграть? Помню, как на каком-то организационном совещании так и заявили: оркестр должен работать бесплатно. А Жора всегда отстаивал интересы музыкантов. «Вот интересно, — сказал он, — давайте остановимся на этом пункте: вот вы как режиссер получаете гонорар?» — «Ну конечно». — «А почему музыканты должны работать бесплатно? Вы после этого концерта принесете домой деньги, а музыканты что принесут?» И Жора сказал: «Нет, этого не будет! Работа музыкантов — огромный труд. А за труд надо платить». Жора был очень порядочен и щепетилен, особенно в финансовых вопросах. Он говорил: «Я не могу дирижировать голодными музыкантами».
— Гаранян же возглавлял несколько оркестров?
— Да, у него было два прекрасных созданных им биг-бенда — Краснодарский и Московский. Какое-то время Георгий руководил еще и знаменитым Государственным камерным оркестром джазовой музыки имени Олега Лундстрема. Когда-то Жору, перспективного молодого саксофониста, принял в свой оркестр сам Олег Леонидович. А потом, спустя годы, он передал Гараняну дирижерскую палочку лидера оркестра. Кроме того, как приглашенный дирижер Георгий немало ездил по стране, дирижировал местными оркестрами и выступал там как солист. Еще был главным дирижером на песенных конкурсах в Юрмале, Сочи, других городах. «Представляешь, — рассказывал мне Жора, вернувшись с такого конкурса, — 15 часов простоял на ногах: сначала репетиция, потом звуковая репетиция, потом концерт. Артисты меняются, а дирижер-то один». Помню смешную историю на балу мэра Москвы. Там все артисты, вся наша попса, пели под фанеру. После окончания бала его режиссер подошел к Жоре поделиться впечатлениями. «Хороший, — говорит, — был концерт, такой простой, все под фанеру». — «Да, — сказал Жора, — простой, все под фанеру. Но махал-то я вживую!»
— Какой у Гараняна был бешеный темп жизни!
— Совершенно ненормальный! Нередко бывало, когда он, например, сыграв дневной концерт в Краснодаре, ехал в аэропорт и оттуда мчался в Концертный зал имени Чайковского, где уже давал вечерний концерт. Я пыталась как-то уговорить Георгия сделать график чуть более щадящим, говорила: «Давай спланируем так, чтобы между твоими концертами был хотя бы день перерыва». Но так не получалось.
— А с кем дружил Георгий Арамович?
— С Андреем Мироновым — они оба обожали джаз, были фанатами хорошего звука. На пластинке Миронова, которую они вместе записали, Андрей написал: «Жора, времени мало, новых друзей не будет, дружим и что-то делаем». Лариса Голубкина рассказывала, что когда Андрей купил новые колонки, то позвал Жору их протестировать, и они вдвоем ползали на коленках по комнате, слушая, как звучит здесь, там, в разных углах.
В числе Жориных ближайших друзей — Александр Анатольевич Ширвиндт, Святослав Бэлза, Арсений Лобанов, Владимир Чижик, коллега и друг, который до сих пор много теплого говорит о Жоре.
— Георгий Арамович любил принимать у себя друзей?
— Очень. Не говоря уж о том, что у нас дома все время паслись музыканты его коллективов, они приходили постоянно. Мы любили устраивать дома званые обеды. Есть смешная история. Был день рождения Жоры, и он выпал на такой период, когда муж был безумно занят и поэтому ничего отмечать не собирался. Когда с утра все начали звонить и поздравлять, Жора всем говорил: «Знаешь, я не приглашаю гостей, но ты можешь зайти ко мне в любой момент и выпить со мной рюмку». И так он сказал абсолютно всем, кто звонил. И «в любой момент» никто не пришел, а все пришли одновременно — вечером, часов в семь. Я вижу, что люди уже просто не помещаются в квартире! Но у нас в доме всегда было полно еды, и, конечно, мы стали всех кормить, угощать.
В общем, гости заняли все пространство, стали мило и весело общаться друг с другом, а нам троим — Жоре, Веронике и мне — места за столом не осталось. Про именинника все напрочь забыли, все увлеченно обсуждали какие-то политические проблемы. Жора тихо пошел в свою музыкальную студию и сел за компьютер. Вероника тоже ушла к себе. А я отправилась на кухню. Стою, размышляю, как же спасти ситуацию. Увидела огромный арбуз на столе и придумала. Вернулась в гостиную и торжественно объявила, что все, кто хочет арбуз, идут на кухню. Часть гостей радостно последовала за мной. Потом Вероника сказала: «Да, так провалить свой день рождения, — это, конечно, надо умудриться!»
И еще один забавный момент с того дня рождения. В числе Жориных гостей оказалась и одна моя коллега. Она позвонила мне в тот день по работе. Краем уха услышав, что я общаюсь с какой-то Таней, Жора подумал, что я разговариваю с подругой, взял у меня трубку и сказал: «Танька, у меня сегодня день рождения, и ты можешь в любой момент зайти и выпить со мной рюмашку». На том конце провода повисла пауза. Коллега растерялась, потому что они были едва знакомы и уж, конечно, никогда не были на «ты». Потом «Танька» вышла из ступора и ответила: «Спасибо, но у меня даже подарка нет!» На что Жора ей весело заявил: «Ничего! Расплатишься натурой!» И вот она приходит вечером с подарком, вручает ему бутылку виски. Жора лучезарно улыбается, благодарит. А потом берет меня под руку, уводит на кухню и спрашивает: «Это кто?» Я говорю: «А это та, которая будет с тобой натурой расплачиваться!»
Надо сказать, что Жора, при всех своих талантах и регалиях, был абсолютно обычным, нормальным человеком. С ним было легко и просто общаться самым разным людям. Георгий мне как-то рассказывал: «Иду по студии, слышу — кто-то кричит: «Жора! Жора!» Я оглядываюсь, а мне приятель говорит: «Это не тебя зовут! Жора — вон тот, а ты — Георгий Арамович».
— Чувство юмора Гараняна — это отдельная история. Он так чудесно шутил, когда общался с публикой на своих концертах...
— Да. И дома мы постоянно подтрунивали друг над другом. Мне рассказывала одна довольно популярная в 60—70-х годах певица, Эльмира Уразбаева, как однажды на гастролях в ее комнате собралось много народу и кто-то из музыкантов хотел открыть окно. «Не надо открывать, — попросила Эльмира, — там шумно». «Конечно, на улице очень шумно, когда открывается окно в комнату Уразбаевой», — сказал Жора.
Парадоксальный взгляд на ситуацию — это одна из граней юмора Георгия. Но всегда это был взгляд доброго человека.
Взять хотя бы историю с созданием фестиваля «Играем джаз с Гараняном». Жора считал, что научить джазовому мастерству можно только на сцене, как говорится, из рук в руки. И он захотел «растить» профессиональных джазменов с детства. А для этого придумал фестиваль, на котором бы джаз играли и юные, и знаменитые музыканты. И когда был первый фестиваль, Жора пошел посмотреть репетицию со словами «Как бы эти дети мне весь концерт не испортили!» Пошел, послушал и говорит своему оркестру: «Так, мужики! Напряглись, собрались! Смотрите, какие конкуренты растут!»
Я любила бывать на Жориных репетициях. Там было столько юмора! «А сейчас мы сыграем то же самое, — говорит музыкантам Жора, — но в два раза быстрее! Потому что мы горячие!»
— Музыканты его, конечно, обожали?
— Да, еще и потому, что он охотно учил всех, всем все передавал, он делился своими секретами, в отличие от многих других, которые стараются все держать при себе. Он был и в творческом плане очень щедрым человеком.
— Это гены, как думаете?
— Не знаю, я ведь уже не застала родителей Жоры. А он не так уж много рассказывал мне про них. Знаю, что его мама, Вера Петровна, была русской, а папа — армянином, который подростком сбежал из Турции от геноцида армян в начале XX века. Все его родственники погибли, а Араму удалось спастись: когда турки за ним погнались, он спрятался в стоге сена. Турки протыкали этот стог вилами, но Арам был маленький, щупленький, он сжался, и вилы его не достали. Между прочим, фамилия Арама была Караян. Когда на границе оформляли документы, ему не стали писать «Караян». «Нет у нас Караянов, — сказал тот, кто заполнял бумаги, — у нас все Гараняны. Будешь Гараняном». Так его и записали. «Представляешь, как мне повезло? — шутил Георгий, — как бы я жил с фамилией Караян?» Герберт фон Караян, как известно, — знаменитый на весь мир дирижер. Но в каждой шутке, как говорится, есть доля шутки: Жора на самом деле был очень скромным человеком. Я как-то его спросила: «А почему ты никогда не играешь на концертах свою музыку?» Он пожал плечами: «А зачем? Полно хорошей музыки». Жора считал, что композитор — это не тот, кто играет свою музыку, а тот, музыку которого играют другие.
И вот сейчас, на юбилейных торжествах, мы хотим сыграть ту музыку Гараняна-композитора, которую он сам не играл. Оказалось, что ее очень много. Часть нот нам предоставила радиостанция «Орфей», они у них лежали в нотных архивах. Часть я нашла у нас дома. Мы соединим джаз, эстраду, классику и цирк в одно грандиозное шоу, которое пройдет в цирке Никулина на Цветном бульваре прямо в день рождения Георгия, 15 августа. 19 октября состоится юбилейный концерт в Ереване, в Концертном зале имени Арама Хачатуряна. А 25 октября — в Большом зале Московской консерватории.
— В консерватории?
— Да, не удивляйтесь. Гаранян — единственный джазовый музыкант, у которого был персональный абонемент в Большом зале. В рамках этого абонемента Георгий проводил цикл интереснейших концертов. И поэтому в юбилейных торжествах запланирован концерт в консерватории, в котором камерный оркестр «Виртуозы Москвы» сыграет вместе с ансамблем «Мелодия» Георгия Гараняна. Когда-то этот проект — совместное выступление «Виртуозов Москвы» с джазменами — придумал еще Георгий. Он назывался «Джаз в смокингах», имел огромный успех, был выпущен одноименный компакт-диск.
К 90-летию Георгия Гараняна будет еще несколько интересных концертов и фестивалей — программа празднования разнообразна и насыщенна.
— Нелли, а почему вы не напишете книгу о Георгии Арамовиче? Вы рассказали сейчас столько интересных историй...
— Надеюсь, напишу. Сейчас я как раз собираю материал. Но это будет не мой рассказ. Это будут воспоминания разных людей, которые когда-либо пересекались с Жорой. Не только музыкантов, которые с ним работали. Я бросила клич в одной из социальных сетей, и мне стали присылать совершенно неожиданные и прекрасные истории. Например, недавно написала одна женщина, как она была на юбилейном концерте Алексея Рыбникова, села в зале на свободное кресло, а потом пришел мужчина, и оказалось, что это место было его. Она вскочила, чтобы его пустить, но он замахал руками: «Не-не-не!» И простоял у стеночки весь концерт. Это был Жора.
Он был уникальный. И как музыкант, и как человек. Его нет уже 14 лет, но он рядом, его музыка звучит — в кино, в эфире радиостанций, на сцене концертных залов. Гараняна помнят и любят миллионы людей. А я счастлива, что когда-то все-таки нашла время пойти с ним на свидание, которое впоследствии подарило нам с Георгием 20 счастливых лет совместной жизни.
