Владислав Третьяк: «Тарасов сказал: «Молодой человек, будем работать. Если выживешь — станешь великим. Завтра — в хоккейную шахту!»

Серго Кухианидзе
|
11 Декабря 2024
Владислав Третьяк. Фото
Владислав Третьяк
Фото: из архива В. Третьяка

«Произошло это лет десять назад. Я находился по общественным делам в Сибири, в Тюмени. В один из дней пребывания мне говорят: поедем в Тобольск, там неподалеку в селе Абалак есть потрясающий монастырь. Заходим, смотрим, навстречу идет пожилая женщина. Вдруг она поднимает глаза и, увидев меня, восклицает: «Господи, сам Третьяк идет!»

— Владислав Александрович, раскройте, пожалуйста, секрет своей магии. Вот уже 40 лет — если быть точным, 22 декабря 1984 года — как вы закончили играть в хоккей. Тем не менее, кто такой Третьяк, знают представители всех поколений, не только у нас, но и за рубежом, причем даже люди, весьма далекие от спорта!

— А я и сам этому удивляюсь, не говоря уже про моих помощников, знакомых, друзей, которые бывают со мной в поездках, будь то в Финляндии, Швеции, Америке, Канаде, на Кубе или в Таджикистане, Узбекистане. Люди подходят и порой просто говорят: «Можно до вас дотронуться?»

Представьте, на улицах Канады меня узнают даже в темных солнцезащитных очках. Никогда не пойму, как они это делают! (Смеется.) Незнакомые люди подходят, пожимают руку, благодарят за ту игру, что я показывал, просят вместе сфотографироваться, дать автограф.

Все это, к слову, происходит и по сей день. Политика политикой, но люди остаются людьми. Да, с Вашингтоном у Москвы сейчас очень напряженные отношения. Но отойдите от Белого дома на три километра, где находится ледовая арена клуба Washington Capitals, за который выступает Саша Овечкин, и вы увидите тысячи болельщиков в свитерах с его именем, что приходят всякий раз на матчи команды. В командах заокеанской НХЛ, к слову, сегодня играют 64 парня из России, и каждого из них там — американцы, канадцы — носят на руках.

— Вообще спорт ведь всегда объединял людей, не так ли?

— Всегда, конечно. Даже в самый разгар холодной войны, когда советские войска ввели в Афганистан, мы каждый год ездили в новогодние дни в Америку и Канаду. Сегодня же наблюдаем со стороны политиков, особенно европейских, полный маразм.

Но несмотря ни на что, я мечтаю в будущем провести товарищеские матчи с канадцами — где-то, может быть, в Эмиратах. Знаю, что аналогичные желания есть и у канадской стороны. Во всяком случае, на днях ко мне приезжали их представители, с которыми мы обговаривали различные варианты проведения в настоящее время таких игр. Посмотрим, что из этого получится.

— Канадцы, помнится, хотели вас видеть как-то даже своим премьер-министром!

— Да, было такое, один из хоккейных людей предложил. (Улыбается.) Но знаете, из многочисленных встреч в разных странах и на разных континентах, которые у меня были, одна настолько сильно врезалась в память, что навсегда останется там, в копилке моих самых дорогих воспоминаний.

Случай уникальный. Произошло это лет десять назад. Я находился по общественным делам в Сибири, в Тюмени. В один из дней пребывания мне говорят: поедем в Тобольск, там неподалеку в селе Абалак есть потрясающий монастырь. Заходим, смотрим, навстречу идет пожилая женщина. Вдруг она поднимает глаза и, увидев меня, восклицает: «Господи, сам Третьяк идет!» Такое я никогда не забуду, те же, кто стоял со мной рядом, вообще чуть не упали от удивления!

— Да, сильно!

— Знаете, когда задумываюсь, что же я такое сделал, что люди меня не просто помнят, а относятся с огромным уважением, с любовью, то понимаю: дело в том, что я играл за великую команду — сборную Советского Союза, у которой было много больших побед как на чемпионатах мира, так и на Олимпийских играх, и их никто никогда не забудет.

Владислав Третьяк
«Мне, юнцу, девятикласснику, предстояло выйти на лед вместе с лучшими хоккеистами мира, которых я видел только по телевизору». Владислав Третьяк, 1975 год
Фото: Ю. Сомов/Риа новости

— В некоторых матчах, помнится, вы демонстрировали просто чудеса спортивного героизма. Шутка ли, среди ваших наград немало высших государственных, включая орден Ленина.

— Наш народ, и старшее, и молодое поколение, без преувеличения жил этими победами. Мы, вся страна, были словно одна семья, между хоккеистами и болельщиками не было никакой стены. Каждого из нас все знали по имени, в лицо. Наши успехи, победы, горечь поражения вся страна воспринимала как свои.

Это во-первых. А во-вторых, все-таки очень важно, чем я занимался после того, как закончил играть в хоккей. Ведь жизнь, какой бы великолепной она ни была, порой можно перечеркнуть одним росчерком, каким-то недостойным поступком. Сделав много хорошего, можно таким образом легко себе навредить.

Сразу после окончания спортивной карьеры в 1984 году я начал работать в системе ЦСКА, затем в спортивном комитете Министерства обороны, был членом МОК, тренером нашей сборной на Олимпийских играх, членом Совета Международной федерации хоккея. Вхожу в Совет при Президенте по развитию физической культуры и спорта, с 2006 года и по сей день возглавляю Федерацию хоккея России, больше 20 лет являюсь депутатом Государственной думы.

Все это тоже наряду со спортивными победами имеет значение. Неудивительно, что меня часто приглашают на всевозможные встречи, круглые столы, форумы, где я рассказываю самой разной аудитории — молодым людям, студентам, бизнесменам, руководителям компаний, — как стать в жизни успешным, как достичь желаемого результата.

— Как же?

— Дисциплина, порядок, четкая цель стать лучшим в том, чем занимаешься, — вот что самое главное. Без этих трех составляющих не добиться успеха ни в одной профессии. Важны также, конечно, талант, трудолюбие и удача, везение. Одно дело — играть за лучший клуб страны, столичный ЦСКА, другое, допустим, за команду из Калуги. При всем уважении, именно в ЦСКА в свое время выступали лучшие хоккеисты, без помощи, поддержки которых мне было бы немыслимо стать хорошим вратарем. Талантливое окружение очень существенно, особенно на первых порах.

Колоссальное значение имеет также умение полностью подчиняться интересам команды, забыть про самолюбие, свое эго. А ведь любой коллектив — это команда, которая чем слаженнее, тем успешнее.

При этом совсем не обязательно, чтобы людей внутри одного коллектива связывала дружба. Признаюсь, ни в ЦСКА, ни в сборной страны между нами, за редким исключением (дружили, например, Валерий Харламов и Александр Мальцев, Владимир Петров и Борис Михайлов), не было какой-то особой дружбы вне стен ледовой арены, мы мало общались семьями.

Анатолий Тарасов, наш легендарный тренер, любил повторять: «Мне все равно, что вы думаете друг о друге, но когда вы выходите на площадку, то должны относиться друг к другу как к любимой девушке, как к самому дорогому в жизни человеку!»

— Какая главная черта характера всегда помогала вам и в спорте, и в жизни?

— Железная дисциплина. Представьте, за 21 год своей спортивной карьеры я ни разу не опоздал и не пропустил ни одной тренировки, ни одного совместного командного мероприятия. Дисциплина, как говорится, бьет класс.

Я никогда не нарушал спортивный режим в команде, это все знают, поэтому меня выбирали и комсоргом, и парторгом. Если ребята порой и позволяли что-то себе, то я знал, когда можно расслабиться без ущерба для тренировок и игр. Когда ездили вместе отдыхать на юг, на море, то именно мне ребята даже отдавали на хранение свои деньги, чтобы не спустить их в один день! (Улыбается.)

Мама Вера Петровна, конец 70-х годов
«Так что моя любовь к хоккею, можно сказать, передалась мне точно от мамы, хотя в то время хоккеем бредили многие мальчишки в стране!» Мама Вера Петровна, конец 70-х годов
Фото: из архива В. Третьяка

— Говоря о вашей уникальной дисциплинированности, Тарасов как-то еще добавил: «Ни разу я не видел у него перед занятиями кислую физиономию. Владислав всегда был добр. Всегда весел. С ним приятно было тренироваться. С ним уютно жилось команде». Похоже, вы были у Анатолия Владимировича любимчиком?

— Нет, любимчиком его был Анатолий Фирсов. Но ко мне Тарасов тоже очень хорошо относился. Воспитывал при этом, однако, жестко, что называется, с кнутом в руках. Когда я появился в команде ЦСКА Анатолия Владимировича, мне было всего семнадцать, и ребята, все уже опытные зубры, старше меня на пять — семь, а то и больше лет, мне сразу сказали: «Ты не выживешь!»

О том, что меня хочет посмотреть сам Тарасов, сообщил мой тогдашний тренер Виталий Георгиевич Ерфилов. Накануне назначенного дня я всю ночь не спал. Ведь мне, юнцу, девятикласснику, предстояло выйти на лед вместе с лучшими хоккеистами мира, которых я видел только по телевизору. Помню, Тарасов окинул меня с ног до головы взглядом и сказал: «Ну что, полуфабрикат, будем работать. Если выживешь — станешь великим. Ну а нет — извини. Завтра — в хоккейную шахту...» «Полуфабрикатом» он называл всех начинающих хоккеистов.

Нагрузки на тренировках у Тарасова были адские, занимались мы порой на сорокаградусной жаре при пульсе 200 ударов в минуту! При этом нам запрещалось пить воду, поскольку так решили некие спортивные горе-медики. Не все были в состоянии выдержать столь нечеловеческие физические нагрузки. Но я выстоял.

Что же Тарасов со мной творил, сколько потов из меня выжал! Он, например, спрашивал: «Сколько вам лет?» Я отвечал, что семнадцать. «А я хочу, чтобы вам было двадцать пять, чтобы вы играли, как зрелый двадцатипятилетний игрок. Так что будете тренироваться и играть у меня каждый день, набираться опыта», — объяснял Анатолий Владимирович.

Вскоре я стал так хорошо играть, что меня все начали хвалить, даже по телевизору наш прославленный комментатор Николай Озеров, а Тарасов все свое твердит: мол, то это не получается, то то. Я говорю: «Анатолий Владимирович, да как же так, меня все хвалят, все нормально, ни одной шайбы не пропустил». А он говорит: «Если я вам делаю замечание, значит, вы еще живой, а если перестану делать замечания, то вот на тот гвоздик повесите свои коньки. Работайте, я хочу, чтобы вы стали самым лучшим в мире».

И он без конца меня заставлял делать какие-то специальные придуманные им упражнения. Или, бывало, подойдет после игры и говорит: «Что-то у вас правая нога плохая, не нравится мне, слабовато отталкиваетесь ей, завтра потренируйтесь, пожалуйста». Я говорю: «Так завтра у нас нет тренировки». А он отвечает: «А у вас будет!» Ну, я завтра приходил в зал и отрабатывал по 200 раз толчки правой ногой.

— Тарасов к вам все время обращался на «вы»?

— Не только ко мне, ко всем, независимо от возраста.

— А история с автомобилем, на котором Тарасов запретил вам ездить, реальная?

— Абсолютно. Произошло это сразу после победы на Олимпийских играх в Саппоро в 1972 году, когда всем игрокам, включая меня, 19-летнего, дали возможность купить по автомобилю. Мне тогда достались «жигули» первой модели. Добро на приобретение машины, кстати, всем подписывал сам Анатолий Владимирович.

И вот в один прекрасный день я подъехал на тренировку к ледовой арене ЦСКА, что тогда находилась на Ленинградском проспекте, на своем новом автомобиле и, на свою беду, поставил его рядом с тарасовской «Волгой». Увидев это, он говорит: «Молодой человек, а вы почему разъезжаете на машине?» Заметьте, я уже не был для него «полуфабрикатом», а стал «молодым человеком», поскольку был к тому времени уже двукратным чемпионом мира. Я отвечаю: «Так вы мне сами ее дали». — «Нет-нет-нет, — говорит Тарасов, — так не пойдет, на машине своей ездить будете только один-два раза в неделю, а во все остальные дни, будьте любезны, на метро, потолкаться со всеми». Но я все равно приезжал на тренировки на машине, просто ставил ее не возле ледовой арены, а чуть подальше, у бассейна, чтобы Тарасов не видел. (Улыбается.)

— Вообще Тарасова в команде, видимо, все боялись как огня?

Владислав Третьяк и Пол Хендерсон
«Две великие хоккейные школы обогатили игру, дав ей мощный импульс для развития». Владислав Третьяк и игрок канадской сборной Пол Хендерсон, герой Суперсерии 1972 года. Квебек, 1974 год
Фото: из архива В. Третьяка

— Да, но при этом безгранично уважали. Знаете, если у Анатолия Владимировича было плохое настроение, никто не смел даже посмотреть в его сторону, когда мы переодевались перед тренировкой в раздевалке. Все сидели тихо, всё делали молча, страшась его ненароком потревожить.

— Знаю, что, кроме Тарасова, в вашей жизни был еще один на редкость суровый человек — это ваш отец. Кто, кстати, из них был жестче?

— Оба. Откровенно скажу, было время, когда мы с братом (он, к слову, старше меня на два года, окончил МИФИ) серьезно подумывали убежать из дома из-за отца. Он был военный летчик, майор, начальник связи авиационного полка и воспитывал нас в по-настоящему жестких условиях. Без преувеличения, держал в ежовых рукавицах. Отец получал достаточно высокую зарплату, но у него, например, невозможно было выпросить даже десяти копеек на мороженое. «Зачем? — строго говорил отец. — Я вас и так кормлю». Мама, конечно, старалась нас баловать, но ее голос не был в семье решающим. Один раз она, заступившись за нас, поссорилась с ним, но отца это не остановило. Нас же с братом наказывал за каждую провинность, да так, что мало не покажется. За уши, допустим, таскал до тех пор, пока мы не начинали выть от боли. За ослушание мог запросто поставить на горох, для чего рассыпал сухие горошины на газете в углу комнаты. Или заставлял стоять в углу, держа над головой линейку — пока руки не начнут затекать. Не доводилось? Больше пяти минут, скажу вам, такую экзекуцию не выдержать! Сам при этом отец сидел спокойно рядом и смотрел телевизор.

Помню, мне как-то понадобилась изоляционная лента для клюшки, купить которую тогда было проблемой. Поэтому я залез в поисках ее в кладовую отца, зная, что у него лежит небольшой чемодан, где много чего имеется. Вскрыл замок в кладовой, но ленты этой, к моему огорчению, так и не обнаружил. Зато нашел в чемодане отца медаль «За оборону Москвы», которую и выменял у приятеля на изоляцию для своей клюшки.

Думал, отец не заметит пропажи. Но вечером следующего дня, часов около десяти, когда я уже был в постели, отец заходит к нам в комнату и ледяным голосом спрашивает: «Кто лазил в мой чемодан в кладовке?» Я молчу. Он продолжает: «Куда делась медаль?» Я все понял, говорю: «Пап, извини, на изоляцию поменял эту медаль». Он как схватит меня резко за ухо и говорит: «Сейчас же одевайся, иди и меняй медаль обратно!». И я в ночь поплелся в другой подъезд к приятелю, возвратил ему изоляцию, а отцу вернул медаль.

Даже на даче в Дмитрове, где мы проводили каждое лето, жизнь была суровой. Мы там не отдыхали, а, по сути, отбывали трудовую повинность. Подъем — в семь утра, тут же назначался наряд — прополоть картошку, выкопать яму под малину, привезти бензин. Пока всего этого не выполнишь, нельзя было ни поиграть с друзьями, ни пойти искупаться. Если отец уезжал в командировку, то давал задание на неделю.

И вот как-то, когда его не было, я решил дать себе послабление. «Проведу-ка, — думаю, — весь понедельник на речке, потом все наверстаю». Пришел вторник, я поковырялся немножко в земле и опять убежал с ребятами. «Ладно, успеется», — уговаривал я себя. В таком же ритме прошла среда, затем четверг... Словом, когда я спохватился, работы оставалось слишком много. Мне явно не хватало времени прополоть малину. Что делать? Я взял да и закопал все сорняки, чтобы их не было видно. Внешне все получилось идеально, чисто, красиво. Но, на мою беду, в день возвращения отца прошел дождь, и все многочисленные сорняки вылезли наружу. Отец чуть мне ухо не оторвал и в следующий раз заставил работать в два раза больше. Удивительно ли, что я ненавидел этот наш подмосковный сад-огород!

Понимаете, отец очень хотел, чтобы я, как и он, стал военным летчиком. И зная, что служба в армии не сахар, смолоду приучал меня к порядку, железной дисциплине. Все детские воспоминания, о которых я вам рассказываю, не вызывают во мне негативных чувств. Я искреннее благодарен отцу за то, что он отлично подготовил меня к жизни, воспитал во мне такие качества, как ответственность, терпение, умение преодолевать любые преграды, превозмогать физическую и душевную боль и добиваться своих целей. Без всего этого я бы вряд ли чего-то достиг.

— То есть, не имея такого жесткого отца, вы, быть может, и не стали тем Владиславом Третьяком, которым стали? Так можно сказать?

— Можно, это абсолютная правда.

— Однако какой же удар, надо думать, вы нанесли отцу, когда не пошли по его военным стопам, не надели погоны, а выбрали профессию хоккеиста...

— Ну погоны-то я на самом деле надел! (Улыбается.) Ведь играя за ЦСКА, а затем работая в системе армейского спортивного клуба, Министерства обороны, был офицером Советской армии, дослужился до полковника! Я единственный окончил Военно-политическую академию имени Ленина с отличием.

Но что касается отца, то, конечно, вы правы. Впрочем, когда в 1963 году, в 11-летнем возрасте, я стал заниматься хоккеем, отец сначала думал, что это все так, физкультура, к которой сам он относился очень положительно. Сильный, здоровый, крепкий человек, он каждый день ровно в шесть утра делал зарядку, обливался холодной водой, словом, следил за здоровьем. Кстати, я никогда его не видел даже немного подвыпившим.

Виктор Тихонов и Владислав Третьяк
Тренер Виктор Тихонов и Владислав Третьяк после игры на приз «Известий», 1983 год
Фото: из архива В. Третьяка
Владислав Третьяк
Владислав Третьяк с кубками Европы и мира, Прага, 1978 год
Фото: из архива В. Третьяка

И он, и мама, учительница по профессии, оба любили коньки, лыжи. Мама вообще русским хоккеем очень серьезно увлекалась, в свободное от школы время часто играла в него. Так что моя любовь к хоккею, можно сказать, передалась мне точно от нее, хотя в то время хоккеем бредили многие мальчишки в стране! Зимой в выходные мы всей семьей постоянно ходили кататься на лыжах то в соседний парк, на Хорошевке, то в парк культуры и отдыха.

Но о том, что хоккей станет моей профессией, отец даже мысли не допускал. Если видел в моем дневнике двойку по физике или математике, говорил: «Еще одна двойка — из хоккея выгоню! Что толку от тебя с помелом в воротах стоять! С такими оценками ты не сдашь экзамены, не станешь военным летчиком». Чтобы не злить отца, иногда, чего уж там скрывать, приходилось вырывать из дневника страницы с неудовлетворительными оценками.

Он совсем не следил за моими успехами в хоккее, поскольку, несмотря на то что любил физкультуру, к спорту относился безразлично, болельщиком не был. Что-то меняться в нем стало после одного почти анекдотичного случая.

Отец возвращался с работы с Чкаловского аэродрома в Москву на служебном автобусе вместе со своими коллегами-офицерами. В какой-то момент они заговорили о хоккее, о недавно прошедшем матче ЦСКА со «Спартаком», где за армейцев замечательно сыграл молодой вратарь по фамилии Третьяк: «Слушай, Александр Дмитриевич, представляешь, твой однофамилец в воротах ЦСКА!» Сначала отец не поверил своим ушам, а потом сказал: «Да это мой сын!» В автобусе все чуть с ума не сошли. Ну а когда я в 15 лет принес домой первые 40 рублей, заработанные хоккеем, претензий со стороны отца стало намного меньше, все как-то постепенно уладилось. (Улыбается.) Через некоторое время сумма моей зарплаты увеличилась до шестидесяти рублей, потом до восьмидесяти, и отношение к моему увлечению изменилось.

— Вы богатый человек?

— Смотря с кем сравнивать. Если с хоккеистами, играющими сегодня в НХЛ, то нет, конечно. Они там в год зарабатывают миллионы долларов.

Нас в свое время так не баловали. За олимпийское золото в 1972 году, например, каждый из нас получил премию в размере 300 долларов. Сегодня столько стоит лишь вратарская клюшка моего внука Максима, играющего за команду Континентальной хоккейной лиги «Лада» (Тольятти).

За победу над клубом НХЛ во время новогодних серий 1975—1976 годов по США и Канаде нам давали по 200 долларов, за ничью — по 100. Но ты попробуй еще те 100, 200 долларов заработать, играя против лучших клубов НХЛ из Бостона, Монреаля, Филадельфии и Нью-Йорка. В случае проигрыша вообще выдавали деньги по тем же ставкам, по которым валюту получали простые туристы. И кстати, существовал еще потолок премиальных. Он был установлен специальным приказом и составлял 600 долларов. То есть в теории за четыре победы мы могли заработать по 800 долларов, но такую сумму никому не выдавали. Максимум 600, даже если всех победишь. И играли-то, между прочим, не против голландцев, а против сильнейших хоккеистов Северной Америки.

В то время, замечу, как наша официальная сторона в лице Спорткомитета получала за те матчи по 100 тысяч долларов. Но это, к слову, нас реально не волновало.

А за победу в чемпионате СССР, кстати, Спорткомитет давал нам по 450 рублей. Я ни в коем случае не жалуюсь. Конечно, мы жили лучше, чем другие, потому что ездили за границу, всегда были модно одеты, получали не только премии за победы, но и вообще высокие по тем временам зарплаты. Просто, отвечая на ваш вопрос, хочу подчеркнуть, что это не сравнить с тем, что получают сегодня профессиональные спортсмены в хоккее, в футболе, в баскетболе.

— Хорошо, спрошу иначе: какую роль деньги играют в вашей жизни?

— Ответить, что никакую или незначительную, значит слукавить. Конечно, флаг страны, ее престиж, гимн, твоя профессиональная репутация, в конце концов, — самое главное, ради всего этого мы прежде всего выходили на лед и сражались. И в те минуты, конечно, ни о каких гонорарах, премиях и деньгах не думали.

Но что зазорного в том, что тем, чем занимаешься, ты можешь еще и неплохо заработать? Хоккей — моя профессия. Но кроме него еще есть семья, есть желание купить хорошую машину, красивую одежду, обустроить дом.

Владислав Третьяк и Валерий Харламов
Владислав Третьяк и Валерий Харламов, Кубок СССР, матч ЦСКА — «Динамо» (Москва), 1979 год
Фото: из архива В. Третьяка

— Когда вы вспоминаете свою долгую жизнь длиной 21 год в хоккее, какая игра прежде всего приходит вам в голову?

— Это 2 сентября 1972 года, наш первый матч с канадскими профессионалами из той знаменитой Суперсерии, который мы выиграли со счетом 7:3. Это была реальная стопроцентная фантастика! Сборная Советского Союза разгромила канадцев, считавшихся не просто непобедимыми, а сверхлюдьми. Та игра поделила не только мою хоккейную жизнь, а историю всего мирового хоккея на до и после. Наша советская школа хоккея, это до сих пор признают за океаном, перевернула канадский хоккей, они взяли из него все лучшее — игру в пас, тотальную поддержку друг друга на площадке, например.

— Хотя за несколько дней до начала той Суперсерии, а именно 22 августа 1972 года, вы сыграли свой худший матч, пропустив восемь или девять шайб! Присутствовавшие на игре канадские специалисты тогда записали в своих блокнотах: «Самое слабое звено в сборной СССР — это ее вратарь Третьяк, полный ноль»! Что же произошло в тот злополучный день?

— Скажу честно, я тогда вообще не хотел выходить на лед. Ведь на следующий день, 23 августа, у меня была назначена свадьба, забронирован роскошный стол на всю команду в ресторане гостиницы «Украина» — и вдруг над всем этим нависла угроза. Свадьба могла сорваться. Стоя в воротах, разве мог я в тот день думать о хоккее? Нервничал жутко.

Проблема состояла в том, что в Комитете по физической культуре и спорту мне заявили: «Ты что, рехнулся, Третьяк?! На носу матчи с канадскими профессионалами. А на свадьбе у тебя все напьются, кто же будет играть?!»

Несмотря на угрозы со стороны высоких инстанций, наша свадьба с Таней состоялась. Никто из ребят во время застолья, конечно, не напился, мы только пригубили шампанское.

— Расскажите же о Татьяне, которая настолько поразила ваше сердце, что вы позабыли даже о своем хоккее!

— Да, я влюбился в Татьяну с первого взгляда. Произошло это в Москве на знаменитой площади трех вокзалов.

— Что вы говорите? Уже очень интересно!

— У моей мамы была боевая подруга, в годы войны они сражались вместе на Дальнем Востоке. Подруга со своим мужем — тоже, кстати, военным летчиком — жила в подмосковном Монино. Как-то она говорит моей маме: «У тебя парень, а у меня в Монино есть отличная девочка, дочь наших хороших друзей, красивая стройная блондинка. Давай их познакомим?» Узнав об этом, я скептически подумал: «Мало ли, о чем там взрослые толкуют и договариваются».

Недостатка в женском внимании у меня никогда не было, когда же я стал играть в хоккей за ЦСКА и за сборную СССР, получал в день по 50 тысяч писем от девушек! Кто-то хотел познакомиться, назначал свидание, кто-то просил прислать фото с автографом... Читал я практически каждое письмо, но отвечал не всем.

Как бы то ни было, встретиться с Татьяной, просто взглянуть на нее меня все-таки уговорили. Но тащиться за 70 километров в Монино мне никак не хотелось, было откровенно лень. Поэтому я предложил встретиться на Комсомольской площади, куда на Ярославский вокзал как раз приходит электричка из Монино. План был такой: если Татьяна мне понравится — хорошо, если нет — объясню ей, что у меня тренировка, и быстро уеду.

На вокзал я подъехал на новеньких «жигулях», тех, что появились у меня после победы на Олимпиаде в Саппоро. Припарковался и стал ждать. Было это непросто: в тот год в июле стояла невыносимая жара. Ко всему прочему, ко мне без конца подходили разные люди, поздравляли.

Владислав Третьяк
Владислав Третьяк на открытии фотовыставки, посвященной Анатолию Тарасову, 2018 год
Фото: Д. Рухлецкий/из архива В. Третьяка

И вот время идет, а Татьяны все нет. Я уже и не знал, куда деться. Нашел двухкопеечную монету, пошел звонить ей домой из телефона-автомата, мобильников, понятно, тогда и в помине не было. Подошла мама, сказала, что она опоздала на электричку, но скоро подъедет. Окружающие уже интересуются, кого это я тут так долго жду. Отвечаю: «Девушку». Таксисты смеются, мол, зачем, к тебе любая сама прибежит. В результате Татьяна опоздала на 40 минут! И так, кстати, всю жизнь: она постоянно опаздывает, я просто обречен ее всегда ждать!

— Легко представляю, как это тяжко для такого дисциплинированного человека, как вы, знающего цену каждой секунде. Но при виде Татьяны раздражение у вас как рукой сняло?

— Никогда не забуду того ощущения, когда она чуть дотронулась до моего плеча, я обернулся — и оп! Передо мной стояла прекрасная высокая блондинка с голубыми глазами. Потом, когда мы сели в машину, я, в очередной раз взглянув на нее, твердо сказал себе: «Ну все, эта девушка точно будет моей женой!» Конечно, я хотел шикануть. Ведь деньги с тех пор, как стал играть на высшем уровне, у меня всегда водились. Думаю, отвезу-ка я Татьяну в «Яр» — один из лучших столичных ресторанов, что расположен на Ленинградском проспекте в гостинице «Советская». Подходим, а нас не пускают. Швейцар, к сожалению, меня не узнал. Будь я с другой девушкой, можно было бы ему сказать, что я Третьяк. Но с Таней так вести себя мне не хотелось. Мы вернулись в машину и, проехав чуть дальше, пошли в столовую возле метро «Сокол».

— Вы ей тоже сразу понравились?

— Нет. Позже она рассказывала, что ей показали мою фотографию в спортивном журнале и предложили нас познакомить. Но худой и ушастый парень не произвел на нее никакого впечатления. Когда я спросил: «Зачем же ты тогда согласилась встретиться со мной?» — Татьяна ответила: «Просто хотела познакомиться с известным хоккеистом, чтобы потом рассказывать об этом своим детям».

После первой встречи, которая произошла 5 июля, наши отношения развивались стремительно. Инициатором, естественно, был я, потому что реально потерял покой. Дело в том, что через пять дней вся наша хоккейная команда ЦСКА улетала на несколько недель на тренировочную базу в Германию. Я понимал, что все должно решиться до моего отъезда на сборы, иначе я ее потеряю. Мне было известно, что за ней давно ухаживают два офицера-летчика. И вот в каждый из оставшихся до отъезда дней после тренировки я мчался в Монино, только чтобы просто ее увидеть, пообщаться с ней. Ни о чем серьезном я говорить пока не смел. Окончательное решение принял 9 июля. Отец, сам привыкший все быстро решать, меня поддержал, и мы вместе с ним поехали в Монино свататься. По дороге заехали в ювелирный магазин, я купил обручальные кольца, не зная толком, какой размер нужен Тане, но не ошибся — те кольца мы до сих пор носим.

Узнав причину нашего приезда, ее родители стали накрывать на стол. Отцы, оба военные, без труда нашли общий язык. Татьяны в тот момент дома не было, я пошел ее встречать, держа в руках купленные кольца. Увидев ее, сказал: «Слушай, я влюбился в тебя, выходи за меня замуж!» Ее удивила моя поспешность, она не ответила ни да ни нет, предложила продолжать встречаться, чтобы лучше узнать друг друга.

Ее реакция ошеломила меня. Первое, что мне хотелось сделать, так это выбросить кольца и уйти, но я сдержался. Когда пришли к ней домой, я уже остыл, успокоился. Тут мой отец весело спрашивает: «А чего мы сюда приехали?» Я говорю: «Да вот, хочу, чтобы Татьяна стала моей женой». Ее родители мое желание поддержали, и нас благословили. Хотя она, по-моему, была растеряна и не очень хорошо понимала, что происходит. Мне кольцо надела ее мама, а Татьяне — мой отец.

Знаете, как-то мое пребывание в Канаде совпало с 14 февраля — Днем святого Валентина, с Днем всех влюбленных, как его там называют, и меня попросили выступить в одном городе перед девушками.

Я им говорю, не знаю я никакого святого Валентина, у меня на родине женским праздником считается 8 Марта! Но они умоляют, а раз женщина просит, отказать выше моих сил! (Улыбается.)

Прихожу, в аудитории сидят 300 женщин, и каждая смотрит на меня во все глаза. Первый же вопрос: «А кто у вас жена?» Я говорю, так, мол, и так, сделал предложение за пять дней, но она мне с ходу отказала. При этих словах вдруг с места вскакивает молодая женщина и так громко, весело восклицает: «А мы в Канаде хоккеистам никогда не отказываем!» (Смеется.)

— Татьяна ходила на матчи поболеть за своего любимого?

— Конечно, даже когда беременная была, да и по телевизору смотрела, хотя никогда в хоккее особо не разбиралась, так, приблизительно знала что-то. Но напутствие, чтобы не переживал, мне давала всегда. Иногда прихожу домой после неудачной игры, весь в расстроенных чувствах, а она мне улыбаясь говорит: «Слушай, да ты-то хорошо играл, это защитники плохо!» (Смеется.) Со временем, правда, она реже стала приходить на мои матчи. Очень уж волновалась, если я во время игры получал травму. Да и у меня, понятно, от ее переживаний настроение не поднималось.

Владислав Третьяк
На занятиях в Школе вратарей Третьяка
Фото: Д. Рухлецкий/из архива В. Третьяка

— Через несколько дней после свадьбы вы улетели в составе сборной СССР в Монреаль на матчи Суперсерии. Из нежных объятий жены попали в жесткий клинч канадских профессионалов...

— Да уж! С таким хоккеем мы никогда до тех пор не встречались. Кости во время матчей трещали так, что слышно было, кажется, на трибунах. Били нас действительно крепко. Один из канадцев, Бобби Кларк, позже признался, что по указанию тренера специально нанес травму Валерию Харламову, чтобы выбить его из игры.

Но мы не дрогнули, дали достойный отпор. Уважать себя заставили уже после первой встречи, обыграв их, как известно, со счетом 7:3! Канада была в шоке, ведь хоккей там не просто вид спорта, а настоящая религия. Они все были уверены, что из восьми матчей серии советская сборная проиграет все, лишь один, возможно, сведет в ничью.

Насколько те игры были важны для канадцев, судить можно по тому приему, что был нам оказан в Монреале. Визы нам проставили прямо в салоне самолета. Из аэропорта в гостиницу мы ехали, словно правительственная делегация, в сопровождении полицейских с красными мигалками.

В Москве, кстати, не все были в восторге от проведения этой Суперсерии. Вопрос решался в Кремле. Категорически против высказался главный идеолог страны Михаил Суслов. Он боялся, что проигрыш нанесет серьезный ущерб престижу Советского Союза на международной арене. Если бы не Леонид Брежнев, большой любитель хоккея и болельщик ЦСКА, те матчи, скорее всего, не состоялись бы. Он согласился, попросив только об одном: совсем уж бесславно не проиграть.

В результате канадцы выиграли четыре встречи, мы — три, и одна завершилась вничью. Хотя формально победили они, в обеих странах, да и во всем мире, считается, что в той Суперсерии выиграл хоккей. Две великие хоккейные школы обогатили игру, дав ей мощный импульс для развития. Неудивительно, что спустя более полувека о Суперсерии помнят. Скажу так: даже если хоккей перестанет существовать, мир никогда не забудет Суперсерию 1972 года.

Кстати, не так давно, в первых числах сентября, мне звонили Пит Маховлич, участник той серии, и брат Бобби Халла — Дэннис. Мы прекрасно пообщались онлайн, вспоминали разные моменты тех матчей, как отчаянно дрались на площадке за каждую шайбу. Между нами нет ничего плохого, никакой злости и раздражения, мы по-прежнему лучшие друзья.

— Признайтесь, уходить из хоккея 40 лет назад было трудно или вы сделали это безо всяких сожалений?

— Может, и трудно, но сожалений не было. Понимаете, к тому времени я выиграл абсолютно все, что было возможно выиграть в мировом хоккее, кроме Кубка Стэнли. Причем многие высшие награды завоевывал по нескольку раз. Был десятикратным чемпионом мира, трехкратным чемпионом Олимпийских игр. Ну куда больше?

Я реально устал и физически, и морально, представьте, в сердцах хотел даже форму сжечь! Хоккей — чрезвычайно тяжелый вид спорта. К тому же я, объясняю, потерял всякую мотивацию. Мне нужен был какой-то новый вызов, без него сложно концентрироваться, без него ты даже теряешь все то, что у тебя есть.

— Разве вы не хотели уехать за океан, играть в НХЛ?

— Хотел, мне предлагали, клуб Montreal Canadiens готов был подписать со мной контракт на миллион долларов в год. Такие бешеные деньги, к слову, тогда, в 1984 году, там мало кто получал. Но меня не пустили.

Генеральный менеджер команды специально прилетал в Москву. Вместе с послом Канады они ходили в ЦК КПСС к Михаилу Суслову. Разговаривали с ним, пытались убедить, объясняя, что более 50% от суммы моего контракта будет уходить государству. Однако люди в ЦК КПСС были неумолимы. Потом еще выдумали историю, что якобы у меня отец генерал армии, начальник Дальневосточного округа, который категорически против отъезда сына в Канаду. Это была неправда. Тот генерал был всего лишь моим однофамильцем.

Владислав Третьяк и Татьяна Тарасова
Владислав Третьяк и Татьяна Тарасова, Кубок Первого канала, матч Россия — Финляндия, 2018 год
Фото: Ю. Кузьмин/из архива В. Третьяка

Что поделаешь, такие были времена в стране. Лишь спустя несколько лет, после начала перестройки, наших хоккеистов, как и в целом спортсменов, стали потихоньку отпускать за рубеж — в Австрию, в Японию. Впрочем, в НХЛ я поработал, был тренером вратарей в клубе Chicago Blackhawks, один из них, Эд Бельфор, стал лучшим в лиге.

— Может, в руководстве страны опасались, что Владислав Третьяк, человек-легенда, достояние СССР, возьмет да останется за границей, станет, как говорили в то время, невозвращенцем?!

— Послушайте, такая возможность у меня была за время всей моей спортивной карьеры. Где и сколько раз мне только не предлагали остаться и играть! Я мог уехать во многие страны, где меня ждали с распростертыми объятиями, но каждый раз я отвечал: нет, спасибо, мне и дома хорошо!

— Обид, что так и не поиграли в НХЛ, стало быть, не осталось?

— Нет, порой даже думаю, может, и хорошо, что никуда не поехал, мог и серьезную травму получить, здоровье потерять. А так более или менее держусь! (Улыбается.) Конечно, мне бы хотелось выиграть Кубок Стэнли, но такого, чтобы прямо плакать из-за этого, у меня никогда не было.

— Как случилось, что сын Владислава Третьяка не стал хоккеистом?

— Дима пробовал, и клюшка с самого раннего возраста, естественно, была, но у него не то что не получилось, он сам так и не увлекся хоккеем. Впрочем, сын, как я сейчас шучу, близок к хоккею, ведь он стоматолог, а хоккеисты все беззубые. (Улыбается.)

Да и Татьяна была против того, чтобы в семье появился еще один профессиональный хоккеист. Когда же у Димы родился Максим, я взмолился: «Хоть внука мне отдайте!»

Хоккеем Максим загорелся в детстве, но, как это часто бывает, он хотел стать нападающим. Я возмутился: «Как так, у тебя дед вратарь, ну-ка и ты давай вставай в ворота!»

Но целый год он ни в какую не соглашался, пока я не показал ему видеодиск, который купил в Штатах. Там нарезка драк во время матчей. Внук как увидел все эти ледовые потасовки, так и ахнул. Я ему объяснил: «Бьют в основном нападающих, поэтому практически у каждого из них выбиты зубы. Вратарь же стоит в маске. Вот почему у меня все зубы свои!» Педагогическая лекция повлияла. Максим принял правильное решение и стал вратарем.

— Советы внуку даете?

— Все время. Максим звонит почти каждый день, а после игры в обязательном порядке. Те матчи, в которых он играет, мы всегда обсуждаем, разбираем, почему он сыграл так, а не иначе, как пропустил ту или иную шайбу, можно ли было ее отразить, если да, то как.

— А внучки какое-то отношение к спорту имеют?

Юрий Ляпкин, Александр Мальцев, Александр Якушев и Владислав Третьяк
Юрий Ляпкин, Александр Мальцев, Александр Якушев и Владислав Третьяк на мероприятии, приуроченном к празднованию 45-летнего юбилея Суперсерии 1972 года, 2017 год
Фото: Д. Рухлецкий/из архива В. Третьяка

— Внучки — нет. Но надеемся, что наша правнучка Алиса, ей четыре года, увлечется спортом. Во всяком случае, она начала заниматься художественной гимнастикой.

— Насколько хоккей изменился с тех пор, когда в него играли вы?

— Очень сильно, включая, между прочим, правила самой игры. В результате возросли скорости, на принятие решений сейчас у хоккеистов есть лишь считаные доли секунды, на площадке все меняется с невероятной быстротой. Даже клюшка изменилась, она стала более упругой, более легкой. Хоккей настолько рванул вперед, что если раньше мы начинали заниматься им в 11 лет, то сейчас дети идут в хоккейные школы уже в пять лет.

— Нынешнюю Континентальную хоккейную лигу (КХЛ) можно сравнить с чемпионатом СССР?

— Нет, конечно. Хотя бы потому, что в первенстве СССР играло всего восемь команд, в КХЛ же их более двадцати, включая клубы из Белоруссии, Казахстана и Китая.

— Я имею в виду не количество, а качество. Можно ли сравнить КХЛ с чемпионатом СССР по накалу страстей?

— С этой точки зрения с первенством Советского Союза можно сравнить лишь матчи плей-офф КХЛ. Все-таки в них играют более сильные команды. Неудивительно, что трибуны арен заполнены до отказа, именно когда проходят эти игры плей-офф. В чемпионате СССР же практически на всех играх стадионы ломились от болельщиков.

— Скажите, если о вас будут снимать художественный фильм, кого из сегодняшних актеров вы видите в роли Владислава Третьяка?

— Идея такая есть — снять фильм, многие хотят воплотить этот проект, и поддержка имеется, но я не люблю загадывать. Поживем — увидим.

Кроме фактов из моей биографии, в моей жизни было много ярких, интересных эпизодов, моментов, даже, например, как однажды я целовался с Леонидом Брежневым, который, как я рассказывал, обожал хоккей, при возможности старался выбраться на наши игры, поболеть за нас, сидя на трибуне ледового дворца.

— Как это было?

— Шел матч в рамках регулярно проводимого в то время в Москве Международного турнира на приз газеты «Известия». Сборная СССР играла против финнов, у Брежнева в те дни как раз был день рождения. А мы, завоевав в тот год в Канаде Кубок вызова, привезли Брежневу разные памятные сувениры.

Сижу спокойно в раздевалке, после первого периода ничья 1:1. Вдруг в раздевалку вбегает Сергей Павлов, возглавлявший Комитет по физической культуре и спорту, и взволнованно говорит: «Третьяк, Макаров, быстро идем Брежневу и Черненко вручать подарки». И это во время матча! Финны до сих пор не знают, почему в тот вечер перерыв между первым и вторым периодом их игры со сборной Советского Союза в «Лужниках» длился 45 минут!

Владислав Третьяк с внуком
«Максим звонит почти каждый день, а после игры в обязательном порядке. Те матчи, в которых он играет, мы всегда обсуждаем, разбираем». Владислав Третьяк с внуком Максимом, вратарем ХК «Лада» (Тольятти), 2023 год
Фото: из архива В. Третьяка
Владислав Третьяк с женой
«Я понимал, что все должно решиться до моего отъезда на сборы, иначе я ее потеряю». Владислав Третьяк с женой Татьяной, 2024 год
Фото: Е. Руско/из архива В. Третьяка

Ну, мы с Сергеем Макаровым снимаем с себя всю хоккейную амуницию, оперативно переодеваемся и бежим на второй этаж, где размещалась правительственная ложа. Поднялись. Как только я подошел к Брежневу, он меня тут же обнял и давай взасос целовать. Я ему: «Дорогой Леонид Ильич, спасибо вам большое, что вы нас так всегда поддерживаете».

Потом Брежнев задал мне вопрос, от которого все впали в ступор: «А что у вас все фамилии на свитерах по-английски написаны, не разберу, кто на площадке». Я говорю: «Это не мой вопрос». Павлов подбежал и объяснил, что, мол, так положено во время международных матчей. Игру ту с финнами мы выиграли, а ночью поехали в ателье, где нам свитера перешили, написали фамилии на русском языке. Да, каких только историй не приключалось!

— Спортсмены, известно, люди суеверные. Вы не исключение?

— Нет, не исключение. Понимаете, вратарь в хоккее — фигура вообще особенная, нам психологически намного тяжелее, чем кому-либо из игроков. Неудивительно, что во время матчей за границей мне даже разрешалось одному проживать в номере. Такая привилегия была еще только у тренеров, живших в одноместных, отдельных номерах. Все же остальные игроки команды размещались по двое.

Одно время, например, мы в номере находились с Александром Якушевым, который после игр любил книгу почитать. А мне надо было спать, а свет-то горит. Понимаете, победы складываются из мелочей, нередко, казалось, бытовых, житейских.

— Недаром же говорят, что вратарь в хоккее — это полкоманды.

— Может, и больше. Ведь дело в том, что вратарь все 60 минут игры, напомню, чистого времени, находится на площадке, и в любой момент ему могут забить гол. Другие же игроки проводят в общей сложности на льду самое большее минут пятнадцать — двадцать. При этом они постоянно, через каждые две-три минуты меняются, могут на скамейке отдохнуть, отвлечься чуть-чуть.

Ты же все время находишься в стрессе, думаешь только о том, как бы тебе шайбу не забили, летящую в тебя, кстати, со скоростью гоночного автомобиля, постоянно прокручиваешь в голове разные возможные ситуации. Поэтому вратари — это особые люди, психологически очень ранимые, они практически не расслабляются, сложно и долго настраиваются на каждую игру.

Поэтому, конечно, у меня были свои суеверия. Я всегда начинал разминаться с левой ноги, ни одно упражнение в раздевалке перед матчем, перед тем, как выйти на лед, никогда не начинал с правой. Приходил в раздевалку, снимал одежду, надевал спортивную форму и приступал к разминке в строго заведенном порядке, последовательно выполняя все упражнения, одно за другим.

Каждый раз, также в одном и том же порядке, я готовил к игре свою клюшку, всегда одинаково обматывал ее специальной лентой. Потому что если ты вдруг сделаешь что-то не так, то думаешь: ой, плохо сыграю!

Владислав Третьяк
Незнакомые люди подходят, пожимают руку, благодарят за ту игру, что я показывал, просят вместе сфотографироваться, дать автограф
Фото: из архива В. Третьяка

Да, такое вот суеверие. Приведу вам еще один пример, хотя он может показаться очень странным. Как-то во время игр я стал посматривать наверх, на табло, где секундомер отсчитывает время до окончания матча, чтобы рассчитать в самом конце игры свои силы. Раз так бросил взгляд на табло с часами, и мне забили гол. Потом еще раз посмотрел — и опять гол забили. Тут я понял: что-то не так, и перестал уже поднимать глаза на табло.

Все игроки в команде об этом моем суеверии, естественно, знали и, подъезжая ко мне, сообщали: «Владик, три минуты осталось. Или: «Владик, две минуты осталось». Особенно они так делали в трудные моменты. Когда оставались последние пять-шесть минут до окончания принципиального матча на Олимпийских играх или чемпионате мира, когда золотая медаль висела в воздухе при шатком счете 2:1 или 3:1 и у тебя уже нет сил, а тебе их надо сохранить до самой последней секунды. Кажется, ты посмотрел на табло с часами и пропустил шайбу — ну и что такого? Но если так повторилось несколько раз, ты уже не на шутку, по-серьезному начинаешь бояться.

Но разве ты хуже стал играть? Нет. Ты что-то не умеешь, разучился делать? Нет. Однако психологически что-то в тебе происходит, ты пропускаешь некий импульс.

Да, со стороны кажется, что все это ерунда какая-то. Но на самом деле далеко не так. Ведь все идет от головы. И дело так обстоит не только в хоккее, в спорте, а вообще в жизни, во всех ее сферах. Правильный настрой чрезвычайно важен всегда и везде, чем бы ты ни занимался. С настроя начинается успех, в результате он приводит к победе.

Причем нужный настрой может создать даже какая-то мелочь, важная для тебя, имеющая для тебя огромное значение. Например, я постоянно возил в своей спортивной сумке на важные международные соревнования маленького Чебурашку, который в номере гостиницы все время стоял на моей прикроватной тумбочке. У других хоккеистов, знаю, были какие-то свои талисманы — маленькие, но незаменимые.

— Очень интересно. Какие-то суеверия у вас остались? Что помогает вам сегодня настраиваться, добиваться того, чего хотите?

— Молитва.

— Какая-то особенная, третьяковская?

— Нет, «Отче наш». Только прочитав ее, ложусь спать и с этой же молитвой встаю, и так каждый день утром и вечером. Иначе никак.

Подпишись на наш канал в Telegram
Стала известна причина смерти Стриженова: была экстренная госпитализация
Сегодня не стало Народного артиста СССР Олега Стриженова. О смерти актера сообщила его помощница. Причину смерти женщина не назвала. Однако по предварительным данным артист мог скончаться от последствий ишемического инсульта: ранее он был госпитализирован из-за острого нарушения мозгового кровообращения.

Звезды в тренде

Дмитрий Нагиев
актер, телеведущий, шоумен
Анна Заворотнюк (Стрюкова)
телеведущая, актриса, дочь Анастасии Заворотнюк
Елизавета Арзамасова
актриса театра и кино, телеведущая
Гела Месхи
актер театра и кино
Принц Гарри (Prince Harry)
член королевской семьи Великобритании
Ирина Орлова
астролог