«Инна Макарова вспоминала: «Работы у меня хватало, жила я в постоянных разъездах. Актерская профессия нелегкая, да порой и опасная. То на огромной высоте танцуй, как в фильме «Высота» (мне, как и Рыбникову, полагались дублеры, но мы ими пренебрегали, Коля тоже сам исполнил трюк с водружением флажка на трубу под песню «Не кочегары мы, не плотники...»), то в ледяной реке тони... Тонули мы, кстати, вместе с Мордюковой, с которой с тех пор сдружились куда ближе, чем когда-то в студенческие времена...» — рассказывает главный редактор Анжелика Пахомова.
С Инной Макаровой мы познакомились в 2011 году, когда я пришла к ней на интервью. Возможно потому, что мы с ней земляки, сразу же возникла взаимная симпатия. Постепенно стали общаться, и иногда я могла забежать на чашечку кофе в ее квартиру на «Киевской». Инна Владимировна, несмотря на преклонные года, тогда все еще жила одна, хотя и находилась под постоянными заботой и присмотром дочери, актрисы Натальи Бондарчук. Но она сама обслуживала себя и как бы подчеркивала свою самостоятельность. Подойдет к зеркалу, наденет шляпку и заявит: «А я сейчас пойду в ателье!» Придумывала себе какие-то дела... Во время наших бесед актриса рассказывала о своем детстве. Ее перевезли из маленького городка в столицу Сибири в три года, поэтому она всегда считала Новосибирск своим родным городом. Сейчас это миллионный мегаполис, а в начале 30-х годов город состоял из тихих улочек, двухэтажных домиков со своими огородами.
Увидев Макарову, Фадеев сразу сказал: «Вот она, Любка Шевцова!»
«Я родилась в городе Тайга Кемеровской области. Папа и мама — оба писатели, так что с детства я была погружена в творческую среду. Сибирский климат дал мне закваску на всю жизнь! Я всегда была очень выносливой, ловкой. Кедровые шишки в тайге лучше многих собирала. А ведь это ремесло особое, нужно сначала на кедровую сосну залезть... Я была еще маленькая, когда родители перевезли меня в Новосибирск. Это — моя вторая родина. Тогда город имел совсем другой вид: тихие улочки, деревянные домики, огороды... Мама устроилась заведующей литературной частью в местном театре, а отец — диктором на радио. Но произошла трагедия, нелепый несчастный случай, который до сих пор не укладывается в голове. Во время работы в студии он засмеялся, запрокинув голову, и ему в рот попала какая-то частица — видимо, штукатурки, — упавшая с потолка. И папа ее случайно вдохнул. Причем не придал этому значения. Но инородное тело в легких сделало свое дело. Когда его обнаружили, оказалось поздно. Папе не исполнилось еще и 35 лет, когда он умер. И я ужасно тосковала по нему. Тем больнее для меня было обнаружить, что его могилы больше нет. Пока я работала в Москве, старое новосибирское кладбище на Березовой роще снесли. Приезжаю, а там — парк с каруселями. Единственное, что мне удалось отыскать, — березу, под которой, я помню, была его могила...»
