Я сегодняшняя еще очень даже ничего себе, но проходит мимо интересный мужчина — и не цепляет. Иногда даже страшно становится: неужели больше никогда не влюблюсь?
Журналисты часто спрашивают: «Вы замужем?» Кто меня хоть немного знает, не задает такого вопроса. До сих пор не могу понять: штамп в паспорте, кукла на капоте, не очень трезвые крики «Горько!» — это и есть брак? Который заключается на небесах? Не верю. Впрочем, это только мое субъективное мнение. Мне часто пеняют по разным поводам: «Вы столь нежная, романтичная, трепетная, и вдруг так резко...»
Да! Я нежная, трепетная. И романтичная! Но как быть, если обижают слабого или твоих близких? Я в огонь и в воду за них пойду не задумываясь, и поступить и сказать тогда могу очень жестко. Всегда такой была. Иногда, может, и «понесет», наболтаю лишнего. Нина Ургант, бывает, меня строгим голосом одергивает:
— Если будешь так говорить, лишу знакомства.
Я сразу:
— Нина Николаевна, милая, прости ради бога, забылась, ты у меня самая близкая! Это просто темперамент мой неуемный!
Всегда чувствовала в себе внутреннюю мощь, где-то на генном уровне заложенную: я выросла на такой земле, в такое время и среди таких людей — позавидовать можно.
Все, что есть во мне хорошего, — оттуда, из детства.
До сих пор, если не могу заснуть в роскошных гостиничных номерах, стоит только представить угол за печкой у бабушки, где наброшены какие-то кожухи, соломенные тюфяки, я тут же засыпаю. Какие сказочные там снились сны!
Помню, года в четыре меня отвезли в гости к бабушке на соседний хутор. Впервые оставшись без мамы, я так скучала, что весь день проплакала. Ночью проснулась, вышла во двор. А там... «Нич яка мисячна, зоряна, ясная, видно, хоч голкы збырай». Небо низкое-низкое, светло, как в белую ночь, и такой покой кругом разлит! Меня эта картина просто захлестнула. Подошла к колодцу. Он не привычный бревенчатый, а просто дырка в земле, крышкой прикрытая.
Сдвинула крышку, смотрю вниз. В первый раз тогда задумалась: что там, в этой глубине немереной? Какие тайны скрыты, ответы на какие вопросы? И страшно, и жутко, и интересно. По краю сада росли вишни с абрикосами. Подобрала паданку, пошла спать. И больше не плакала.
Пела я с полутора лет, но специально никогда не занималась, музыка была прямо на улице. Петь любила вся родня, включая маму с папой. У папы вообще цыганские корни. Только он не из горбоносых «ромал», как в фильме «Табор уходит в небо». На хуторе Кудрявцы жили цыгане молдавские, круглолицые, и многие из них — оседло. Стоял хутор на отшибе и сегодня почти уже стерся с лица земли. Как-то туда заезжала, встретила стариков, которые мою маму вспомнили: она учительницей младших классов работала.
Мама была красавица — статная и стройная, как кипарис.
А папа — кривоногий, маленький, отнюдь не брутальный. Сегодня я думаю, что по-настоящему мама отца не любила, просто потому что не знала, как это бывает по-настоящему. Но он долго ее домогался, и в 1941-м, когда началась война, на свет появился мой старший брат.
С фронта папа вернулся с дыркой в правом боку: то ли второе, то ли третье ребро у него было пробито насквозь. Рана, конечно, затянулась, но углубление осталось, девочкой я могла просунуть туда половину ладошки. Мужиков после войны было мало, и за папой бегали все одинокие бабы в деревне. Мужчинам у нас разрешали «погулять» и вообще относились к ним довольно снисходительно. Маме, конечно, пришлось поревновать.