Матвей выходит и тут же оказывается в кольце ребят в бронежилетах и с автоматами. На его запястьях защелкиваются наручники. Я через ветровое стекло смотрю, как мужа заталкивают в милицейскую машину. Она уезжает, а я продолжаю сидеть, оторопело глядя вслед.
К окошку для передач в «Бутырке» большая очередь. Я стою где-то в середине и читаю вывешенный на стене список дозволенного: сахар кусковой россыпью, сухари, печенье весовое в полиэтиленовом пакете, сгущенка — в прозрачной пластиковой таре...
Я не оглядываюсь по сторонам, не прикрываю лицо, боясь, что меня узнают.
Мне вообще кажется, что это не я. Не я стою в очереди, чтобы передать мужу «сахар кусковой» и «печенье весовое». Это кто-то другой. Я не знаю эту женщину с тяжеленной сумкой, набитой продуктами и «средствами личной гигиены», половину из которых со словами «не положено!» — сейчас вернут обратно...
В тот день я прилетела из Таиланда, где проходили съемки фильма «Искатели приключений». В аэропорту меня встречал муж.
— Ну как съемки?
— Отлично! А ты как? Что на работе?
— Нормально.
Матвей уложил чемоданы в багажник, сел за руль. Мы отъехали с десяток метров, когда прямо перед капотом возник гаишник: «Ваши документы».
Беглый взгляд на водительские права: «Вы не могли бы выйти из машины?»
Матвей выходит и тут же оказывается в кольце ребят в бронежилетах и с автоматами. На его запястьях защелкиваются наручники. Я через ветровое стекло смотрю, как мужа заталкивают в милицейскую машину.
Она уезжает, а я продолжаю сидеть, оторопело глядя вслед. Я ничего не понимаю. Прихожу в себя минут через пять, когда сзади начинают сигналить водители, которым автомобиль Матвея преградил дорогу.
Отъезжаю в сторону и звоню свекрови. Она еще не знает, что сына арестовали, но тут же, будто помнит наизусть или держит наготове, диктует номер телефона его адвоката.
Пару часов спустя мы сидим в ресторане: свекровь, адвокат, несколько наших с Матвеем общих знакомых. Мне наконец объясняют, что к чему. Мужу предъявлено обвинение в мошенничестве в крупных размерах и незаконном пересечении государственной границы. Ему грозит реальный срок. В голове проносится: «Ну все! Приплыли! Завтра «желтые» газеты выйдут с заголовками: «Муж Леры Кудрявцевой угодил за решетку!», «Популярная телеведущая — жена уголовника!»
Как ни странно, но на сей раз отлаженный механизм слива информации из правоохранительных органов в специализирующиеся на скандалах издания дает сбой.
В течение нескольких месяцев арест Матвея Морозова остается для журналистов тайной. Сама я этот факт, понятное дело, не афиширую. Не распространяются на данную тему и коллеги из «Останкино» (спасибо им!), где меня регулярно навещают оперативники и члены следственной бригады. Беседы с ними похожи на проигрывание заезженной пластинки:
— Как это вы ничего не знаете о делах мужа? Этого не может быть!
— Может.
— Но вы же жена!
— Жена, но не подельница.
— Что же у вас за отношения такие, что вы не в курсе, чем занимался муж?
— Я бывала у него в офисе. Видела, как оформляются какие-то документы, сотрудники разговаривают с клиентами. Обычное учреждение. Совсем не похоже на то, где орудует шайка мошенников. А вы уверены, что он виновен?
— Будьте спокойны: уверены. А вот в том, что вы ничего не знали о мошенничестве супруга, — нет.
И снова все по кругу. В пятый, десятый, двадцатый раз.
Публикации в газетах все-таки появились. Именно под такими заголовками, какие родились в моей голове на автостоянке аэропорта. Все-таки я неплохо разбираюсь в «законах жанра». Но в содержании заметок кое-что стало для меня откровением: прежняя судимость Матвея, которому в конце восьмидесятых впаяли срок за изнасилование и грабеж.
Я снова бросилась к свекрови:
— Это правда?
— Нет, это оговор.
