«Чтобы в кадр попало несколько секунд его игры на рояле из концерта Листа, Зельдин разучил весь концерт в исполнении Эмиля Гилельса, скопировал его манеру исполнения. На съемках артист играл под фонограмму на обеззвученном инструменте. Обычно не щедрый на похвалы Пырьев подошел к Зельдину, обнял его при всех и расцеловал», — рассказывает друг артиста Сергей Шебеко, выпустивший уже вторую книгу о нем — «Владимир Зельдин. Жизнь замечательного человека».
Владимир Михайлович по железной дороге исколесил всю страну с гастролями. Ему нравился особенный колорит таких путешествий в купейных вагонах. Ни с чем не сравнимый запах перрона, бутерброды на столике, черный чай в стаканах с неизменными металлическими подстаканниками и бренчавшими в них ложками… Для меня особенности организма Зельдина так и остались загадкой. Приведу пример. Мы едем ночным поездом на мероприятие в Тамбов (или Белгород, Вологду), и всякий раз по одной схеме — до часу-двух ночи ведем беседы, далее я в сон, а Владимир Михайлович в дрему: «В голове монологи, не спится». Утром два-три часа сна, легкий завтрак — и без обеда к вечеру на сцену. Последнее путешествие было в Тамбов в конце августа 2014 года — артисту исполнилось 99 лет!
Там произошел курьезный случай. Утром в гостинице Зельдин попросил найти аппарат измерить давление. Обычное дело. Обратились за помощью к администратору. Через десять минут прикатила «скорая»: три медбрата и сестра. Измерив давление, пришли в ужас и стали настаивать на госпитализации! Видя, что Владимир Михайлович чувствует себя нормально и пытается объяснить, что для него это давление приемлемое, я вызвал свою «скорую помощь», позвонив супруге артиста Иветте в Москву и объяснив ситуацию. Вопрос решился приемом какой-то таблетки, письменным отказом от госпитализации и приглашением медперсонала на концерт.
И в тот вечер Зельдин как ни в чем не бывало вышел на сцену фестиваля «Песни над Цной» (Цна — река в Тамбовской области. — Прим. ред.). Песенный марафон продолжался шесть часов. Поскольку выступление артиста на подобных мероприятиях всегда ставилось в программе последним, прослушав весь концерт в гримерной, где-то к полуночи, бодрый как никогда, он вышел на сцену под мелко моросящий дождь. Как оказалось, это было прощание с родным краем — Зельдин ведь родился в городе Козлове (ныне Мичуринск) Тамбовской губернии в 1915 году…
В доме Зельдиных всегда звучала музыка. Отец будущего актера Михаил Евгеньевич Зельдин был первоклассным музыкантом, дирижером. В архиве Московской консерватории сохранились документы о том, что в 1898 году Михаил Зельдин поступил в нее по классу тромбона. Предположительно там он и познакомился с будущей женой, которая училась в консерватории пению и игре на фортепиано. Мать Володи Зельдина — Анна Попова была потомственной почетной гражданкой города Козлова. Ее отец, купец 2-й гильдии, получил это звание на себя и членов семьи. Судя по всему, окруженная заботой своих многочисленных родственников, Анна Николаевна и предложила мужу перебраться в ее родной Козлов, где в 1915 году родился будущий артист.
В Москву семья переехала, когда Володе было 9 лет. «Я помню Москву с 1924 года, — вспоминал Владимир Михайлович. — Зима. Извозчики, трамвайные звонки, крики. Потрясающая картина, какой-то необыкновенный театр. Мы сели на санки, отец повез нас на Крестьянскую заставу, там был такой Шикаловский переулок, где жили в деревянных домах ломовики-извозчики, которые утром запрягали лошадей и выезжали на работу в город. В Москве еще не было ни машин, ни троллейбусов, а только два трамвая — «А» и «Б». На Садовом росли липы, разделяющее правую и левую стороны. Вместо такси — извозчики…
Пожалуй, первое событие, которое удивило меня в жизни, — это смерть Ленина. Я был уверен, что такие люди, как Ленин, которого все боготворили, не умирают… Я и Сталина видел живьем на трибуне Мавзолея. Видел Луначарского, Молотова, да много кого... Но из всех ныне уже исторических фигур, которые встречались на моем жизненном пути, особое впечатление на меня произвел Маяковский — он выступал перед нами в институте. Мощный, красивый, остроумный. Удивительная личность!
Однажды из-за кулис я слушал выступление Бухарина. Видел спектакли Таирова и Мейерхольда. Работал с Иваном Берсеневым, Софьей Гиацинтовой, Серафимой Бирман, Алексеем Диким… На моих глазах когда-то был разрушен взрывом храм Христа Спасителя…»
С малых лет под руководством отца, как и все дети в семье (а было их пятеро), Володя занимался музыкой, освоил игру на рояле, трубе и скрипке. Но больше всего будущий артист увлекался танцами и даже мечтал поступить в хореографическое училище, но глава семейства был против. Какое-то время Владимир учился по классу скрипки в Гнесинском училище, но не закончил его из-за смерти отца и нехватки средств. Через три года после ухода из жизни Михаила Зельдина от воспаления легких умерла мать Анна Николаевна. Ей было всего 49 лет. Чтобы прокормить себя и помочь родным, Владимир поступил учеником слесаря в мастерские на завод «Опытный передатчик» на Таганке. «Работа слесарем мне не понравилась совсем, — вспоминал Владимир Михайлович. — Мазут, грязь.
Дальнейшая судьба маячила впереди неясно…» Но вмешался случай. Как-то раз, проходя после рабочей смены по Каретной улице мимо Театрально-производственных мастерских при Театре МОСПС (Театр имени Московского областного совета профессиональных союзов), Зельдин наткнулся на объявление о наборе на актерский курс в училище и решил попробовать свои силы на этом поприще. Экзамены он сдал легко, несмотря на большой конкурс. Нельзя сказать, что учился Зельдин на «хорошо» и «отлично». По-настоящему учил только те предметы, которые нравились: акробатика, биомеханика и актерское мастерство, а особое старание проявлял на уроках танца.
Как театральный студент, он не упустил случая бесплатно заниматься верховой ездой в манеже при кавалерийском училище, что находилось на улице Воровского, ныне Поварской. Там проходили рубку, брали препятствия. Учились здесь и сыновья руководителей Страны Советов — Сталина и Микояна. «Это были молодые смешные ребята. Как ни странно, очень просто одетые, не задиравшие носа, демократичные», — отзывался о них Владимир Михайлович. Приобретенные навыки очень помогли на съемках «Свинарки и пастуха». В знаменитой сцене погони, когда конь летит по крутой горной дороге, артист снимался сам.
На кинопробы «Свинарки…» Зельдин попал благодаря ассистенту режиссера Ивана Пырьева, который заметил его в роли грузина Гоглидзе в спектакле «Генеральный консул» Театра транспорта, где молодой артист тогда работал. На пробах была довольно жесткая конкуренция, помимо Зельдина на роль Мусаиба Гатуева претендовали несколько артистов, причем все, кроме него, — грузины. Режиссер долго не мог сделать окончательный выбор. В конце концов собрал в просмотровом зале всю женскую часть съемочной группы, показал пробы — и девушки единогласно выбрали Зельдина.
Съемки начались в первые месяцы 1941 года. Эпизоды с поросятами и березками снимались в подмосковном совхозе «Крёкшино», финальная часть — в Красных Горках, где сохранился старый деревянный барский дом с резными крылечками и наличниками на окошках. А весной съемочная группа переехала на Кавказ, на Домбай. Жили в поселке Теберда, в Доме туристов. Тысячи овец перегнали с пастбища на съемку. Каждый день аппаратуру на быках и ослах поднимали в горы. «Для того, чтобы правдиво передать характер своего героя, я жил в горах, среди чабанов, знакомился с их работой, жизнью, — рассказывал Владимир Михайлович. — Конечно, это были волнительные дни, да и как не волноваться молодому актеру, который работает с прославленными мастерами кино. Но мне эти встречи были полезны. Даже в свободное от съемок время я приходил на площадку и смотрел на Колю Крючкова, Марину Ладынину, Ивана Пырьева. Я многому мог у них научиться, и я учился».
В июне натурные съемки в горах были окончены. Группа выехала в Минеральные Воды, чтобы оттуда улететь в Москву, но война внесла свои коррективы… Правительственное сообщение о гитлеровском нападении они услышали по громкоговорителю, на местном базаре. Авиарейсы отменили, и всем пришлось возвращаться на поезде в переполненном вагоне с громоздким багажом. С Зельдиным был огромный волкодав по кличке Гокчи — партнер по фильму, который в кадре его защищал и дрался с волками. Его надо было вернуть в московский питомник. «Мне не хотелось с ним расставаться. Это был сильный, красивый пес». Кстати, «роли» волков в фильме исполняли собаки, на головы которых надевали волчьи маски…
По возвращении в Москву Пырьев — кавалер двух Георгиевских крестов за Первую мировую войну — сразу ушел на фронт добровольцем. Зельдину через несколько дней пришла повестка в военкомат, где дали направление в танковое училище. Две-три недели новобранцы провели на сборах в одной из московских школ, ночуя в спортзале. Но неожиданно было принято правительственное решение продолжить работу над фильмом, и всю съемочную группу вернули на «Мосфильм».
С июля по ноябрь снимали на ВДНХ. Под бомбежкой. Прятались в самодельном «блиндаже». Зимой на киностудии выстроили целую деревню (это в военное-то время!), снимали Сибирь. «Когда фашисты вплотную подошли к Москве, мы заканчивали «Свинарку и пастуха», — вспоминал Зельдин. — Снимали в две смены, а по ночам дежурили на крышах. Немцы сбрасывали бомбы-зажигалки. Мы их окунали в бочки с водой и песком. Каждому выдавали щипцы, рукавицы, брезентовый фартук. Как-то загорелся сарай. Мы рванули его тушить, не обращая внимания на самолеты, продолжавшие бомбежку. Находились в таком эмоциональном азарте, что думали лишь о том, как бы спасти сарай. И спасли, потушили. Только после этого я осознал, что осколки могли зацепить в любую секунду. Но в бою у человека включаются особые рефлексы… Я два раза был в Афганистане с концертной бригадой в воюющем полку в Кандагаре. Эти выстрелы, пули, шум, эту атмосферу — это надо ощутить. И я вам скажу, что совершенно никакого страха нет, потому что ты занимаешься делом».
В штат «Мосфильма» Зельдин был зачислен в марте 1942 года и с киностудией оказался в эвакуации в Алма-Ате. Сначала жили в огромной школе, просто в спортивном зале, перегороженном простынями: как шахматная доска, и в каждом квадрате — семья. В Алма-Ате «Мосфильм» завершил озвучку отснятого материала «Свинарки…» и начал съемки нового фильма — «Иван Грозный» Сергея Эйзенштейна, где Зельдин участвовал в массовке.
Очень важной работой во время эвакуации он считал участие в выездных бригадах, которые давали концерты и на передовой, и в госпиталях, и на призывных пунктах. В одной из таких поездок с Зельдиным приключился довольно драматический случай. Он угорел ночью в комнате, закрыв вьюшку печи, когда угли еще не догорели. Утром случайно зашел к нему друг-летчик и вытащил полуживого. На этом злоключения не кончились: едва спасшийся Владимир попал под суд, его обвинили в том, что он якобы напился накануне. Не поверили молодому артисту — такое жесткое было время. Спас его тот же летчик. Коммунисту поверили.
Конец войны Зельдин встретил в Москве, уже артистом Театра Красной армии. Ему там предложили роль, от которой он не мог отказаться, — Альдемаро в пьесе Лопе де Веги «Учитель танцев». Спектакль стал легендой, а эта роль, так же как и роль пастуха Мусаиба, стала для Зельдина знаковой, на многие годы определила его судьбу, принесла невероятный успех и славу. За 40 лет, с 1946-го по 1987 год, спектакль показали 1900 раз, из них более 1000 раз с участием Зельдина, и все эти годы огромный зал театра был заполнен до отказа. Интересно воспоминание артистки Ирины Карташёвой: «Как-то в конце 1940-х годов, по приезде в Москву, я зашла в гости к Щепкиной-Куперник. Рассказала о своих планах посмотреть столицу, на что последовал категоричный наказ: «Первым делом ты должна увидеть чудо в лице Володечки Зельдина в «Учителе танцев» — пьесе, которую я перевела на русский язык, — и дала записку к администратору театра. — Иначе на этот спектакль ты не попадешь!»
В 1947 году Пырьев предложил Зельдину роль пианиста Оленича в картине «Сказание о земле Сибирской». Основные сцены снимали на «Мосфильме» и под Москвой, в Тарусе, в Сибири, а сцены в консерватории — в Праге, на киностудии «Баррандов». Поездку в Прагу Владимир Михайлович называл «фантастической»: «Это был другой мир, ощущение покоя и благополучия». Похоже, впервые в жизни Зельдин почувствовал себя богатым человеком: «Мы получали огромные суточные — 550 крон. За 150 крон я мог купить себе хорошие ботинки, а за 15 — шикарно пообедать». Зельдин отрабатывал доверие, не щадя сил.
К примеру, чтобы в кадры попало несколько секунд его игры на рояле из концерта Листа, он, по просьбе Пырьева, разучил весь концерт в исполнении Эмиля Гилельса, скопировал его манеру исполнения — как сидит, как ставит руки, в каких местах делает паузы. На съемках артист играл под фонограмму на обеззвученном инструменте, идеально соответствуя ритмическому строю игры великого пианиста. После съемки обычно не щедрый на похвалы Пырьев подошел к Зельдину, обнял его при всех и расцеловал. Эту роль Владимир Михайлович посвятил памяти своего отца.
В 1954 году Владимир Зельдин получает свое первое звание — «Заслуженный артист РСФСР». Спектакль «Учитель танцев» продолжает собирать аншлаги — в ноябре 1954 года его сыграли в 700-й раз. Несмотря на высокую загруженность в театре, Зельдин охотно снимается в кино. «В 1955 году в кинофильме «В квадрате 45» я играл диверсанта, — вспоминал артист. — Его на самолете забрасывали к русским в тыл. Появилась возможность самому прыгнуть с парашютом. Неужели я бы отказался? Пришлось, правда, долго тренироваться на парашютной вышке. А когда уже на съемках оторвался от самолета, дух захватило, но рука была на кольце, дернул — и парашют раскрылся. В итоге мой прыжок — моя «работа над собой» — остался зафиксированным на пленке».
Он был очень спортивным. Август 1963 года Владимир Михайлович проводит в санатории в Гурзуфе. Отдыхает в компании друзей-актеров. «В Гурзуфе впервые опробовал водные лыжи, вначале очень утомлялся, а теперь сердце принадлежит им. Мчаться в яркий солнечный день по волнам на большой скорости доставляет мне большое удовольствие», — рассказывал Владимир Михайлович. Сохранились и свидетели этого спортивного увлечения Зельдина. Его коллега по театру Людмила Касаткина вспоминала: «Мне довелось наблюдать Владимира Михайловича на отдыхе в одном из черноморских санаториев. «Зельдин пошел!» — с восхищением говорили отдыхающие, глядя, как за катером в пене и бурунах мчался загорелый воднолыжник. Через несколько минут катер и лыжник исчезали вдали…» Сюда же, в Гурзуф, Владимир Михайлович пригласил свою будущую жену Иветту Капралову.
Иветта Евгеньевна окончила факультет журналистики Московского университета, но проработала по профессии недолго. Ее всегда тянуло на сцену, в кино. Еще в период учебы она занималась в студенческом театре МГУ. А в 1958 году ей посчастливилось сняться в кино — в фильме «Матрос с «Кометы». Там снимался и коллега Зельдина по Театру Советской армии Владимир Сошальский, он-то потом и познакомил будущих супругов.
В феврале 1960 года Иветта поступила на работу в Бюро пропаганды советского киноискусства — редактором и ведущей многотысячных мероприятий на стадионах. «Мастером художественного слова» называло ее руководство Росконцерта. С программой «Товарищ кино» она объездила практически весь Советский Союз. Работала с артистами и индивидуально, составляя для них программы концертов и согласовывая места выступлений. «Попросту — давала нам подзаработать», — улыбался Владимир Михайлович. С этой целью коллега Зельдина Владимир Сошальский и привел его как-то в Бюро пропаганды, к Иветте.
До этой судьбоносной встречи и Зельдин, и Капралова уже по два раза побывали в браке. Ему было 47 лет, Иветте — 29. Близкий друг Зельдиных Александр Ширвиндт в свойственной ему ироничной манере так рассказывал об этом знакомстве: «Потрясающей красоты женщина — Иветта работала в Бюро пропаганды советского киноискусства. Войти к ней в кабинет и не пустить слюни было невозможно. И вся эта камарилья киношная: «Иветточка, Иветточка…» Вошел Владимир Михайлович, который всегда был старше нас вдвое, взял ее за руку и увел, женился, и они прожили всю жизнь».
У Иветты не было ни фаты, ни свадебного платья. В районном загсе — тогда Октябрьском, а сейчас Гагаринском на Ленинском проспекте — в гардеробной не оказалось швейцара, и Зельдин, пройдя за стойку, взял пальто у Иветты и друзей. В это время подошли другие новобрачные с компаниями и, приняв артиста за гардеробщика, стали отдавать ему свои пальто. А Зельдин, улыбаясь, выдавал номерки, пока не вызвали на регистрацию. «После загса, — рассказывала Иветта, — пришли домой, пригласили Владимира Сошальского с Алиной Покровской, они тогда были женаты, вот и вся свадьба».
Что же привлекло Иветту в немолодом уже Зельдине? «С самого начала меня поразили его деликатность, тактичность, воспитанность, внимание, умение быть щедрым даже при не очень больших возможностях», — признавалась она. А вот о чувствах Владимира Михайловича можно судить по сохранившимся запискам: «Дорогая моя, единственная, здравствуй! Отдыхай и устраивайся. Я скоро буду дома! Цветочки для тебя купил перед спектаклем. До скорого свидания! Твой Зельдин», — писал Владимир Михайлович, возвращаясь с гастролей из Киева. «Едем хорошо, нет духоты, с продуктами и питанием прекрасно! Играю в шахматы. С удовольствием вспоминаю дни, проведенные на даче, и грустно, что так мало бываю с тобой. Ветлуня, ты для меня самый дорогой человек, если я живу и что-то хочется сделать, то только ради тебя, иначе все теряет смысл! Целую тебя крепко и скучаю! Всегда твой Володя», — с приграничной станции Чоп, на пути в Венгрию.
Зельдины оба были собачниками. Своего первого пса Боба, черного скотчтерьера, они купили в начале 1970-х годов и не просто ухаживали, играли, а воспитывали, дрессировали и даже участвовали в выставках. Владимир Михайлович всем сердцем любил своего Боба, из поездок справлялся о нем в письмах: «Дорогая Ветлуха! Для мамы, а также для Боба, конечно, лучше, когда ты дома. Так, как ты и глазик вытереть, и нос, и накормить — никто не сможет… Береги Бобку, жаль мне его очень. Как увижу собаку, услышу лай, думаю о нем!»
А однажды Вячеслав Тихонов подарил Зельдиным говорящего попугая — такой же был у него самого — и проинструктировал, как научить птицу говорить. Они частенько с улыбкой вспоминали попугая Гришу, оказавшегося очень способным учеником, освоившего полторы сотни слов. «Пока у нас жил Гриша, в квартире не смолкал смех», — рассказывала Иветта.
Супруги дружили с Вячеславом Васильевичем, хотя в последние годы тот вел уединенную жизнь. Как Зельдины ни старались вытащить его на люди, не удавалось. Если Тихонов получал какое-либо приглашение на публичное мероприятие, непременно звонил и уточнял, будут ли там вручать конверты или только призы: «Орехи колоть у меня есть чем». Тихонов не принял новое время. Материальное положение было неважное, но на пустые роли и в рекламные ролики затащить его было невозможно.
В отличие от коллеги Владимир Михайлович не упускал ни единого случая, чтобы выйти на сцену. Годы шли, а его творческая и гражданская активность не ослабевала. Многим запомнились его юбилеи — можно сказать, он превратил их в особый сценический жанр. «К юбилеям я отношусь, извините, цинично: они меня бодрят, я от них заряжаюсь, — говорил Владимир Михайлович. — Все-таки это мой отчет зрителю: Зельдин еще в форме, еще может тряхнуть стариной. Когда мне исполнилось 60 лет, я в последний раз выходил на сцену в «Учителе танцев». В 70 — играл барона Мюнхгаузена. В 85, и этот вечер мне особенно дорог, — сыграл «Хануму». Зельдин с благодарностью рассказывал, как его большой друг Алексей Баталов навел его на эту мысль: «У меня была долгая творческая пауза, но к 85-летнему юбилею нужно было что-то сыграть, и Алеша Баталов (в то время — заведующий кафедрой актерского мастерства ВГИКа) предложил посмотреть «Хануму» в исполнении его студентов-дипломников.
И если мне понравится — сыграть с ними роль князя Пантиашвили. Мы с Ветой посмотрели спектакль и решили, что я смогу это сделать. Я очень мало репетировал, но справился с ролью, а потом два года с этими ребятами играл в театре, за что получил от ВГИКа звание профессора». Так вот, в день юбилея главный режиссер театра Борис Морозов перед переполненным залом объявил: «Сегодня мы вам покажем музыкальный спектакль «Ханума». В ролях выпускники ВГИКа 1999 года. В роли князя Пантиашвили — выпускник театрального училища 1935 года Володя Зельдин». Зал долго аплодировал стоя.
А к своему 90-летию Владимир Михайлович с Юлием Гусманом готовил «Человека из Ламанчи». И так «приготовил», что спектакль шел с аншлагами последующие десять лет. Идея поставить этот мюзикл с Зельдиным пришла Юлию Соломоновичу внезапно — после того, как на фестивале «Киношок» в Анапе он увидел, как по утрам через груды бутылок и прочего мусора, оставленного отдыхающими с вечера, Владимир Михайлович бодренько пробирался к морю. И Гусману явился образ светлого Дон Кихота в лице Зельдина, идущего на борьбу со злом.
Но и это была еще не остановка: в 95 Зельдин сыграл в «Танцах с учителем», а в 100 — «100, или Танцы со временем» — тоже в постановке Юлия Гусмана. Количество лет, как известно, не переходит в качество. Но Владимир Зельдин напрочь опровергал эту житейскую мудрость. 27 января 2015 года в театре «Модернъ» после творческого вечера Первый канал вручил Зельдину сертификат Книги рекордов России, подтверждающий его достижение: 87 лет 2 месяца и 21 день — самая продолжительная карьера актера театра. Если учесть, что свой последний спектакль «Дядюшкин сон» он сыграл в этом же театре спустя полтора года — 24 сентября 2016 года, можно подсчитать окончательный результат его рекорда. На столетии актера Ширвиндт шутил: «Володя, я отмечаю твои юбилеи на сцене с твоих 55 лет. Сегодня я поздравляю тебя в юбилейный десятый раз!»
26 августа 2016 года Владимир Михайлович в последний раз спел свою знаковую песню о Москве. Это было на открытии V Московского фестиваля российского кино «Будем жить!». Яркой вспышкой стало его выступление на Красной площади 10 сентября на День города. Трудно представить, но за полтора месяца до ухода, на 102-м году жизни, после перелома шейки бедра, Зельдин все равно нашел в себе силы пожелать москвичам словами своего Дон Кихота: «Мечтать, пусть обманет мечта! Бороться, когда побежден! Искать непосильной задачи и жить до скончанья времен!» А 26 сентября артист последний раз появился в родном театре на сборе труппы. 71 год был отдан Театру Армии, сыграно более 70 ролей на сцене и почти столько же в кино…
После смерти мужа Иветта находилась в самых расстроенных чувствах, не замечая происходящего и окружающих. Растерянность сменилась смятением — озабоченностью собственным будущим: не покинут ли старые друзья, не выселят ли с дачи в Серебряном Бору… Но постепенно вдова приходила в себя, стала возвращаться к хозяйству. Посыпались просьбы подыскать раздвижную кровать с пультом управления (эту просьбу исполнила близкий друг семьи Вера Глаголева), провести очередное техобслуживание ее машины, отвезти в парикмахерскую...
Последний раз я навестил Иветту в Серебряном Бору 22 января 2017 года, прихватив традиционный медовик к чаю. Она строила планы на будущее — готовилась к вечеру памяти мужа, запланированному на февраль. Но 28 января Иветта Капралова неожиданно скончалась… «Не прошло и нескольких месяцев после его смерти, как Иветта отправилась за ним! Словно не могла лететь с одним крылом», — очень точно определила актриса Оля Богданова.
Память о Зельдине хранят многие. В Театре Российской армии заложили памятную звезду артисту, регулярно проводят вечера его памяти, совместно с «Почтой России» презентовали марку. С огромным трепетом к Зельдину относятся земляки — жители его родного Мичуринска. Теперь здесь раз в два года проводится театральный фестиваль «На родине Владимира Зельдина». В
2019 году в Мичуринске установили памятник выдающемуся артисту — почетному гражданину города и Тамбовской области. А в сентябре 2021 года в городе торжественно открылся его музей. И я счастлив, что являюсь одним из инициаторов и организаторов этого музея. Сегодня его экспозиция насчитывает около тысячи экспонатов, переданных друзьями, родственниками актера и его родным Театром Армии.
Но главная память о Владимире Зельдине — его фильмы, а еще, может быть, мысли, которые он высказывал в разное время: «Мне, как человеку верующему, всегда казалось, что жить честно легко. Дело не в том, чтобы часто ходить в церковь. Совесть — высший судия!» «Я уже давно понял, какие радость и удовлетворение ощущаешь, когда совершаешь доброе дело. Сделаешь другому человеку приятное — и самому становится на душе хорошо». Ну а вот его рецепт активного долголетия: «Я всегда нахожусь в состоянии влюбленности. В женщину, в свою профессию, в людей, которые меня окружают, в жизнь во всех ее проявлениях... Это дает определенную пищу, определенное настроение, самочувствие, подвигает к поступкам... Это и есть сама жизнь!»
