«Фаину Георгиевну пригласили на новоселье. Бегло оглядевшись, она спросила: «А где ваши книги?» Ирина Сергеевна ответила: «Книги дома, но мы пока их убрали на антресоль, собираемся приобрести полки». Прощаясь, Фаина Георгиевна сказала: «Я к вам больше не приду никогда. Потому что в вашем доме книги — пленницы».
Мой супруг Алексей Валентинович Щеглов был родным внуком Павлы Леонтьевны Вульф — актрисы, которую Раневская считала самым близким человеком на протяжении всей своей жизни. Павла Леонтьевна, многие годы заменявшая Фаине и мать, и наставника, и душевного друга, навсегда осталась для нее кумиром и эталоном. Внука Павлы Леонтьевны Алешу Щеглова Раневская полюбила как родного, поэтому и называла его эрзац-внуком. Он в долгу не остался и тоже придумал для Раневской прозвище Фуфа, которое прижилось: так Фаину стали называть и близкие друзья, и коллеги по театру.
Прозвище это появилось в 1941 году в Ташкенте, где вся семья оказалась в эвакуации. Алеша в ту пору был еще совсем маленьким. А с Раневской там однажды чуть не случилось несчастье — она задремала с папиросой, которая упала на матрас, и он, начав тлеть, задымился. Слава богу, трагедии не произошло, но Леша, увидев Раневскую в клубах дыма, произнес в ее адрес: «Фуфа!» С тех пор прозвище и прилипло. В Ташкенте Раневская крепко сдружилась с Анной Ахматовой. Ее Леша, не выговаривавший «р», называл «миловая тетя», что очень веселило Фаину. У Анны Андреевны была невероятно красивая брошка, которая действовала завораживающе на воображение ребенка: Леше казалось, что Ахматова — волшебница, и, когда она читала стихи, он не сводил с нее глаз. Взрослые умилялись тому, что ребенок так чувствует поэзию, а Леша просто не мог наглядеться на ее украшение.
Фаина Георгиевна присутствовала при выписке новорожденного Алеши и его мамы из роддома. В какой-то момент ей доверили ребенка. Она мне рассказывала: «Несу я Лесика, прижимаю к себе и понимаю: это самое дорогое, что у меня есть. И когда я поднималась по лестнице, вдруг так страшно мне стало, что я сейчас возьму да и брошу его с лестницы...» В этой истории проявлялась вся парадоксальность и противоречивость натуры Фаины Георгиевны. Раневская была очень привязана к Алеше. И после смерти Павлы Леонтьевны, родной сестры Беллы, переехавшей к Фаине на склоне лет из Парижа, а затем и Ирины Анисимовой-Вульф (дочери Павлы) эрзац-внук остался, по сути, ее единственным родственником, пусть и не кровным. На склоне лет Фаина Георгиевна остро нуждалась в его внимании. И хотя Алеша и я регулярно навещали ее, она находила разные поводы, чтобы участить наши встречи. Например, однажды подарила Алеше небольшой альбом Модильяни — своего любимого художника. Но задержалась книга у нас ненадолго — начались звонки от Фаины: «Знаешь, Алеша, ко мне сейчас должен зайти один человек. Срочно принеси Модильяни, я обязательно должна показать». И Леша покорно относил Фуфе эту книжечку. Через некоторое время другой звонок: «Алеша, как ты можешь так долго жить без Модильяни? Он уже две недели у меня, а ты за ним все не приходишь!» Конечно, это был сигнал — пора навестить Фаину Георгиевну.
Вообще, книги в жизни Раневской занимали особое место. К настоящей литературе она относилась священно-трепетно. Во второй половине шестидесятых в квартире моего мужа и свекрови на 3-й Тверской-Ямской прошел грандиозный ремонт. Книги временно поместили на антресоли, потому что не смогли сразу приобрести для них достойный шкаф. Фаину Георгиевну пригласили на новоселье. Бегло оглядевшись, она спросила:
— А где ваши книги?
Ирина Сергеевна ответила:
— Книги дома, но мы пока их убрали на антресоль, собираемся приобрести полки.
Прощаясь, Фаина Георгиевна сказала:
— Я к вам больше не приду никогда. Потому что в вашем доме книги — пленницы.
Конечно, это была отговорка, просто Раневской было тяжело подниматься на третий этаж без лифта — лестниц она избегала.