А поздней осенью 1949 года отец пригласил на дачу во Внуково маму. Его двухэтажный домик с балконом и верандой в окружении больших деревьев, как вспоминала она впоследствии, показался ей поэтическим. По соседству стояли дачи Утесова, Орловой, Александрова, Дунаевского. Внутри все было гораздо прозаичнее — ни отопления, ни водопровода, в комнатах беспорядок и сам хозяин в теплом свитере с дырами на локтях. Присели на балконе, и отец неожиданно разговорился. Рассказывал о том, что, наверное, неправильно жить так одиноко, что он виноват: плохо заботился о своей маме, умершей от тифа, о покойной жене, сестре, которая живет где-то в Прибалтике... «У меня очень скверный характер, — признался отец, — хуже уже и некуда!»
Весной папа сделал маме предложение руки и сердца, а через год с небольшим родился я. Родители как раз работали над телеспектаклем «Волки и овцы», и бабушка ездила со мной в студию, чтобы мама в перерыве могла меня покормить. Ильинский стал отцом в пятьдесят лет. Жалел, что так поздно, и на меня выливались просто мощнейшие потоки родительской любви. Мама была поспокойнее, папа баловал во всем.
На премьеру «Карнавальной ночи» в театр «Эрмитаж» я ходил с родителями, мне года четыре было. На самом деле я из того возраста вообще ничего не помню за редким исключением, вот «Карнавальная ночь» как раз такой случай. Хохотал я громче всех и дохохотался до какого-то жуткого кашля. Идем, помню, после фильма обратно, и мама спрашивает:
— Володюшка, ты так смеялся весь фильм! А что-то тебе особенно запомнилось, понравилось?
— Конечно, — говорю, — папа смешно в ящике летал!
— А еще?
— Лектор смешной был, зонтик выстреливал здоровски...
— Может, из артистов кто-то понравился особенно? — подводила меня к правильному ответу мама.
— Лектор понравился, электрик, песенки, которые девушка пела.