Открыла дверь второго, увидела Вику Исакову, игравшую жену главного героя.
— Вика, можно я буду у вас жить?
— Конечно.
— Но я курю.
— Я тоже.
На том и сошлись. Вскоре в нашем вагончике возникла Аня Чиповская. У нас со Щукинского училища нежнейшие отношения с ее мамой актрисой Олей Чиповской, хоть и учились на разных курсах. Для меня Анька не восходящая кинозвезда, а почти дочка. Вместе с ней играет в «Табакерке» Яна Сексте, которая тут же к нам присоединилась. Когда Яна рассказывала, как в свободное время работает больничным клоуном — поднимает настроение тяжелобольным детям, — у всех слезы стояли в глазах, горло перехватывало.
Еще Сексте страстная болельщица, надо видеть, как она смотрит по телевизору футбольные матчи: это что-то, не влюбиться невозможно.
В перерывах между съемками мы много говорили о книгах. Кстати, «гламурная красотка» Чиповская начитана так, что ей позавидует и студент филфака. Я оказалась среди родных людей. К нам на огонек заглядывал Мишаня Ефремов, с которым дружим еще с института, — добрый, ответственный, широкой души человек. И чудесный Паша Деревянко. Он, как и я, начинал работать после ГИТИСа в РАМТе. Паша не только изумительный артист, но и большой шутник, легкий, некапризный, что очень важно во время съемок. Бывало, в наш вагончик приходил поспать исполнитель главной роли Женя Цыганов, молчаливый, всегда пребывающий в своем сложном внутреннем мире.
Забегала Светка Колпакова — чудо из чудес, как классно она сыграла жену режиссера Наденьку, дуру непроходимую! Горжусь: Света — моя ученица.
Съемки были не из легких, много ночных смен. Поддерживали друг друга. Однажды, когда работа сильно затянулась, чтобы не расслабляться, стали, как в пионерском лагере, играть в слова. Но дети загадывают города, а мы — фильмы. Тодоровский пришел в вагончик и тоже включился: «Ой, как у вас тут весело! Интеллектуально живете!»
Атмосфера была подпорчена лишь раз. Но я это событие пропустила: метнулась в Москву на первый день рождения внучки Сонечки. Утром приехала, днем попраздновали, а вечером снова в поезд и в Минск. Там узнала, что в мое отсутствие к Вике в вагончик приводили актрису, которая снималась в эпизоде.
Девушка сразу же стала делать Исаковой замечания, воспитывать.
— Приводили звезду. Я чуть с ума не сошла, — сказала Вика.
— И что?
— А я не поняла, что она звезда, взяла и выгнала.
Хоть убейте, не вспомню фамилию той девушки, хотя ее эпизод и вошел в окончательный монтаж.
Играя свою Регину Марковну, я, как учили Станиславский с Вахтанговым, опиралась на жизненные наблюдения. Мы давно дружим с актрисой Мариной Швыдкой, женой Миши, бывшего министра культуры. Мама Марины была великим вторым режиссером, работала на «Красной палатке» с Калатозовым, почти на всех комедиях Гайдая, так что я частенько вспоминала ее рассказы.
А еще мне довелось застать на «Мосфильме» легендарного второго режиссера Лику Ароновну, которая разговаривала именно так, как моя героиня, и любила послать на три буквы. Когда прочитала сценарий, что-то откликнулось в актерской памяти, слоган «Иди в ж...» родился у сценаристов и стал визитной карточкой моей героини.
Кстати, с этим связан смешной случай. Группа «Оттепели» собралась отметить окончание съемок. Я принарядилась, подошла к режиссеру:
— Здравствуйте, Валерий Петрович.
Он посмотрел с удивлением: что за баба пристает?
— Мне что, вас в ж... послать, чтобы вы меня наконец узнали?
— Ой, Нина! — рассмеялся Тодоровский.
Вообще-то в жизни я редко употребляю крепкие выражения. В нашей интеллигентной еврейской семье это было не принято. Особенно ругань не жаловала бабушка по отцовской линии, хирург-онколог. Родные называли ее Большая Берта, хотя росту в бабушке было от силы метр пятьдесят пять.
Война застала Берту в Боткинской больнице. Ее назначили заведующей офицерским отделением и запретили его покидать. Пока бабушка с утра до вечера оперировала раненых, литфондовский детсад, где находился сын Игорь, мой будущий папа (дед был очеркистом, работал в «Известиях», потом в журнале «Огонек»), вместе с Союзом писателей отправили в эвакуацию в Чистополь.
