У меня осталась сим-карта с эсэмэсками Краско, в большинстве из них один-единственный вопрос: «Катюш, ты где?» Я рядом, Андрюха…
Он ненавидел цветы. Страдал от астмы, а пыльца могла спровоцировать очередной приступ. Но как опытный мужчина прекрасно понимал, что перед ним — двадцатилетняя девчонка, которой необходима романтика. Завел в магазин: «Выбирай». Я остановилась на белых лилиях. Карась протянул: «Цветочки любишь? Фигню всякую? Предупреждаю: время на эту ерунду тратить не буду. Но отпускать тебя не собираюсь, — вложил в букет несколько веточек с мелкими фиолетовыми цветками: — Они на меня похожи.
Ничем не пахнут и никогда не вянут — только засыхают и могут стоять так хоть сто лет».
Когда его хоронили, заметила у могилы венок из шикарных белых роз и этих самых цветочков. И будто дурной волной накрыло. Отщипнула веточку как частицу памяти, стерла ее в ладонях в пыль. Ох, Андрюха, ты был не прав: в конечном счете все превращается в тлен...
Сосуществовать с Краско было не просто: он всегда делал что хотел и отдавался этому со страстью. Если работал, то как бешеный, если пил — до последней капельки. Полюбить — так Каролину! Проиграть — так миллион!
Не отпускал от себя ни на шаг и при этом почти не скрывал, что изменяет. Я выдержала меньше чем полгода такой жизни.
И хотя мы навсегда остались близкими людьми, умер Андрей на руках другой женщины. У нас растет дочь. Тогда, в 2006 году, Алисе не исполнилось еще и трех лет.
Сегодня ей уже девять. У меня трое детей, недавно мы перебрались в Испанию. Вокруг кипит совсем другая жизнь, но в последнее время все чаще вспоминаю Краско. И думаю: будь я в момент нашей встречи постарше, поборолась бы за него. Но в двадцать один просто не могла оценить, какой человек оказался рядом. В юности мы все максималисты — подайте мне Луну с неба, да немедленно! А сорокапятилетний Краско сразу дал понять: принимай, какой есть. И я ушла.
Андрей любил повторять всем вокруг: «Без Линки сдохну». Он терпеть не мог мое имя.
Называл Катей, чаще — Линой. Однажды спросил:
— Слушай, а как ты меня называешь?
Сначала не поняла:
— В каком смысле?
— Ну, когда обо мне рассказываешь?
— Андрей, наверное. Андрюша.
— А в телефоне у тебя я как записан?
В телефоне он числился Дрюней. Но про себя я всегда звала его именем, известным с детства, — Карась...
«Так вот он какой — Карась! — разглядывала я человека, обнимавшегося с моими родителями. — Никогда не видела таких голубых глаз и ярко-розовых щек. Интересно, он на самом деле румяный или просто не успел снять грим?»
Дело происходило весной 2002 года на служебном входе Театра Эстрады.
