Она досталась мне по наследству от родительских друзей, молния не работала, приходилось застегиваться на булавки.
— Когда началась Перестройка и многое изменилось, отец этому радовался?
— Конечно, как каждый нормальный человек. Все жили ожиданиями чего-то прекрасного. Фильмы отца сняли с полки, посыпались приглашения на кинофестивали, недели российского кино. Папу разыскала родня деда. Двоюродный дядя Юрия Павловича в свое время уехал во Францию с первой волной эмиграции. Его дети многого добились: Константин Клюге стал серьезным художником, награжден орденом Почетного легиона, Миша Клюге заработал большой капитал, занимаясь логистикой, у него был крупный бизнес. Он поддерживал очень многих эмигрантов до последних своих дней.
Однажды во время поездки по Соединенным Штатам папе устроили смотрины голливудские продюсеры, в результате он получил предложение снимать кино в Америке.
Но отказался. Думаю, отец отдавал себе отчет, что мало смыслит в американской жизни. Он хотел говорить в кино что-то свое, снимать только то, к чему лежала душа. Да и оставлять Россию не собирался.
Из желания разобраться в истории своей страны возник замысел фильма «Хрусталев, машину!» В 1998 году картина участвовала в конкурсе Каннского кинофестиваля. Отец вложил в нее много сил, снимал долго.
— Я была на Каннском фестивале, где картину показали в конкурсе. Перед пресс-конференцией традиционно проходит фотоколл.
Фотограф Юрий Феклистов снял, как во время этого мероприятия, где все кричат и слепят вспышками, нервы у Алексея Юрьевича не выдержали, на глаза навернулись слезы. А Светлана Игоревна отвела его в сторонку и долго успокаивала.
— Как и большинство талантливых советских режиссеров, отец окунулся в странный, не всегда объективный и адекватный фестивальный мир поздно, почти в пятидесятилетнем возрасте. Для его нервов это оказалось невероятно тяжелым испытанием. Забегая вперед, скажу: опыт пятикратного участия в конкурсе Венецианского кинофестиваля, где я когда-то побеждал, когда-то нет, научил меня философски воспринимать происходящее, отдавать себе отчет, что соревнование не всегда оказывается справедливым. Это перевернутый мир, а не идеальный. У отца такой прививки не было.
Состоявшийся, взрослый человек, которому не требовалось ничего никому доказывать, он дико нервничал и грустил, когда не получил приз.
Фильм сперва был прохладно встречен журналистами и не привлек внимания жюри. Потом, конечно, вышло очень много статей в европейской прессе, что Канны совершили ошибку и картина замечательная.
— Художники в массе своей ревностно относятся к творчеству коллег, а ваш отец создал Студию первого и экспериментального фильма. Почему?
— Хотел воспитать достойную смену, как ни пафосно это звучит. Студия первого и экспериментального фильма была их с мамой любимым детищем, именно из этой студии вышли Алексей Балабанов, Сергей Сельянов, Игорь Алимпиев, да много кто еще.
К творчеству молодых режиссеров отец относился трепетно.
Если кто-то обижал его студентов, бросался на защиту. Однажды отца попросили дать мастер-класс на семинаре молодых кинокритиков в Репино. Предметом для разговора стали работы Студии первого и экспериментального фильма, их показывали заранее в кинозале Дома творчества. Дело было зимой, зал не отапливался, там стоял страшный холод, в связи с чем журналисты пришли на просмотр уже выпившими. Пьяные, хихикающие люди давали глуповатые комментарии, которые громко звучали прямо во время просмотра. Стерпеть неуважение к режиссерской профессии папа не смог, наорал на молодых критиков: «Я не собираюсь разговаривать на серьезные темы с бандерлогами». Хлопнул дверью и уехал в Питер.