Виктор Логинов. Время платить долги

Родители начали пить. Помню, как бегал по городу в поисках матери, тащил ее на руках через весь район...
Виктор Логинов
|
11 Февраля 2013
Фото: Алексей Никишин

Родители начали пить. Помню, как бегал по городу в поисках матери, тащил ее на руках через весь район... Как приехал забирать папу из «психушки» после того, как он «схватил» белую горячку и вышел со второго этажа через окно…

— Хочешь, погадаю? — предложила мне молоденькая девчушка, тасуя старые, засаленные карты. Дело происходило на Сахалине, куда я приехал из родного Кемерово на заготовку рыбы, чтобы подзаработать. Но путина не шла, заняться было решительно нечем, и я подумал: почему бы нет? Правда, спросил недоверчиво: — А ты умеешь?

— Гадали как-то с девчонками...

Она разложила карты и начала нести абсолютную ерунду: дескать, не пройдет и полугода, как жизнь у меня кардинально изменится.

Появятся в ней и дальняя дорога, и казенный дом, и даже таинственная пиковая дама.

В ответ я лишь рассмеялся. Никаких изменений в своей судьбе не ждал. Никогда не мечтал о славе, представить себе не мог, что переберусь в Москву, стану востребованным актером и телеведущим. И уж точно не догадывался, что всю жизнь проведу совсем как мой герой Гена Букин из сериала «Счастливы вместе» — женатым и с детьми. Мне было восемнадцать лет, и вот уже три года как я встречался с прекрасной девушкой, бывшей одноклассницей.

Работал в крошечном, но настоящем театре, учился на заочном отделении Екатеринбургского театрального института. Подумать только: Витька Логинов, у которого шрамов на голове больше, чем пальцев на руках, стал студентом! Будущее рисовалось только яркими красками. И хотя представлял его не вполне четко, одно знал наверняка: из одуряющего однообразия, в котором протекала жизнь родителей, я уже вырвался.

Не хотел, как отец, каждый будний день появляться из-за угла дома ровно в 18.00. По нему можно было сверять часы. Заводская смена заканчивалась в 17.15. Десять минут уходило на то, чтобы помыться-переодеться. От цеха до проходной ехать пять минут. На городском автобусе пятьдесят второго маршрута до нашей остановки двадцать три минуты. Наконец, еще семь — чтобы дойти до угла дома. Засыпал отец с книжкой по электромеханике на животе — он был электриком высшего разряда.

Мы жили в Кемерово. Мама и папа всю жизнь проработали на заводе
Мы жили в Кемерово. Мама и папа всю жизнь проработали на заводе
Фото: Из личного архива В. Логинова

По субботам ездил к родным в деревню попариться в бане, по воскресеньям мучился похмельем.

Мы жили на окраине Кемерово, сразу за домом начиналась промзона: маленькая речка, трубы, заводские корпуса, бараки с заключенными. Дальше простиралась тайга.

Иногда район заволакивало желтым дымом, а в воздухе остро пахло эфиром. Это означало, что на отцовском «Прогрессе», который выпускал ракетное топливо, произошел очередной выброс. Чтобы как-то дышать, приходилось заматывать лицо тряпкой. Об авариях на «Прогрессе» в городе молчат до сих пор. Хотя на местном кладбище есть целые захоронения погибших рабочих. Недавно, показав на мраморную плиту, на которой пятнадцать имен, батя признался, что это была его смена: к счастью, кто-то попросил подмениться, оттого и жив остался.

Мальчишками мы часто забирались на территорию завода и там, как золотоискатели, намывали через сито из сточных вод пороховату, которая великолепно взрывалась.

Наш Кировский район считался самым бандитским в городе. Вел я себя соответственно обстановке: крови родителям попортил. Отец меня ни разу не ударил, а вот мама лупила так, что будь здоров.

Лет в пять, играя во дворе в казаков-разбойников, я устроил под крыльцом штаб. И объявил представителями вражеского лагеря всех девчонок. Но перед тем как пытать, врагов следовало «спалить», другими словами — обнаружить. И я велел всей шайке-лейке снимать трусы. За этим занятием нас застукала соседка.

Мать долго носилась за мной по двору, а когда поймала, отхлестала от души. Хотя я был верткий. Никогда не признавался в содеянном, обзывал маму «чукчей», в крайнем случае забирался под сдвинутые родительские кровати шириной, наверное, метра в три. Просидеть там мог несколько часов — вытащить было невозможно.

Родители пропадали на заводе, так что всеми навыками и умениями я обязан брату Женьке, который был на десять лет старше. Например, именно он научил меня курить. Папа не дотрагивался до сигарет, а мама периодически баловалась, и дома всегда была заныкана пачка «БТ». Как-то, покурив в форточку, Женька решил еще и бражки попробовать. Сколько себя помню, она всегда тихонько бурлила у нас на кухне. Не допил и стакана, как его страшно развезло.

Валяется на кровати и говорит: «Если спросят, кого тошнило, скажи, что тебя». Когда родители вернулись, честно пытался «признаться». И хотя никто, конечно, не поверил, получил наравне с братом.

От Женьки в детстве я натерпелся. Однажды он чуть не оторвал мне язык. Зимой в Кемерово страшные морозы, а я, идиот, лизнул стоявший во дворе детский паровозик. Естественно, язык тут же прилип к железу. А тут как раз из дома вышел брат:

— Вить, иди обедать, мать зовет!

— Ы-ы-ы...

Женька подошел и рванул меня за руку. Кровищи было!

В другой раз брат меня поджег. Я нашел где-то пузырек с бензином, которым мама смазывала швейную машинку.

Я понимал, что в столице жизнь иная. Там едят эскимо — самое вкусное на свете. В Кемерово довольствовались пломбиром «Забава»
Я понимал, что в столице жизнь иная. Там едят эскимо — самое вкусное на свете. В Кемерово довольствовались пломбиром «Забава»
Фото: Алексей Никишин

Естественно, опрокинул его на себя. А Женька как раз рассыпал в комнате мелочь. Монетки закатились под диван, брат хотел их собрать, но в темноте ничего не было видно, и он зажег спичку. Я подлез из любопытства, и нейлоновый костюмчик вспыхнул. Мама пришла с работы — один сын весь в ожогах, без пяти минут летчик Гастелло, а другой аж трясется от пережитого страха...

Мы жили так же, как все вокруг, и никакого дискомфорта я не испытывал. Конечно, когда смотрел фильм «Гостья из будущего», понимал, что в столице жизнь немного иная. Например, там едят эскимо — мороженое с шоколадом, самое вкусное на свете. В Кемерово приходилось довольствоваться пломбиром «Забава» в виде гитарки: половина сливочная, половина клубничная. Продавали его только в центре, и чтобы туда добраться, надо было переехать на другой берег Томи и час трястись в автобусе.

Так что главной вкуснятиной оставалось сгущенное молоко, которое мамина троюродная сестра приносила со своего Тяжинского завода в закатанных трехлитровых банках.

Однако временами нападала страшная тоска. Хотя был активным пионером, знал, чем отличился Сальвадор Альенде, и совсем было собрался в Никарагуа на помощь повстанцам. Походил, кажется, во все возможные кружки и спортивные секции. Даже простой обед превращал в спектакль. Возвращаясь из школы, накрывал кухонный стол скатертью, вытаскивал из серванта хрустальную вазу, которую мама доставала только на Новый год — под салат оливье, который у нас назывался почему-то «зимним». Для меня она была не салатницей, а царским кубком.

Наливал в нее чай, поднимал двумя руками над головой и провозглашал: «Дорогие друзья, собравшись за этим столом, мы поднимаем эту чашу...» Видимо, к тому моменту я уже прочитал «Айвенго».

Родители хоть подспудно, но тянулись к прекрасному: стены нашей квартиры были завешаны репродукциями известных картин, наклеенных на прессованную фанеру. Сверху пшикнешь лаком — получается красота. И книги мне дарили: «Танкер «Дербент» об установлении советской власти в Азербайджане и «Сыновья Беки» — о том же самом, но в Ингушетии. К счастью, в те годы сдавали макулатуру в обмен на книжки и библиотека дома собралась приличная. Читать я любил, так что когда мы с приятелем Сашкой увидели на стене объявление об открытии первой в Кемерово гимназии, особо не раздумывал.

Самый счастливый день был, когда брат Женька пришел на побывку из армии
Самый счастливый день был, когда брат Женька пришел на побывку из армии
Фото: Из личного архива В. Логинова

Поступил в театрально-литературный класс. А вместе с аттестатом нам выдали трудовые книжки, зачислили в только что открывшийся Театр комедии и драмы для детей и молодежи на Весенней. И приняли на заочное отделение Екатеринбургского театрального института.

Через год после школы я и поехал на Сахалин. Зарабатывать начал с тринадцати лет: вначале в летних трудовых бригадах, затем на автобазе. А на рыбзаготовках сулили приличный заработок. Нам обещали по двадцать пять тонн рыбы в день, но год выдался неурожайным и приходило не больше пяти. Все два месяца прожили в бараке, ели только рыбу — вареную, пареную, тушеную. Морковка и яблоки считались деликатесом, их дарили друг другу на дни рождения. Денег не было, обратных билетов тоже, паспорта хранились непонятно где.

Зато были разговоры до утра и песни под гитару. Потрясающие пейзажи — море, дюны, развалины японских пагод. А также то самое предсказание, которое сбылось уже через полгода.

Вернее, свою «пиковую даму» я встретил как раз на Сахалине. Наташа была на одиннадцать лет старше, растила семилетнего сына Максима. Тоже жила в Кемерово. Чувства между нами вспыхнули сильные, и вернувшись домой, я совсем растерялся. Метался между двумя девушками — прежней и новой, между тремя компаниями — театральной, районной и сахалинской. Совершенно не понимал, что делать, и решил уйти в армию. Тем более что на меня уже чуть ли дело не завели об уклонении от военной службы. Сибиряков часто призывают в кремлевский полк, и я уже представлял себя на страже Мавзолея, но Наташа сказала: «Я беременна.

Ты собираешься жениться?»

Я не то что не раздумывал — не задумывался. Был влюблен. Конечно, заводить семью, да еще с двумя детьми, в девятнадцать лет — без образования и надежного заработка — довольно легкомысленно. И в глазах Наташиной мамы нет-нет да и мелькал вопрос: «Мальчик, зачем тебе такие заботы?» Но у меня не было ощущения, что взваливаю на спину какую-то ношу. Не скажу, что собой тогдашним горжусь: по большому счету, я просто воспользовался возможностью сбежать.

Родители мои никогда не были партийными, но распад государства и смена жизненных ориентиров их подкосили. Оба как-то потерялись. Невинная бражка сменилась техническим спиртом, который стоил дешевле еды, а продавался в любом подъезде.

И мать, и отец начали пить. Причем в какой-то момент они совершенно утратили общий язык и бухали уже поодиночке.

От беззаботного детства и чувства защищенности, которое всегда дарила семья, остались лишь воспоминания. Однажды еще совсем мальчишкой я увел ребят со двора на Луну. Вышли мы часов в восемь вечера, топали, топали и набрели на насыпь щебня высотой с девятиэтажный дом. Долго по ней карабкались, а когда взобрались, на небо уже вышел месяц. Ну, я и объявил ребятне, показав вниз: «Там Земля, а мы — на Луне». Помню, какое чувство щемящей тоски испытал, ведь мама, папа и Женька остались далеко внизу... Подумал: как же без них?

Но теперь я старался как можно реже бывать дома, с утра до вечера пропадал в театре. Женька уже женился, у них со Светланой родился сын Руслан.

Жили мы все вместе, теснились в одной квартире вшестером. В год окончания школы я собирался отмечать новогодний праздник с приятелями. У брата, видимо, были свои планы. Оставлять Руську на родителей было страшно. И Женька заявил:

— Никуда не пойдешь!

Я уперся:

— Пойду!

Когда аргументы кончились, брат предъявил самый главный — влепил пощечину. Мы долго смотрели друг другу в глаза. Я молча собрался и ушел. Через три дня вернулся. Женька первым сказал: «Прости меня, пожалуйста, был неправ, но и ты пойми...» Я все понимал.

Со свалившимся несчастьем мы с Женькой пытались справиться вместе. Я орал, вытаскивал из каких-то сомнительных квартир отца, бегал по городу в поисках матери, тащил ее чуть ли не на руках через весь район... Помню, как меня трясло, когда приехал забирать папу из «психушки» после того, как он впервые «схватил» белую горячку и вышел со второго этажа через окно. Отец на полном серьезе говорил, что за ним следят инопланетяне: «Вон там, видишь, сидят с фотоаппаратом и прямо из космоса читают мои мысли». Наверное, родителей можно было закодировать... Но в какой-то момент я понял: либо должен положить на эту борьбу всю свою жизнь, либо просто отойти. И сбежал к Наташе.

По первому образованию Наташа физик, а когда мы познакомились, она получала второе, психологическое, в Санкт-Петербурге.

Я уехал с ней на сессию в надежде как-то зацепиться в культурной столице. На институт, по сути, наплевал. Даже из театра не решился уволиться по-людски: подсунул заявление под дверь кабинета директора.

В самом начале 1994 года я вселялся в свой первый «казенный» дом: это была комната в общаге в Петергофе, которую выделили Наташе. Туалет в одной стороне коридора, единственная на пять этажей кухня — в другом. Душ тоже один, и в нем моется еще и расположенная по соседству воинская часть, в которой как раз перекрыли воду.

Впервые попав на Невский проспект, подумал: «Люди, как вы можете ходить не поднимая головы, когда вокруг столько прекрасного?» Витя Логинов из кемеровской «хрущевки» был очарован величием Петербурга.

Она разложила карты и сказала, что жизнь моя кардинально изменится. Появятся в ней дальняя дорога, казенный дом и пиковая дама
Она разложила карты и сказала, что жизнь моя кардинально изменится. Появятся в ней дальняя дорога, казенный дом и пиковая дама
Фото: Алексей Никишин

Но уже через три дня он передвигался от одной станции метро до другой мелкими перебежками, забыв обо всех красотах и прелестях. Действительность вырисовывалась мутной, как питерское небо. Надо было что-то есть, а значит — зарабатывать.

Перво-наперво отправился в Академию театрального искусства. Узнал, что набор проходит летом, а чтобы перевестись из Екатеринбурга, надо обращаться к одному из двух мастеров, которые ведут в этом году первые курсы: Андрееву из ТЮЗа или Владимирову из Театра имени Ленсовета. «Какой из театров ближе?» — спросил я Наташу. Оказалось, Ленсовета. Пришел на вахту, наврал, что мне назначено, отыскал кабинет главного режиссера. Как человек, брошенный в воду, понимал: либо выплыву, либо утону.

Сразу взял быка за рога:

— Здрасьте. Хочу у вас учиться.

— Вы кто? — от изумления Игорь Петрович даже чаем поперхнулся.

— Витя Логинов из Кемерово.

Только представьте: в дверях неожиданно нарисовался гражданин двухметрового роста в дохе, в руках — огромная песцовая шапка почему-то голубого цвета. Только оленьей упряжки не хватает! При том, что на улице — ноль градусов.

Владимиров даже головой от изумления помотал: зачем ты, мил человек, взрываешь мне мозг? Но сказал лишь одну фразу:

— Хочешь учиться — учись.

И подписал бумажку, по которой меня оформили вольнослушателем. За многое Игорю Петровичу благодарен. Мне кажется, на него очень похож памятник Гене Букину, который несколько лет назад установили в Екатеринбурге.

Денег не хватало катастрофически. В метро я ездил «зайцем», совал контролерам под нос так и не сданный синенький пропуск Кемеровского театра драмы. До тех пор, пока меня не остановили:

— Что это у вас за корочка? МПС? Со вчерашнего дня МПС бесплатно не ездит!

— Как так? — пытаюсь изобразить крайнее возмущение.

— А вот так! Вы же нас в электричках бесплатно не возите! Могу приказ показать.

Жили впроголодь.

Однажды на Варшавский вокзал, куда устроился грузчиком, пришли фуры с сыром. Мне и другим коллегам по труду подарили по полголовы — целых три килограмма. Еще по две головы мы украли. Катались в этом сыре полгода!

Тогда в магазинах только начали появляться дорогущие заморские продукты. Помню, что просто бредил датской ветчиной. Даже сон приснился, как покупаю банку, вскрываю, отрезаю ломоть... Как-то подумали с Наташей: однова живем! И купили баночку вожделенной ветчины. В общую кухню не понесли, вскрыли трясущимися руками прямо в комнате, на газетке. И вот она лежит — розовая, прекраснейшая, со слезой. До сих пор помню мясной аромат. Но ветчина оказалась абсолютно безвкусной! Такое охватило меня разочарование: как будто подарили конфетку, а за ярким фантиком — пшик, пустота...

Способов выжить находилось миллион.

В конце концов, в столовке при Театре Ленсовета всегда были бесплатные чай, хлеб и майонез. От голода спасало. Когда жена округлилась, как раз пришел май: витамины — укроп, петрушку, лучок — воровали на соседних с общагой дачных участках.

Наташа получила диплом, у меня начались каникулы, и мы уехали в Кемерово: рожать Нюську. Через четыре дня выяснилось, что в роддоме дочка подхватила какую-то инфекцию. Дело было серьезное, Наташа чуть не сошла с ума: протерла хлоркой все стены в палате, дверные ручки. Меня туда не пускали, бродил под окнами. Мучаясь от собственного бессилия, все наши небольшие деньги — на каникулах зарабатывал у приятеля в автосервисе — потратил на апельсины и конфеты.

Мама, папа, мой племянник Руслан, приемный сын Максим, брат Евгений с женой Светланой. Внизу — мы с Наташей
Мама, папа, мой племянник Руслан, приемный сын Максим, брат Евгений с женой Светланой. Внизу — мы с Наташей
Фото: Из личного архива В. Логинова

В больнице сказали: «С ума сошли? Какие, на фиг, цитрусовые? Такой аллерген! Ни в коем случае!»

И вот стою с этой авоськой: и выкинуть жалко, и куда деть, не знаю...

Слава богу, Нюська выздоровела. Наташа хотела ехать в Питер. Я ее отговорил: «Одно дело, мы вдвоем скаканули. А как будем управляться с младенцем? Да и Максима нельзя все время на бабушку бросать».

Оставил семью подрастать и вернулся в институт — уже полноправным студентом второго курса: со стипендией и койкой в общежитии. Большинство однокурсников вели разгульную жизнь. Заглядывался на приятеля, ходившего в стильном пальто в пол с длиннющим шарфом, казаках и шляпе.

Настоящая богема, до которой мне — как до Луны! До сих пор эталоном элегантности считал своего брата. Он поднимал воротник рубашки и лихо закидывал за плечо большую спортивную сумку. Носить в ней, как правило, было нечего, и для того чтобы держала форму, в бочины вставлялись специально выпиленные картонки. Другая картонка вставлялась в шапочку «петушок».

Моя стильность проявлялась лишь в том, что перестал носить голубую песцовую шапку. Однако в какой-то момент начало засасывать в студенческую беззаботность. Конечно, мне было всего девятнадцать лет и хотелось не на вокзале корячиться в компании бомжей и алкоголиков, а беззаботно тусоваться. Я практически не вылезал из театра, увлекся сценическим боем, зависал на каких-то посиделках. Но через полгода приехал в Кемерово, посмотрел Нюське в глаза и понял: все, конечно, замечательно, но ребенка необходимо кормить.

А кто этим займется, пока папа прыгает через табуретки? Наташа не работала, сидела с Нюськой. А у меня, как ни крути, посылать домой больше, чем по нынешним деньгам тысячи две в месяц, не получалось.

Я бросил институт и вернулся в Кемерово. Вернее, в шахтерский городок Березовский в шестидесяти километрах, где мы поселились после того, как теща разменяла квартиру. Никаких театров в Березовском, ясное дело, не было. Жалел ли, что оставляю актерство? Особо об этом не размышлял, как когда-то о женитьбе. Да и смешно было бы мне, совсем пацану, всерьез сожалеть о закате еще не начавшейся карьеры. Семья нуждалась в деньгах, и я делал то, что должен, — пытался ее обеспечить.

Благо работы никогда не чурался.

По сути дела, стоял на перепутье. Помимо актерства была у меня еще одна детская мечта: стать дядей Степой, у которого холодная голова и горячее сердце. Фильмы о советской милиции — «Рожденная революцией», «Петровка, 38», «Огарева, 6» — по сто раз пересматривал. Короче, первым делом сунулся в милицию.

— Могу взять только в патрульно-постовую службу, — сказал начальник.

— Отлично, спасибо.

— Хотя погоди-ка. Ты почему в армии не служил?

— Так у меня двое детей.

— Понятно, — начальник зарылся в мои документы. — Вот все вроде у тебя в порядке, но ты мне не нравишься.

Чую, что нам не подходишь...

Еще раз оглядел меня с ног до головы и постановил:

— Не возьму! Глаза у тебя слишком добрые.

В городке типа Березовского всегда в наличии одна вакансия — шахтера. Вот я и устроился горнорабочим. Хорошо помню свою первую смену. Ехал последним по тридцать третьему бремсбергу — наклонному, уходящему вниз штреку — по канатно-кресельной дороге. Слышно лишь как механизмы работают да шуршат крысы. Фонарик выключил, оглянулся назад, а там кромешная, густая темнота. Зажмурился, и перед глазами сразу появилась сцена: взмах занавеса, полный лиц зрительный зал, в уши грянули аплодисменты... Ничего себе, думаю, какие коленца жизнь выкидывает.

Ведь как вчера было. Но депрессия не накатывала. Все происходящее воспринимал скорее как увлекательное приключение.

Когда мой наставник Вовка Купроцевич да и другие мужики узнали, что я учился в театральном, покрутили пальцем у виска. Тут же окрестили Артистом: «Слышь, Артист, подай-принеси». Но злобы в этих подколках не было. Шахта не место для конфликтов, под землю можно спускаться только плечом к плечу. Все прекрасно осознавали меру опасности, оттого и чувство юмора было обострено. Едешь, бывало, ничком на грузопассажирской ленте — иначе высота не позволяет, светишь вперед, чтобы если вдруг возникнет препятствие, попробовать увернуться. Чуть зазевался, по морде шмяк — дохлая крыса! Это очередной шутник из твоей бригады специально в штреке подвесил.

Каждому шахтеру выдавали пятикилограммовый «сосок» — самоспасатель — аналог противогаза, похожий на термос с брезентовым ремнем.

На утро проснулся в ужасе: что я опять наделал? Зачем женился? Эта свадьба мне абсолютно не нужна! Но обратной дороги уже не было
На утро проснулся в ужасе: что я опять наделал? Зачем женился? Эта свадьба мне абсолютно не нужна! Но обратной дороги уже не было
Фото: Алексей Никишин

А ты и так нагруженный: тут фляжка с чаем, тут паек, каска, фонарь с огромным аккумулятором, кирка или лопата. Так что «сосок», наплевав на технику безопасности, бросал куда-нибудь в угол. Когда смена заканчивалась, мог обнаружить, что кто-то прибил к нему тридцатикилограммовый полушпалок. Пока возишься, пытаясь отодрать «сосок», вагонетка уходит на-гора: семеро одного не ждут. И приходится тащиться пешком по скользким ступеням восемьсот пятьдесят метров, да еще под наклоном почти в сорок пять градусов. Клянешь все на свете, понимаешь, что мог бы быть уже дома.

Каждый из нас будто в соревновании участвовал: кто быстрее из шахты поднимется, доедет до управления, сдаст фонарь и «сосок» в обмен на жетон. Потом пулей в душ, переодеться и на автобус. Если не успеешь, следующий придет только через полчаса. Казалось бы, можно и подождать, ничего страшного. Но задерживаться не хотелось ни на минуту.

В какой-то момент понял, что по мне можно сверять часы — как когда-то по отцу. Мечтал преодолеть уготованную рождением судьбу, а жизнь развивалась по привычному для кемеровского парня сценарию. Мириться с этим я не собирался. Пошел учиться на проходчика: у них и заработок больше, и возможность карьерного роста.

Однажды на перемене разговорился с преподавательницей по подземным машинам.

Слово за слово, пожаловался на отца, который увлекся всякими экстрасенсорными чудесами: заряжает трехлитровые банки с водой под немигающим взглядом Алана Чумака у телевизора, ходит по квартире с какими-то рамками, пытаясь определить ауру. Оказалось, что тетенька в ауре тоже разбирается. Она предложила начертить план нашей квартиры, обещала показать, какие места в ней благоприятны, а какие стоит обходить стороной. Я нарисовал схему родительской квартиры: здесь спят родители, здесь — Женька со Светланой. Преподавательница закрыла глаза и начала водить по бумажке ручкой. Зачеркнула даже не родительскую комнату, а именно то место, где всегда спала мама: «Ой, что-то здесь совсем плохо». Через три месяца мама умерла. Ей было всего пятьдесят два.

Это случилось в первых числах мая. Звонок в дверь — на пороге Женька. Один он никогда к нам не приезжал, только с семьей или родителями. А тут стоит на пороге, смущенно улыбается. Я говорю:

— О, брат, привет. Ты чего приехал?

— Мама умерла.

В первый момент не поверил. Несколько месяцев не находил сил смириться с реальностью произошедшего. Винил себя, думал, не опусти я руки, заставь родителей вылечиться, закодироваться, трагедии можно было избежать... Мама поскользнулась, упала и ударилась головой. Случилось это не дома, было признано несчастным случаем, требовалась судмедэкспертиза. А тут майские праздники, в связи с которыми в морге почему-то на несколько дней отключили электричество.

Не работали ни вентиляция, ни охлаждающая система. Не могу вспоминать, как забирал мамино тело. Хоронили ее в закрытом гробу.

Купили с Женькой место на кладбище. Нас заверили, что к захоронению все подготовят по высшему разряду. Но когда за день до похорон заехали проверить, вместо могилы увидели короткую траншею. Рабочие просто копнули ковшом да так все и бросили. Кладбище на отшибе, людей не видно. Что делать? К счастью, нашли лопаты...

Через год я перевелся в военизированную горноспасательную часть. К спасателям можно отнести поговорку, появившуюся благодаря другой, смежной профессии — «спит как пожарный». Ну а если что-то случается, тут не до покоя. Людей вытаскивать не доводилось, но огонь в шахтах тушил, угарным газом и метаном надышался во все легкие.

С женой Олей и сыном Сашей. Сегодня ему уже шесть
С женой Олей и сыном Сашей. Сегодня ему уже шесть
Фото: Юрий Феклистов

Однажды застрял в расщелине, да так, что еле выбрался, ободрался до костей. Зато платили хорошо, да и свободного времени больше. Его я проводил в социальном приюте для безнадзорных детей, где работала психологом Наташа.

В теории дети в приюте должны были находиться не больше полугода: пока их отмоют от вшей и выправят документы для отправки в детский дом. Но на это могли уйти годы. Публика была разношерстная: и восьмилетние сифилитики-хроники, и двенадцатилетние сгнивающие заживо наркоманы, порой весьма агрессивные. Но я — пацан, взращенный Кировским районом, умел находить с ними общий язык.

И сам в детстве бит бывал, и сдачи дать умел.

И часы у меня в центре Кемерово, у кинотеатра «Москва», снимали. Нам с приятелем было лет по четырнадцать. Подошли пятеро: «Дай закурить». Отобрали часы, недавний папин подарок. С наркоманией я тоже знаком не понаслышке: друг Пашка ушел из жизни от передозировки в пятнадцать лет. Одно время вместе зависали в теплосетях с клеем, бензином и ацетоном, марихуаной баловались, за «планом» ездили к цыганам. «Соскочил» я только поступив в театральный класс.

Так что с приютскими отношения были нормальные. Организовал там студию, мне даже предлагали написать программу реабилитации подростков посредством театрального искусства.

А вот с Максимом, как раз в его переходный возраст, отношения разладились. Нет, все было хорошо. Я мальчика сразу усыновил, никогда не требовал, чтобы называл папой, ходил на родительские собрания.

Когда родилась Аня, мы боялись, что он начнет ревновать к младшей сестре, поэтому старались уделять ему максимум внимания. Возможно поэтому сегодня они друг друга безумно любят. Хотя живет уже двадцатишестилетний Максим в Хабаровске, для Нюськи продолжает оставаться надеждой и опорой. Недавно мы с ним встретились на школьном выпускном Ани, друг другу только кивнули... К сожалению, держит на меня обиду. Имеет право: не смог простить мне уход из семьи, случившийся, когда ему было четырнадцать.

К тому времени наши отношения с Наташей совершенно разладились. Я перед женой никогда не пасовал, несмотря на то, что у нее было два высших образования, а у меня всего десятилетка.

Помню, о модном Пауло Коэльо так спорили, что стены дрожали. Скандалов на тему измен или нехватки денег между нами тоже не было. Доход в семье складывался, может, и небольшой, но все были сыты-обуты, и телевизор купили, и другую технику. Вот только все чаще мы препирались на тему кто в доме хозяин. Возможно, я просто стал старше, начал по-другому смотреть на жизнь. Роль ведомого меня уже не устраивала. Рано или поздно, но в любом споре наступал момент, когда хотелось хрястнуть кулаком по столу: «Будет так, как я сказал!» Когда сталкиваются два лидера, всегда найдется причина для конфликта. Да и Нюське было уже шесть, она прекрасно считывала сидевшее в нас напряжение. А скандалить при ребенке — последнее дело.

Ушел я с носками и зубной щеткой. И хотя еще долго было трудно смотреть Наташе в глаза, материально всегда ей с детьми помогал.

С Нюськой, к счастью, надолго не расставался, у нас прекрасные отношения.

После развода вернулся в Кемерово. Поступил в Политехнический институт, но быстро понял, что профессия инженера не для меня — душа не лежит. Бросил. Пошел в Академию культуры. Начал вести какие-то праздники, работать на радио. Неожиданно для самого себя вновь поступил в театр. После довольно мучительного развода — по большому счету, расставались мы года полтора — наши общие друзья встали на сторону жены и от меня отошли. К новым людям, из труппы, только приглядывался. Но именно в театре встретился с девушкой, которая стала моей второй женой. Она тоже была актрисой, училась на отделении музкомедии.

Но главное, у нее был миллиард родственников. Я привык жить в семье и впервые в жизни оставшись один, чувствовал себя довольно неуютно. А тут вновь оказался в центре внимания.

Семья Снежаны взяла меня в оборот тотальной заботой — стремилась накормить, напоить, обогреть. Я расслабился, «потек» и даже не заметил, как наступил день свадьбы. Отец как раз разъезжался с Женькой, продал квартиру: всю свою долю я грохнул на двухдневное торжество.

Если первая моя свадьба ограничилась шампанским, распитым у ЗАГСа прямо на капоте старенького «Москвича», то на этот раз на капоте сидела кукла, а я красовался в специально сшитом белом смокинге. Помню, с кем-то заговорился, оборачиваюсь и вижу, что родственники невесты тащат ее куда-то в сторону.

А мой брат поднимает Снежану в воздух и ставит в угол, загораживая своей могучей спиной. Его пытаются оттащить, рвут рубашку, царапают спину. Подбегаю разбираться:

— Женька, ты что? Это же просто традиция. Невесту пытаются украсть, чтобы потом потребовать «выкуп».

— У Логиновых невест не воруют!

Короче, свадьба удалась. И настоящую драку родственники невесты устроили, и батя так погулял, что даже «му» не выговаривал, мы его домой еле дотащили.

Но уже на следующее утро проснулся в ужасе: что я опять наделал? Зачем женился? Эта свадьба мне абсолютно не нужна! С самого начала было понятно, что люди мы совершенно разные. Но обратной дороги уже не было, решил: стерпится — слюбится.

Мои дети: Нюся, младший сын Ваня, на заднем плане — Саша
Мои дети: Нюся, младший сын Ваня, на заднем плане — Саша
Фото: Из личного архива В. Логинова

Тем более что Снежана была беременна.

Надо было вновь обустраивать жизнь. Насиженное Кемерово в тот момент уже не отвечало моим амбициям: «ловить» там, по большому счету, было нечего. Да и шило, сидящее в одном месте, звало в очередную дальнюю дорогу. Предложил Снежане перебраться в ближайший мегаполис — Екатеринбург. Мол, там и образование лучше, и перспективы круче. Позвонил старой подружке Юльке, которая давно туда уехала, договорился, что первое время перекантуемся у нее. Мы оформили академические отпуска в «Кульке» и в самом начале сентября 2001 года вышли на перрон екатеринбургского вокзала.

Звоню Юльке:

— Мы приехали. Диктуй, как к тебе добраться.

А в ответ слышу:

— Знаешь, ничего не получится.

Муж против, чтобы вы у нас останавливались. Прости.

Только и смог выговорить:

— Спасибо, до свидания.

Куда деваться? Да еще с женой, совсем девочкой, на три года меня младше. Как были, с чемоданами, поехали в институт, в котором когда-то учился и где — спустя двенадцать лет после поступления — мне удастся-таки получить высшее образование. Договорились о переводе, получили как абитуриенты комнату в общежитии... После сессии заочникам надо было съезжать, но мы прожили в общаге полгода. До сих пор благодарен тетенькам из деканата, которые это позволили, дали встать на ноги, пока не заработали на съемную квартиру.

Нас со Снежаной взяли в Екатеринбургский академический театр драмы.

К тому же Вячеслав Анисимов, который вел заочное отделение, пригласил меня в Камерный театр Объединенного музея писателей Урала. Там я еще и осветителем подрабатывал. Театры находились на разных сторонах городского пруда. Зимой бегал туда-сюда прямо по льду. Однажды, отыграв утренний «Каменный цветок», явился на экзамен по философии в костюме Данилы-мастера: в парике, рубахе и сапогах. Влетел в аудиторию — опа! Сразу получил «отлично».

Однако со Снежаной не слюбилось и не стерпелось. Вместе мы прожили всего год. По прошествии времени понимаю, что это моя вина.

Это я не сумел пойти на уступки и организовать семейный быт. Но как быть, если лежишь с женщиной в одной кровати, а между вами расстояние, как на взлетном поле? Конечно, можно сцепить зубы, закрыть сердце и продолжать существовать рядом. Скандалить, предавать, тянуть свою лямку. Но во имя чего?

Повторил слова Бориса Ельцина: «Я устал, я ухожу». Казалось важным сделать это, пока сын Митя еще совсем маленький и не успел ко мне привязаться. Думал, честнее будет просто платить алименты, снимать им со Снежаной квартиру. К сожалению, сегодня мы с сыном, которому уже одиннадцать, практически не видимся, из-за чего меня не покидает чувство вины и предательства. Когда последний раз встречались с бывшей женой — она сегодня тоже живет в Москве — прямо сказал, что мечтал бы наладить отношения.

Но пока не хватает смелости.

В Екатеринбурге так все закружилось, что уже через четыре года меня начали узнавать на улицах. Работал на радио, телевидении, презентациях, снимался в кино на местной студии. Когда узнал, что у брата Жени случился инсульт, над душой как раз висело какое-то мероприятие. Все равно рванул за билетами в Кемерово, но Светлана по телефону успокоила: вроде все уже ничего, отошел. Решил ехать через четыре дня. В день, когда садился в самолет, Женьку накрыло второй волной инсульта, из которой он уже не выбрался. Мы даже не попрощались. Брат ушел десять лет назад. Ему было тридцать семь лет, как мне сейчас. Помните, у Высоцкого: «С меня при цифре 37 в момент слетает хмель. Вот и сейчас — как холодом подуло». Ближе человека у меня в жизни не было.

Уезжать из Кемерово отец отказывается категорически
Уезжать из Кемерово отец отказывается категорически
Фото: Из личного архива В. Логинова

Брат никогда не курил, занимался спортом. В какой-то момент, конечно, начал выпивать, но без запоев. Работал водителем. Сердце у него было большое, доброе. Всю жизнь страдал гипертонией. Даже зимой ходил без шапки, в куцей курточке, а руки при этом оставались горячими. Маленькой Нюська только на нем и успокаивалась. Он брал ее к себе на диван, клал на живот, и малышка тут же замолкала, забыв о своих коликах. Наташа даже просила: «Жень, ты, пожалуйста, никуда надолго не уезжай».

Казалось бы, много за спиной и радостей, и горестей. А спроси, когда ты чувствовал себя самым счастливым, прежде всего вспомню день, когда Женька пришел на побывку из армии.

...Я — на продленке, гуляю около школы. Вдруг учительница стучит в окно первого этажа, показывает пальцем: смотри!

Поворачиваю голову и вижу, что в дальнем конце школьного двора стоит мама. В плаще, в развевающемся розовом шарфике. Уже удивительно — ведь она должна быть на работе. А еще она счастливо улыбается. Кричу: «Мам, ты чего?» Она показывает на другой угол школы, где стоит Женька. В форме: зеленый околыш, зеленые погоны, ремень-портупея, вся грудь в каких-то знаках отличия. Он был кинологом, даже привез газету «Тихоокеанская звезда», где написали о том, как сторожит границу младший сержант Евгений Логинов со своим четвероногим питомцем Смогом. Я прыгнул Женьке на шею, оборвал все медальки. Не отпускал от себя ни на секунду. Он мне из Владивостока, где порт таможни, жвачек понавез, ручек, календариков, на которых гейши подмигивали. Закачаешься! Чувствовал себя как кум королю.

Останься брат рядом, все в моей жизни было бы намного, намного проще. Мы ругались, доходило и до крика, но понимание того, что он это и есть я и любую проблему сможем разрешить вместе, никогда не оставляло. И сейчас такая тоска накатывает, когда представлю, что будь Женька жив, перетащил бы его в Москву, пристроил работать на свои проекты. На мне остались его сыновья — Руслан и Леша. Старший учится в Политехническом институте, несколько раз в год приезжает в Москву, подрабатывает на съемках «Интуиции». Младший занимается в техникуме. Другого отца, кроме меня, у них нет.

...В один прекрасный день ехали куда-то с моей тогдашней девушкой. Она выскочила из машины в магазин, забыв телефон на приборной панели. Никогда не брал чужие трубки, а тут как будто приказ свыше, от ангела-хранителя.

Мобильник зазвонил, и я ответил:

— Але! Нет, она отошла. Приглашаете на кастинг? Конечно передам. А мужчины-актеры вам не нужны?

— Вы кто?

— Артист. Зовут Виктор Логинов.

— Это такой с хвостом и бородкой?

— Точно так, — отвечаю я, и просто распирает от гордости. Надо же — знают!

— Такие нам без надобности, — огорошил бодрый девичий голос, — впрочем... Приходите. Чем черт не шутит, мы всех зовем.

Это была ассистентка сериала «Счастливы вместе». Герои американского варианта «Женаты... с детьми» проживают в третьем по величине американском городе Чикаго — и семейство Букиных поселили в третьем городе России Екатеринбурге.

Оттого и актеров на Урале искали. Следующие три дня я провел на кастинге, чтобы наконец услышать заветное: «Завтра летите в Москву. Самолет в восемь утра».

Позвонил в Театр драмы отпроситься на несколько дней у главного режиссера. Тот начал уговаривать: сдалась тебе эта Москва, перемелет и выплюнет, как побитого котенка, не ты первый, не ты последний. А в театре у тебя все складывается, сплошь главные роли. Но отпустил. А позже я узнал, что уже в полдень на доске объявлений появился приказ о моем увольнении.

Недавно выяснилось, что на меня затаил обиду еще и режиссер Дмитрий Астрахан. Сняв картину «Тартарен из Тараскона», он ставил эту пьесу, кажется, во всех театрах страны.

В том числе и в Екатеринбурге. Сегодня рассказывает, что, уехав в Москву, я практически сорвал спектакль. Неужели во всей труппе не нашлось актера, способного меня заменить?!

Так, уже в третий раз, я вновь уехал в никуда, поверив обещанному платежу. И сегодня безумно благодарен Геннадию Букину. Жаль только, что ради роли простого продавца обуви пришлось-таки подстричься и побриться. Когда меня обкорнали, чувствовал себя голым. Но не случись этой роли, вряд ли добился бы того, чего добился. А главное, не встретился бы со своей женой Олей, которая работала на проекте ассистентом по актерам.

Обжегшись дважды, жениться в третий раз я не торопился. Зарегистрировались мы только после рождения младшего сына.

Сегодня старшему, Сашке, уже шесть, Ване — полтора года. Знаю, что если не подержу «чижиков» за руку, не посмотрю в глаза, не почитаю сказку на ночь, — день не сложился. Сашка так и вовсе моя точная копия. Смотрю на него и вижу себя в детстве: те же острые коленки, лукавый взгляд и абсолютная самостоятельность. Пытаюсь воспитать из своих пацанов настоящих мужиков. Вот сейчас собираюсь строить дом — обязательно поставлю в нем верстак. Возможно, из-за нехватки игрушек я всегда что-то делал своими руками. Вообще, мужик должен оставаться мужиком. Смешно видеть, когда он на полном серьезе покрывает ногти бесцветным лаком. Такими руками гвоздя уже не забьешь. Имею в виду даже не конкретное действие, а внутреннее самоощущение. То, что заставляет открывать двери перед девушкой, заступиться за нее в темном переулке.

Вот построю дом в излучине Оки, среди холмов, и чем черт не шутит, может и удастся наконец уговорить отца перебраться ко мне.

Приобнимаю Нюську за талию. Подбегает бабушка-смотритель: «Что вы себе позволяете? Да еще с молодкой!» — «Женщина! Это дочь моя!»
Приобнимаю Нюську за талию. Подбегает бабушка-смотритель: «Что вы себе позволяете? Да еще с молодкой!» — «Женщина! Это дочь моя!»
Фото: Из личного архива В. Логинова

На природу он может клюнуть. Сколько помню, по осени обязательно ходил в тайгу. Собирал малину, облепиху, ежевику, багульник, зверобой, колбу — только взрослым я узнал, что этот таежный чеснок к западу от Новосибирска называют черемшой.

Но пока уезжать из Кемерово батя отказывается категорически. Хотя говорю ему уже напрямую: «Ты понимаешь, что мой самый большой страх — тебя потерять? Ведь после ухода мамы и Женьки мы остались совсем одни. Если сейчас не скажу, что тебя люблю, никогда не научимся разговаривать». Он у меня молчун, не привык выражать свои чувства. Вообще редко со мной разговаривал, даже в детстве.

И претензий у меня к нему сложилось предостаточно. Но в какой-то момент понял: если сам крепко стоишь на ногах, все твои обиды на родителей — пыль и прах. Это как вчерашний экзамен, оценка за который уже получена. Бесконечно пытаться его пересдавать бессмысленно. Слава богу, сегодня каждый телефонный разговор с отцом заканчивается словами:

— Я тебя люблю.

— Я тебя тоже.

Сейчас папа живет с соседкой по нашему старому дому, тоже вдовой, которую я с трех лет знаю. Когда к ним приезжаю, батя всегда пытается накормить, причем всем и сразу: мечет на стол колбасу, курицу, котлеты, на плите еще и пельмени варятся.

— Папа, ты что? Столько рота солдат не съест! — машу я руками.

— У меня еще водочка есть... — говорит он осторожно, доставая из холодильника и шмат сала.

Но я начеку:

— Не надо!

— Да мы ж не бухать, а по чуть-чуть...

— Давай не будем, ладно?

Когда впервые вывез его за границу — в Хорватию, взял напрокат открытый кабриолет. Батя, в свое время отказавшийся от «Запорожца» и никогда не водивший, страшно боится со мной ездить. Говорит: «Я тебя знаю, ты бешеный». А тут мало того что сын за рулем, еще и крыши нет! Смотрю в зеркало заднего вида: сидит бедный батя, обеими руками за сиденье держится.

И вдруг кричит:

— Стой, тормози!

А мы едем по серпантину, сзади машины, остановиться невозможно. Что случилось? Оказывается, у него ветром унесло кепку. Пытаюсь успокоить:

— Папа, мы пойдем в магазин и купим тебе еще одну бейсболку.

А он причитает:

— Та была хорошая, — натянул на голову капюшон от кофты, завязал шнурок на бантик и сидит несчастный, с перепуганными глазами.

В прошлом году кемеровский губернатор наградил его медалью «Отцовская слава». А мне, когда через месяц приехал на гастроли, вручили награду «За веру и добро».

Понимаю, что все эти медальки немного значат. Но когда сказал со сцены: «Папа, это тебе», а он встал... Логиновы все здоровые, косая сажень в плечах, а батя маленький, я его уже лет в двенадцать перерос. Он 1940 года рождения: на картофельных очистках да шелухе от пшеницы особо не вытянешься. И вот встает Александр Николаевич в середине зрительного зала, стесняется, краснеет, по щекам слезы катятся. Именно такие моменты и называются настоящей жизнью.

Он и в свои семьдесят два остается бирюком. Не пошел даже на школьный выпускной Нюси, где, кажется, собралась вся семья. Ночью мы с племянником Руськой забрали дочку с праздника, привезли догуливать ко мне в гостиницу. Со стороны, наверное, выглядело подозрительно: известный артист Логинов привозит в номер молодую девку и симпатичного мальчика.

Несмотря на нескладную жизнь, я опять начинать все сначала не собираюсь. Слишком много долгов накопилось. Успеть бы заплатить...
Несмотря на нескладную жизнь, я опять начинать все сначала не собираюсь. Слишком много долгов накопилось. Успеть бы заплатить...
Фото: Алексей Никишин

Но это моя дочь и мой племянник, и все мы Логиновы.

Нюське не привыкать к роли «взрослой дочери молодого человека». Ей было лет четырнадцать, мы гуляли по Арбату и зашли в Мемориальную квартиру Пушкина. Переходим от экспоната к экспонату, я ее за руку держу, приобнимаю за талию. Вдруг подбегает бабушка-смотритель:

— Хватит обниматься! Это заведение культуры, что вы себе позволяете? Да еще с молодкой!

Так костерит, чуть ли не педофилом называет. Меня смех разбирает, но изображаю возмущение:

— Женщина! Это дочь моя!

А Нюся застеснялась: — Пап, пап, пошли отсюда скорее!

Всегда забирал ее к себе на каникулы, вначале в Екатеринбург, затем в Москву.

Она даже прожила в Москве полтора года — десятый и половину одиннадцатого класса. Но на осенних каникулах сказала, что соскучилась по маме, подругам и хочет съездить в Кемерово. Наташа продолжает там жить, работает психологом, занимается коучингом. К счастью, уже давно не одинока. Отпускать Нюську очень не хотелось. Интуиция подсказывала, что не вернется. И если обычно все дочкины переезды осуществлялись за мой счет, то тут я за билет платить отказался.

Билет купила Наташа. Аня улетела. Мы созваниваемся, меня уверяют, что все в порядке и уже завтра, а в крайнем случае послезавтра будет куплен билет обратно в Москву. Но потом приходит эсэмэска: «Папа, ты должен понять, я решила остаться дома.

Здесь мне спокойней и надежней». Несмотря на все предчувствия, эти слова прозвучали для меня как гром среди ясного неба.

Но я всегда говорил, что уважаю ее выбор. И даже его оправдываю. Понимал, что Нюся ревновала меня к новой семье, к Оле. Сама объясняла: «Ты то на съемках, то на гастролях. Уходишь рано, возвращаешься поздно. Когда в Кемерово в гости приезжал, мы виделись чаще». Сегодня она поступила на первый курс медицинского института. Играет в КВН. Спрашиваю:

— Нюся, а кто у вас танцы ставит?

Отвечает:

— Как кто? Конечно я!

Активная девочка, вся в папу.

Периодически получаю от нее эсэмэски: «Меня никто в команде не слушается. Пожалуйста, приезжай и все разрули!»

Приезжаю и разруливаю. Я так привык. Никогда не ждал, что какой-то чужой дядя что-то за меня решит и принесет на блюдечке с голубой каемочкой деньги или работу. Всего добивался сам и просто не умею спокойно сидеть на одном месте.

В передаче, которую веду сейчас на телевидении, принимают участие астролог, эзотерик и хиромант. Они много раз предлагали: «Вить, давай мы тебе судьбу посмотрим. Хочешь — по руке, хочешь — по звездам». Но я отказываюсь. Не потому что считаю их шарлатанами, скорее наоборот. Года два назад на съемках у Екатерины Рождественской познакомился с актером Ильей Рутбергом. По первому образованию он электроэнергетик.

Заговорили о биополе. «Мы об этом еще с шестидесятых годов спорим, — сказал Илья Григорьевич. — Любой всерьез знакомый с квантовой физикой скажет, что оно существует. Просто пока это невозможно доказать».

Я в это верю. Убедился на собственном примере. Но знать, когда судьба в очередной раз совершит крутой кульбит или потеряю кого-то из близких, не хочу. Что случится — то случится. Думаю, представляй люди свое будущее на сто процентов, человечество уже давно вымерло бы. Ведь если известно, что произойдет завтра, выходит, от тебя самого вообще ничего не зависит. Слова Сент-Экзюпери о том, что мы в ответе за тех, кого приручили, никогда не были для меня пустым звуком. А с годами, несмотря на несколько нескладную жизнь, просто комплекс этой самой ответственности выработался.

Между моими «блицкригами» в Санкт-Петербург и Москву прошло двенадцать лет. Существует теория, что раз в двенадцать лет жизненный цикл повторяется. Не хочу в нее верить. И в очередной раз начинать все сначала не собираюсь. Слишком много долгов накопилось. Успеть бы заплатить...

Редакция благодарит за помощь в организации съемки шоу-рум Decoconcept.

События на видео
Подпишись на наш канал в Telegram



Новости партнеров




Звезды в тренде

Анна Заворотнюк (Стрюкова)
телеведущая, актриса, дочь Анастасии Заворотнюк
Елизавета Арзамасова
актриса театра и кино, телеведущая
Гела Месхи
актер театра и кино
Принц Гарри (Prince Harry)
член королевской семьи Великобритании
Меган Маркл (Meghan Markle)
актриса, фотомодель
Ирина Орлова
астролог