Вадим Долгачев: «Моя жизнь с Мариной Голуб»

«Наш брак был неспокойным, я бы назвал его «браком по-итальянски»: то любовь сумасшедшая, то развод и девичья фамилия!»
Ирина Зайчик
|
13 Декабря 2012
Фото: PersonaStars.com

Наш брак с Мариной был неспокойным, я бы назвал его «браком по-итальянски»: то любовь сумасшедшая, то развод и девичья фамилия! Мы ссорились и ругались, потом были рыдания и призыв «возвращайся». Шесть лет рядом с ней превратились в мои вечные блуждания — уходы навсегда и возвращения насовсем…

С Маней мы познакомились в 84-м. Я жил тогда в Волгограде, учился на истфаке университета, участвовал в самодеятельности и параллельно работал на стройке.

Как-то летом в наш город на гастроли приехал столичный Театр миниатюр под управлением Аркадия Райкина. Однажды два моих друга, отчаянные шалопаи, представившись на служебном входе журналистами, легко прошли за кулисы. И под предлогом интервью для местной газеты «Молодой ленинец» познакомились с симпатичными артистками. Столичным барышням, видимо, было скучновато в Волгограде, и они решили скрасить свой досуг.

Их было три подруги: Таня, Лида и Марина. Артистку Марину Голуб, помню, я отметил в спектакле «Лица». В ресторане мои друзья рассказали девочкам, что у них есть друг Вадик, который мечтает стать артистом: «Он у нас такой красивый, вылитый Депардье!» Заинтригованные артистки хором закричали: «О-о, как здорово! Его надо познакомить с Мусей». В веселой компании уже образовались парочки, а Марина оказалась свободной.

Правда, перед нашей встречей друзья на всякий случай меня предупредили: «У Марины богатый жених. Так что ты даже не думай…» Да не вопрос! Я и не собирался ухаживать. Мне нужен был совет опытной актрисы...

Все время, пока у нас гастролировал театр Райкина, мы с девчонками ездили за город, купались в Волге, загорали на пляже. За этот месяц мы очень подружились. Марина, услышав о моей мечте стать актером, воскликнула: «Будем поступать!» Меня сразу подкупило, что она так горячо приняла во мне участие. А когда прощались, она сказала: «Приезжай в Москву».

Мне в ту пору было 24 года. Не мальчик. Я вовсе не собирался бросать университет и в очередной раз поступать в Школу-студию МХАТ.

Но в Маринином голосе было что-то такое убедительное, что я, набрав на работе отгулов, отправился в Москву. Позвонил ей прямо с вокзала, она нимало не удивилась моему звонку. Велела: «Приезжай во МХАТ» и тут же потащила показывать меня какому-то педагогу.

Скажу откровенно, программа у меня была слабенькая. Хорошо, Марина успела меня послушать и подсказать какие-то важные вещи. Я прошел конкурс, и меня приняли на курс Ивана Михайловича Тарханова. Можно сказать, поступил прямо с колес...

И началась моя московская жизнь. Поселили меня в общежитие на улице Невского со старшекурсниками в проходной комнате. Учился я старательно, и в конце первого курса мне дали именную стипендию Массальского — 110 рублей. Да еще мама, несмотря на мои протесты, присылала 50.

Друзья так отрекомендовали меня Марине: «Наш Вадик такой красивый, вылитый Депардье!»
Друзья так отрекомендовали меня Марине: «Наш Вадик такой красивый, вылитый Депардье!»
Фото: Алексей Абельцев

Я чувствовал себя богачом!

С Мариной мы поддерживали знакомство. Я ей периодически звонил, мы по-дружески встречались. Много гуляли, засиживались в ВТО, говорили о профессии. Она живо интересовалась моей учебой.

Я видел, что Марина нравится многим мужчинам. Но для меня она была недосягаемой, так что мысли приударить даже не возникало: между нами ведь была пропасть. И перескочить ее одним махом казалось нереально. Ну, кто она, и кто я! Она — москвичка, я — провинциал. Она училась у Станицына, работает у Райкина, а я — всего лишь первокурсник. Она легко перечисляла имена, которые были для меня легендами, а ей — добрыми знакомыми…

Однажды мы случайно столкнулись с Мариной, вдруг она на бегу приглашает: «У меня сегодня свадьба в ЦДРИ.

Заходи». И я, купив цветы, буквально на минуту забежал ее поздравить. Так получилось, что за столом было всего одно свободное место — рядом с невестой. Смешная ситуация: слева от Марины сидит жених, а я — справа. «Горько!» — кричат гости. Жених с невестой целуются, а потом она снова наклоняется ко мне: мы что-то не договорили. Эта картина вызвала легкое недоумение у публики: за кого же все-таки Марина выходит замуж — за того, что справа, или за того, что слева?

Ее первого мужа звали Женей. Внешне он очень напоминал Омара Шерифа. Правда, к миру искусства не имел никакого отношения, был этаким советским «бизнесменом», состоятельным по меркам того времени человеком.

Потом Марина смешно рассказывала, как на этом браке настоял ее отец.

Григорий Ефимович тогда работал в райкоме партии. Однажды он решил поговорить с дочерью серьезно в официальной обстановке. И вызвал ее в райком.

— Пойми, рядом с актрисой должен быть солидный, серьезный мужчина. Женя — прекрасный кандидат.

— Пап, я его не люблю…

— Не важно. Твоя мама тоже вначале меня не любила, а потом полюбила.

Марина папу послушалась. На какое-то время наши с ней пути разошлись.

Я даже представить себе не мог, что смогу влюбиться в женщину, беременную от другого мужчины...
Я даже представить себе не мог, что смогу влюбиться в женщину, беременную от другого мужчины...
Фото: Из личного архива В. Долгачева

Однажды, ближе к весне, случайно сталкиваемся в Доме актера. Гляжу — она идет навстречу с большим пузом.

— Ой, Маш, привет! Ты как?

— Нормально! Роды меня дома не застанут!

— Ну, ты поаккуратней…

— А я от мужа ушла…

— Как? Почему?

— Не спрашивай меня ни о чем…

Я обалдел: женщина после медового месяца, беременная, в одночасье уходит от мужа! Только когда мы стали жить вместе, Марина рассказала о причине своего ухода. Однажды ее вдруг осенило: они с мужем слеплены из разного теста. Ему совсем не интересно, чем она занимается.

Он даже не был ни на одном ее спектакле. Мало того, требовал, чтобы она бросила актерскую карьеру, а от Мани требовать что-то бессмысленно, она сама распоряжается своей судьбой и не любит диктата. Так что шансов у их брака не было. Объявив мужу, что уходит от него, попросила: «Не трогай меня, пожалуйста. Дай спокойно родить...»

С этих пор мы стали чаще встречаться. Я как-то читал у Апдайка, как герой его романа влюбился в женщину, беременную от другого мужчины. Наверное, со мной происходило то же самое…

Помню, как Маня познакомила меня со своими родителями. Сказала им просто и коротко: «Это мой друг». Маня жила на «Фрунзенской», а родители на «Коломенской». Людмила Сергеевна, мама Марины, уже знала, что мы общаемся, созваниваемся по телефону...

Я заметил, с каким одобрением она оценила мой рост, видимо, Марине всегда нравились высокие мужчины. Я даже проведывать ее в роддом приходил. Как-то мы с ее мамой стояли под окном, а Маня, помахав нам рукой, показала дочку Настю.

Сначала в Москве мне было очень одиноко без родных и друзей. Порой наваливалась такая тоска, что хотелось с кем-нибудь просто поговорить. И тогда я звонил Мане. Мы общались, правда, фрагментарно, Маня была занята ребенком, я — поглощен учебой. И потом я боялся, что мои звонки могут ей помешать. Может, они с мужем решили помириться после рождения дочки? Откуда я знаю…

Первое время Маня безвылазно сидела дома, кормила Настю грудью.

Как-то я забежал на минутку ее проведать и что-то принес. Я не знал, что когда за мной захлопнулась дверь, Маня попросила у мамы совета: «Что мне делать? За Вадика переживаю. У меня же ребенок…» Людмила Сергеевна мудро рассудила: «Если тебя любит, то и ребенка полюбит. А ты возьми и проверь его: прогони!» И вот в один из моих приходов Маня вдруг сказала: «У тебя своя жизнь. Я не могу связывать тебя по рукам и ногам. Не приходи больше…»

Для меня это было ударом. Наши, казалось, незначительные встречи постепенно складывались в определенные отношения. Я уже смотрел на нее не как на актрису, у которой стоит поучиться профессии, а как на женщину. Марина человек яркий, волевой. И как я теперь понимаю, чаще всего именно она выбирала мужчину, а не наоборот.

Я поступил в Школу-студию МХАТ прямо с колес! В. Долгачев (слева) с однокурсниками
Я поступил в Школу-студию МХАТ прямо с колес! В. Долгачев (слева) с однокурсниками
Фото: Из личного архива В. Долгачева

Конечно, и в нашей ситуации решающее слово было за ней.

Я уже опробовал на себе действие ее мощного оружия. Если она включает женское обаяние, устоять невозможно. У тебя реально башню сносит! Каждый миг нашего общения давал мне надежду: «Может быть? Да, может!» А тут вдруг она все резко оборвала…

Прошла неделя. Вдруг звонит Марина и приглашает меня поехать с компанией на пикник. Насте был всего месяц, но бабушка с дедушкой вызвались посидеть с ребенком и отпустили дочь развеяться.

Так получилось, что накануне ночью мы сидели у кого-то из общежитских на дне рождения. И не подозревали, что за стеной разворачивается драма. Девушка одного нашего товарища вдруг решила объявить ему, что бросает его.

«Ты куда?» — спросил парень, свесившись из окна. «Ухожу», — ответила она. «Ну, тогда я за тобой!» — крикнул и прыгнул с третьего этажа. Слава богу, жив остался, сломал только бедро. И тут началось! «Скорая», бессонная безумная ночь на допросе в отделении милиции. Открыли уголовное дело.

А в 9 утра мы с Маней и ее друзьями должны были встретиться на Савеловском вокзале. Я не мог там оказаться на сто процентов, потому что не помнил ни вагона, ни расписания. Но попал именно в ту электричку, именно в тот вагон и в то самое время. Невероятно!

Под Болшевом собралась большая компания. На берегу реки развели костер, жарили шашлыки, пели песни. Там и произошло объяснение.

Набравшись храбрости, я сказал Мане: «Как ты можешь меня прогонять? Я ведь тебя так люблю!»

На следующий день мы вернулись к ней домой вдвоем. Марина в ту пору уже переехала в родительский дом, поменяв квартиру. Они даже жили в одном подъезде: родители на четырнадцатом этаже, а она на пятнадцатом, в «двушке».

Когда мы вошли, Людмила Сергеевна внимательно на нас посмотрела, потом взяла маленькую Настю на руки и передала Марине: «Все, забирайте ребенка, родители!»

Так и началась наша семейная жизнь: Маня, маленькая Настя и я. Помню, как многие мои друзья все допытывались: «Как ты мог? Что чувствовал?.. У нее же ребенок от другого мужчины!» Но никаких внутренних противоречий или душевных борений я не испытывал.

Артистку Театра миниатюр по фамилии Голуб я отметил в спектакле «Лица». (Марина и Константин Райкин)
Артистку Театра миниатюр по фамилии Голуб я отметил в спектакле «Лица». (Марина и Константин Райкин)
Фото: Из личного архива В. Долгачева

Чужой ребенок не был для меня преградой…

9 мая мы вернулись к Мане после пикника, а через неделю я уже переехал к ней с вещами. Чего зря время терять? Мы же взрослые люди: мне 24, ей 26. Помните, как фильме «Обыкновенное чудо»? «Вы привлекательны, я чертовски привлекателен!»

Так уж получилось, что романтический период у нас ужался до двух месяцев и пришелся на момент, когда Маня только-только родила. Но мы и на гастроли вместе ездили, успевали и в компании погулять... Когда нам нужно было куда-то бежать, спускали Настю этажом ниже к бабушке и дедушке.

Манины родители были очень интересными людьми. Григорий Ефимович, сын репрессированных родителей, на войне был капитаном пехоты, закончил Высшую школу КГБ и работал какое-то время консулом в Финляндии.

Он долго скрывал, что его отец расстрелян, а мать 25 лет отсидела в лагерях. Но этот факт откопали и «понизили» Григория Ефимовича до директора мебельного магазина. Какое-то время он работал в московском управлении культуры, потом в райкоме партии.

Людмила Голуб когда-то была артисткой Театра имени Гоголя. А потом театр возглавил Борис Голубовский, а, как говорится, двум «голубям» под одной крышей не ужиться. Стало понятно: у кого длиннее фамилия, тот и остается. Людмила Сергеевна ушла из театра и стала ездить на гастроли по стране от «Москонцерта». «Бойцам невидимого фронта», как тогда называли чтецов, платили хорошо.

Маринина мама была очень яркая, темпераментная актриса и страшно переживала, что получила звание заслуженной артистки только под конец жизни...

Это был настоящий московский хлебосольный дом. Когда приходили гости, накрывались роскошные столы. Теща прекрасно готовила: и пекла, и мариновала, и солила... Любой ее завтрак превращался в пиршество.

Марина была не родной дочерью Григория Ефимовича. Вот судьба! Он тоже женился на женщине с маленьким ребенком. Ей было всего четыре годика, когда мама снова вышла замуж. Вначале Маня называла отчима дядей Гришей, но очень скоро спросила: «Можно я тебя буду папой называть?» Марина никогда не виделась с настоящим отцом, для нее папой был и есть Григорий Ефимович. Самое смешное, что они с ним удивительно похожи!

Мой тесть был очень сдержанным человеком, никогда не вмешивался в наши отношения, говорил мало, но по делу, очень умно и весомо.

Лидером в их семье была, безусловно, Людмила Сергеевна. Человек волевой, сильный, проживший и в жизни, и в профессии непростую судьбу. Марина характером пошла в нее. И когда их два темперамента сталкивались, только искры летели! А сталкивались они постоянно.

Как-то Маня призналась, что у нее всегда были сложные отношения с матерью. По ее словам, мама ее подавляла. Дошло до того, что в 16 лет она ушла из родительского дома и жила отдельно. Вероятно, Людмилу Сергеевну раздражало, что дочка очень похожа на ее бывшего мужа. Ну а потом возникла творческая ревность…

Людмила Сергеевна не очень хотела, чтобы дочь шла в актерскую профессию.

Свадьбу мы сыграли в 87-м. В ГУМе купили мне финский костюм, Марине свадебное платье сшила мама
Свадьбу мы сыграли в 87-м. В ГУМе купили мне финский костюм, Марине свадебное платье сшила мама
Фото: Из личного архива В. Долгачева

А Григорий Ефимович, наоборот, это поощрял. Мать пристально следила за карьерой дочери, не пропускала ни одного спектакля и не спускала ей ни одной ошибки. Все, даже самое неприятное, говорила в лицо, а Маня мгновенно вспыхивала от ее замечаний. Она очень на нее обижалась. Мне эти творческие конфликты матери и дочери были не очень понятны. Я-то считал, что Марина — человек очень талантливый.

А она о себе, смеясь, говорила: «Я влюбчивая!» Это я уже успел заметить. Как говорила ее бабушка: «Мы любим красивых». По Мане сразу видно, когда она влюблена, — она вся светится, будто внутри лампочка загорается. А когда все заканчивается, очень переживает, страдает...

Как-то она рассказала мне про свою первую несчастную любовь к своему однокурснику, красавцу Мите Золотухину.

У них на четвертом курсе случился роман, но все закончилось печально: Митя рано стал звездой, снявшись в фильме «Юность Петра», и бросил ее…

Мы с Мариной не торопились идти в загс. Честно говоря, я даже не знал: разошлась ли официально Маня со своим бывшим мужем. Ну какое это имело значение? Женя на нашем горизонте не появлялся. Я его видел на фотографиях в альбомах, знал, что он где-то есть. Платил ли алименты? Не знаю…

Маня часто ездила на гастроли, и мы с Настей жили одни. Она не боялась оставлять меня без своего контроля.

Наверное, потому что своим тонким женским чутьем четко меня сканировала. Я из очень патриархальной семьи, и не в моей натуре было искать себе на голову какие-то дикие романтические приключения. Если у меня есть любимая, зачем изменять? По всем статьям я был семейным человеком…

Три года мы с Маней жили в гражданском браке. Не потому, что меня проверяли, а просто так сложилось. Только на четвертом курсе встал вопрос о моей прописке. К тому же меня позвали на работу в Волгоградский театр, обещали главные роли. И возникли «качели»: ехать — остаться? А потом все-таки решили пожениться. Мы так давно жили одной семьей, что поход в загс уже был пустой формальностью…

Свадьбу сыграли в 87-м. В ГУМе мне купили финский костюм, Марине мама сшила свадебное платье.

И мы вдвоем отправились сочетаться браком. От нашего дома до загса шел прямой автобус. И вот мы с цветами, нарядные и счастливые, идем к остановке. Вдруг нас догоняет сосед:

— Вы куда?

— Жениться!

— Да вы что? Прямо так, что ли?! Подождите минутку…

И он на своем «жигуленке» лихо подвез нас к загсу. Там уже ждали свидетели. Одеты они были совсем не торжественно: мой друг был чуть ли не в шортах. Помню, как мы все над чем-то ржали. А когда тетя с лентой через грудь, перепутав слова, торжественно произнесла: «Совет народных комиссаров…», мы чуть со смеху не попадали.

Маленькую Настю я сразу полюбил как родную дочь. (Вадим и Марина с Настей)
Маленькую Настю я сразу полюбил как родную дочь. (Вадим и Марина с Настей)
Фото: Из личного архива В. Долгачева

А тут еще свадебный оркестрик, узнав актрису еврейского театра «Шолом» Марину Голуб, врубил «Хаву нагилу».

Потом мы решили повторно сыграть свадьбу у меня в Волгограде. Вся родня сбежалась знакомиться с Маней. Вот тут моя мама имела неосторожность поведать Марине семейную тайну. Однажды моему отцу предсказали раннюю смерть из-за порока сердца, который он заработал, упав ребенком в ледяную воду. И моя сердобольная бабушка, жалея сына, все время подливала ему водочки, чтобы тому веселее жилось. Мама, видя это, считала папу алкоголиком. Но умер он в 28 лет не от алкоголизма и не из-за порока сердца, а подхватив энцефалит.

Маня эту историю приняла близко к сердцу. И любая рюмка в моей руке впоследствии комментировалась так: «Ага!

Опять потянуло выпить!» Этот ярлык «наследственного алкоголика» как прилип ко мне, так и висит. До сих пор читаю в Маниных интервью одни и те же строчки: «У Вадика было пристрастие к алкоголю. Это у него наследственное…»

Маню вообще трудно переубедить, если она в чем-то уверена. Это черта лидера. Она и была лидером в нашей маленькой семье. Я это не оспаривал, мне казалось такое распределение ролей гармоничным.

Маня возвращалась домой из театра поздно, часто за полночь у нас собирались веселые компании. Она была заводилой в любой тусовке, «зажигалка», «энерджайзер», очень жизнерадостная и веселая. Я был совсем другим. Меня не очень-то принимали в московской компании, и оттого я чувствовал себя стесненно.

Наверное, потому выпивал более чем обычно, чтобы раскрепоститься. Первые годы мы много времени проводили на кухне — там собирались наши друзья, мы пели, играли на гитаре, шумно обсуждали театральные премьеры.

Нормальная московская артистическая жизнь. Но это не значит, что в нашем доме царила богема. Маня — очень хозяйственная, у нее все аккуратно, по полочкам. Ей от мамы передался талант кулинара. Она всегда любила покушать и никогда этого не скрывала. А по поводу своего лишнего веса совсем не комплексовала: «Ай, да и так хорошо!» Она в детстве занималась балетом и была очень пластичная, легкая.

Я контролировал ее питание, заставлял заниматься спортом. Марина ходила на массажи, сидела на диете, но очень быстро соскакивала с режима. Помню, как мы постоянно друг друга подкалывали.

Маня была лидером в нашей семье. Я это не оспаривал, мне казалось такое распределение ролей гармоничным
Маня была лидером в нашей семье. Я это не оспаривал, мне казалось такое распределение ролей гармоничным
Фото: Из личного архива В. Долгачева

Она кричала: «Не пей!», а я в ответ: «А ты не ешь!»

У нас сразу же очень плавно распределились обязанности. На мне были походы в магазины, добыча продуктов, глажка, стирка. Когда у Мани образовывалось свободное время, она готовила, убирала, занималась ребенком.

Настя прекрасно себя чувствовала в этой артистической атмосфере. Она поздно, часов в 11, засыпала. Помню, прихожу домой — кухня полна гостей, ребенок не спит. Я возмущаюсь: «Маня, к какому режиму ты маленького ребенка приучаешь? Может, она актрисой и не будет». «А я хочу с ней пообщаться», — возражала Маня. Она только вернулась из театра и соскучилась по дочке. И все равно в итоге Настя окончила ГИТИС… Споров, как воспитывать дочку, у нас никогда не возникало.

Когда она была маленькая, хлопоты были одни, подросла — стали другими. Маня заставила меня бросить курить: мол, в доме ребенок. Сама она курила мало, я же был заядлым курильщиком. Смешно, но когда Настя выросла, пристрастилась к курению. Однажды при встрече я возмутился: «Не понимаю, зачем же я бросал курить? Ведь сделал это, чтобы у тебя дурного примера не было! А ты?»

У нас с Настей с самого начала были хорошие отношения. Я ее полюбил как свою дочь. Она — девочка спокойная, в отличие от мамы у нее другой темперамент. Настя и не подозревала, что у нее есть родной отец, и называла меня папой. Я даже собирался ее удочерить, но не получилось: Женя не хотел от нее юридически отказываться… Все это время я и не подозревал, что однокурсники очень неоднозначно приняли мою женитьбу.

Как-то недавно встречаю старого приятеля, а он и говорит: «Ну, ты же женился на Марине Голуб, чтобы московскую прописку получить». Мне стало так смешно! Да тогда получить прописку нашему брату-студенту не представляло труда. Оформлялся фиктивный брак с одной из поклонниц, игралась комсомольская свадьба по полной программе, так что самый придирчивый проверяющий из загса (а такие были!) ничего не мог заподозрить. И все — ты москвич!

Да и потом, такое на шею повесить молодому, красивому ради прописки?! Да еще и имея сто шестьдесят рублей в кармане? Абсурд!

До четвертого курса у меня был практически один выходной. К концу недели я буквально падал от усталости.

Марина никогда не виделась с настоящим отцом, папой для нее был и остается Григорий Ефимович...
Марина никогда не виделась с настоящим отцом, папой для нее был и остается Григорий Ефимович...
Фото: Из личного архива В. Долгачева

В воскресенье мне выдавали детскую коляску, и я шел с Настей гулять в парк. Помню, в будни возвращаюсь после лекций домой. А меня ждут маленький ребенок, гора невыглаженных пеленок и грязная посуда. Ночью мы с Маней по очереди вставали к плачущей Насте, порой и вовсе не спали, если она болела. А утром надо было бежать на лекции. Но мы каким-то чудом еще успевали и в ресторанчик с друзьями забежать, и в кино посидеть.

У нас с Маней даже случались «загулы» — мы могли полночи бродить по Москве и обсуждать театральные темы. А у Мани была своеобразная манера вести беседу: вдруг остановится посреди тротуара и начинает представление — показывая что-то, она смешно подпрыгивает и руками машет. Дурдом какой-то!

Но я не замечал удивленных взглядов прохожих, а не отрываясь смотрел на нее. Мне была необходима ее помощь в профессии. Порой меня одолевали приступы отчаяния: зачем я поступил в этот институт? Может, не надо мне этим заниматься? Маня эти приступы умело сбивала и вселяла в меня уверенность. Но порой чересчур на меня давила, хотела сломать, переделать, а я не ломался…

Когда мы поженились, Марина была еще неизвестной актрисой. Она очень медленно шла наверх. Месяцами, годами…

Она блестяще выпустилась с дипломным спектаклем «Хэлло, Долли», после показа ее приняли в труппу Театра имени Маяковского. На радостях она поехала отдыхать на море, а когда вернулась, ее как холодным ушатом воды обдали: «Вас не взяли».

Кто? Почему? Ну как тут разберешься… Конечно, это удар для ее самолюбия! Потом был чтецкий отдел «Москонцерта», и только через несколько лет Марина попала в Театр миниатюр.

В 87-м умирает Аркадий Райкин, и театр, в котором работала Маня, стал называться «Сатириконом». Его возглавил Костя Райкин. В театре стали репетировать одну пьесу. Маня была занята во втором составе этого спектакля. Она дружила с актрисой, которой Костя дал роль Смерти, и на какой-то репетиции стала той показывать, как надо играть. Когда вечером она мне это рассказала, я развел руками:

— Мань, ты что? Нельзя этого делать ни в коем случае!

— А что тут такого? У нее роль не получается, я ей просто подсказала.

Удивительно, она такая опытная и вдруг забыла одну прописную истину: театр — террариум единомышленников!

Буквально через несколько дней против Марины разыгралась интрига, потом разразился скандал, и ее убрали из театра. У Мани срыв, шок от происходящего. Она ведь там была ведущей актрисой и вдруг оказалась не у дел. Помню, как Маня месяца два-три сидела без работы. На нее было невозможно смотреть без слез. Ей казалось, что жизнь кончилась. При ее-то амбициях оказаться у разбитого корыта!

Это были трудные времена. Вы спросите, как мы жили? Студент и актриса. Тогда актеров в сериалах не снимали, на телевидение не звали. Да как все! Родители помогали, Маня получала зарплату, я — стипендию.

Когда мы поженились, Марина была еще неизвестной актрисой. Она очень медленно шла наверх. Месяцами, годами…
Когда мы поженились, Марина была еще неизвестной актрисой. Она очень медленно шла наверх. Месяцами, годами…
Фото: PersonaStars.com

Нам, студентам, разрешили на четвертом курсе работать. И я разносил телеграммы. Вот тогда Маня и пошла работать в театр «Шолом».

Когда после окончания института меня не взяли в театр, Людмила Сергеевна устроила меня в «Москонцерт». И мы с тещей в одной бригаде колесили по стране. Но мне это соседство вышло боком. Ее, помню, очень сильно волновал только один момент: напьюсь я или нет. Периодически у нас из-за этого возникали разборки.

Да, у меня бывали срывы, но алкоголиком я никогда не был. К сожалению, должен признаться, что мог иногда сильно назюзюкаться, как говорится, «впасть в нирвану» от расстройства.

Помню, поехали мы с Людмилой Сергеевной в Молдавию с группой музыкантов и певицей.

А там пьют на каждом углу, вино-то копейки стоило. Моя теща даже не представить не могла этих масштабов. Она отработает концерт и идет отдыхать в свой номер, а мы с дуэтом баянистов попадали в руки поклонников. Угощали беспощадно, и отказаться было непросто!

Все мои выпивоны, если они и бывали, происходили в Манино отсутствие. Однажды она уехала куда-то на гастроли. Я остался дома один. А у меня был тяжелый период в жизни: я маялся без работы. На нашей площадке жил парень, очень веселый, компанейский. Вот мы с ним иногда и засиживались. Как-то теща поднимается к нам с маленькой Настей, а я «не в форме». Людмила Сергеевна после этого долго мне пальчиком грозила. Для нее мое пьянство было темой номер один. Ефимыч вообще в рот не брал, вот ей на контрасте и казалось, что я алкоголик.

Маня, конечно, об этом догадывалась, да и мама ей на мозги капала.

Может, в конце концов это и стало одной из причин нашего развода...

Она, как и Людмила Сергеевна, очень нервно на это реагировала. Помню, прихожу как-то после спектакля домой, а от меня вином пахнет. Мы с коллегами выпили по бокалу. И сразу же скандал! Оказывается, как-то даже Григорий Ефимович дочке посоветовал: «Разводись. Этот недуг тебе не победить...»

А потом, как снежный ком, стали появляться другие темы для конфликтов. Ссорились мы из-за мелочей. Это могло быть из-за безденежья. Вернее, деньги были, но их было мало. Или из-за того, что я не мог приезжать на дачу.

Бурный роман с Машей Смирновой так ничем и не закончился. Я не решился уйти от Голуб из-за ребенка. (Мария Смирнова со своим нынешним мужем Алексеем Серебряковым)
Бурный роман с Машей Смирновой так ничем и не закончился. Я не решился уйти от Голуб из-за ребенка. (Мария Смирнова со своим нынешним мужем Алексеем Серебряковым)
Фото: ИТАР-ТАСС

У меня репетиции в театре, опять попреки, ссоры, скандалы...

Марина была одержима работой, отдавалась ей полностью и без остатка. Она все время куда-то бежала, встречалась, тусовалась, участвовала в «капустниках» Дома актера, а я, наоборот, любил дом, размеренную жизнь. И ее весьма раздражало, что я не поспеваю за ней, за ее ростом. Наверное, я оправдывал свою фамилию Долгачев: слишком долго думал.

Как-то я прошел конкурс на телеведущего новостной программы. Но сказал Марине: «Я не буду работать в «Останкино». Это все чужое». Она возмутилась: «Ты что? Туда все мечтают попасть!» У меня уже был опыт телеведущего. В 94-м я вел первый в нашей стране отборочный тур певцов на «Евровидение». Но продолжать там работать я не захотел.

А она на это бурно отреагировала.

Жить с Мариной было все равно что жить на вулкане. Фонтанирующий товарищ! Я понимал, что бороться с ее темпераментом бесполезно, и старался относиться к нему спокойно. Но это давалось мне с трудом.

Однажды мы в первый раз крупно поругались. Не помню из-за чего. Помню только, как Маня рванула к шкафу, где хранились документы, чтобы уничтожить наше свидетельство о браке. Но по ошибке порвала в сердцах мое свидетельство о рождении. Мне потом пришлось склеивать его бесцветным скотчем. Предчувствуя повторную «атаку», я стал прятать от Мани документ. Так, на всякий случай. Когда ссора вспыхнула вновь, она ринулась к шкафу и разорвала… уже свое свидетельство о рождении.

Опять пришлось его склеивать. И как я ни прятал свидетельство о браке, она все же добралась до него и порвала в клочья. Но, как оказалось, при разводе оно не понадобилось. Нас и так развели…

Мы очень часто с Маней расходились. Врозь жили дольше, чем были вместе. Страшно представить, но я уходил от нее раз 25! Со стороны это, наверное, выглядело безумием. Что толку хлопать дверью, когда уйти мне было не к кому. Я ночевал и в театре, и на вокзале, и по друзьям мотался... Потом все возвращалось на круги своя: я звонил Мане, она звала обратно, и я сдавался. Но с каждым таким «уходом» что-то неуловимое умирало в наших отношениях. И это было уже не восстановить…

Помню, как мой друг оказался в такой же ситуации. И я ему с высоты своего опыта посоветовал: «Ты определись.

У Марины с Толей Белым была большая разница в возрасте, тем не менее они прожили вместе почти 10 лет...
У Марины с Толей Белым была большая разница в возрасте, тем не менее они прожили вместе почти 10 лет...
Фото: PersonaStars.com

Выбери. Если уходишь — уходи. А если остаешься, перестань хлопать дверью и скандалить. Просто тверди себе: «Я не прав». Даже если жена не права на сто процентов». Человек не может измениться по щелчку, значит, кто-то должен уступить. Умом я это понимал, но мне не хватало ни сил, ни терпения…

Когда я возвращался, первое время мы чувствовали себя на седьмом небе от счастья. Мы же молодые: 27—28 лет, чувства вспыхивали как спичка! А потом опять…

Что нас могло спасти? Самая счастливая развязка подобной ситуации произошла, как я слышал, у Владимира Меньшова с Верой Алентовой. Они разошлись и даже сделали попытку создать новые семьи, но тут возник фильм «Москва слезам не верит», совместная работа их свела, и они вновь поженились.

Такого судьбоносного поворота в нашей с Мариной жизни, увы, не произошло…

Ревновала ли она меня? Не знаю. Но когда я уходил, Маня начинала искать, у кого живу. И каким-то особым чутьем часто догадывалась, где я могу быть.

Она очень интуитивна и прозорлива в отношении других. И если на моем горизонте образовывалась «перспектива» женского рода, Маня начинала менять тактику, становилась спокойнее, ласковее, нежнее. И тут появлялись слова, которых в ее обычном лексиконе не было. На моих глазах происходили поразительные метаморфозы.

В театре «Летучая мышь», где я работал какое-то время, было много молоденьких девочек-балеринок. До серьезных отношений не доходило, но как только возникала такая угроза, на горизонте тут же появлялась Маня и буквально за шиворот оттаскивала меня от «пропасти».

Какое-то время у нас царил мир...

Как-то в очередной раз хлопнув дверью, я выскочил из подъезда и задумался: куда идти? Долго перебирал в уме возможные варианты, но получалось, что идти мне некуда. Пришлось проситься к друзьям в общагу ВГИКа. У этой семейной пары уже кантовался один товарищ, но они, сердобольные, меня приютили. Так мы и жили неделю вчетвером в маленькой комнатке. Спал я на полу. Как-то позвонил домой (мне нужно было забрать кое-что из вещей), а на том конце провода слезы: «Вернись… Давай начнем все сначала…» И после очередного трогательного примирения мы опять по десятому кругу начинали все сначала.

Сейчас, когда мы встречаемся с Настей, она меня называет Вадимом. (Марина Голуб с дочкой)
Сейчас, когда мы встречаемся с Настей, она меня называет Вадимом. (Марина Голуб с дочкой)
Фото: РИА-Новости

Какое-то время было спокойно, а потом опять ссоры, скандалы, хлопанье дверью...

Помню, однажды случился очередной скандал из-за, казалось, пустяка. Маня переврала фамилию моего друга, а меня это задело: «Я всех твоих друзей фамилии помню, а ты специально!» И понеслось. Я бросился к лифту, она побежала за мной. По-моему, это был единственный раз, когда она меня догоняла. Как-то спустя время зашел домой за паспортом, а она в слезы: «Вади-и-ик, давай мириться! Я такая-сякая».

Двум актерам в семье очень сложно. Только если договоришься жить по принципу: один стреляет, другой подносит патроны. Иначе война амбиций! В нашей ситуации я был готов подносить патроны, а Маринку раздирали противоречия: с одной стороны, ее это устраивало, а с другой — хотелось, чтобы я состоялся.

Марина пыталась со мной репетировать, но то, что она мне предлагала, мешало, а не помогало. У Мани все через край, она очень экспрессивная. Например, начинаю читать роль, она мне что-то советует, а я тут же в штыки. Слово за слово, и понеслось! Мне надо было до всего самому докопаться, понять, со всех сторон обмозговать. Маня смеялась и даже придумала мне прозвище — Философ. Был бы я поумнее и повзрослее, можно было это противоречие сгладить. Ведь была у меня идея уйти в режиссуру, была мысль перевестись во ВГИК. Но почему-то этого не сделал…

Помню, это было в один из периодов моих «блужданий». Мы то ли разъехались, то ли находились в стадии начала «боевых действий». И я с друзьями сидел в ресторане. Поздно вечером у гардероба кому-то из другой веселой компании не понравилось, что я нечаянно толкнул локтем их товарища.

И понеслась драка. Я с разбитым лицом поехал ночевать к кому-то из своих ребят. А назавтра у меня должна быть серьезная репетиция. Мои друзья, не сказав мне ни слова, позвонили Мане. Утром она примчалась и работала у моей постели заботливой медсестрой.

В принципе я — незлопамятный человек, но через какие-то обиды переступить не мог. Даже ходил на психологические тренинги. Но на такие занятия лучше ходить вдвоем. Марина вряд ли пошла бы со мной к психологу, она стояла на своем: «Я всегда права!», и точка. Ну, права и права…

Наверное, я не оправдал ее ожиданий. Маня рассчитывала, что я добьюсь большего, что, как она выражалась, прорвусь!

Она хотела, чтобы я наконец стартанул, и в этом смысле пережимала. Ей нужен был человек с определенным статусом, удачной карьерой. Я ее понимаю...

Попади я в какой-нибудь знаменитый театр, и все могло быть по-другому. Один актер, который хорошо знал Маню, как-то сказал: «Да она Вадима сожрала!» Но я с ним не согласен. Все дело в моих личных «тараканах», я, можно сказать, с собой еще не справился, а тут на мне такой груз ответственности — жена и ребенок...

Помню, в период перманентного расставания с Маней я чуть не попал к Трушкину в спектакль «Вишневый сад» на роль Лопахина, шли переговоры, я уже подготовился к вводу. Партнеры — сплошные звезды: Евгений Евстигнеев, Татьяна Васильева... А тут пришло приглашение ехать работать в антрепризу в Канаду, и я отказался от «Вишневого сада».

О чем до сих пор жалею...

Мы с Мариной, хотя уже и разошлись официально, решили поехать в Канаду вместе. И Настю взяли с собой. Нас выпустили всех только потому, что мы с Маней были в разводе. Эта очередная попытка помириться была похожа на агонию. Хотя внешне все выглядело прекрасно. Мы жили вместе, Настя все твердила: «Папа, папа...» И никто не подозревал, что мы давно уже чужие люди…

Я никогда не ревновал Маню. Не потому, что не к кому было, просто я ей доверял. Проверять, следить — зачем? О том, что у нее в театре «Шолом» начался роман, она сама мне сказала. Мы с ним часто встречались в одной компании, однажды я заметил, какие взгляды они бросают друг на друга.

Как-то спросил у Мани: «У вас роман?», она честно ответила: «Да». Собственно, это и было последней каплей.

Да и я влюбился в другую девушку, это была страстная любовь на разрыв аорты. Машка Смирнова ушла от мужа и поехала в Канаду танцевать по контракту в этом же спектакле. Наш с Машей бурный роман так ничем и не закончился. Я не решился уйти от Марины из-за ребенка. Мы же втроем приехали, я не могу пойти к другой тете спать — как Настя это воспримет? Да и как я мог их одних там оставить?

А тут Маня (так получилось, или она опять проявила свое тонкое женское чутье, не знаю) знакомит Машу с одним парнем-эмигрантом. И они женятся. (Теперь она жена Леши Серебрякова.)

В Торонто спектакль «Русские на Бродвее» мы отыграли всего раз пять.

Маня великодушно говорит: «Случайных мужчин у меня никогда не было...»
Маня великодушно говорит: «Случайных мужчин у меня никогда не было...»
Фото: Алексей Абельцев

Потом все накрылось медным тазом, и труппа оказалась на улице. Мы с Маней и Настей были вынуждены переехать из гостиницы к ее московским друзьям.

Я не знал, что делать. Оставаться в Канаде или уезжать? И Маня мне предложила: «Я остаюсь в Канаде, а ты отвези домой Настю». А через два месяца она вернулась. Но мы больше не делали попыток «начать все сначала»…

Почему вдруг расстаются два хороших человека? Я долго не мог найти ответ на этот вопрос. Мне кажется, Маня устала тянуть меня и помогать. У нее уже сложился стереотип: я бесталанный актер, неудачник. А бороться со стереотипами сложно.

Мы расстались, когда Насте исполнилось 6 лет. И за ее воспитание уже отвечал дедушка — Григорий Ефимович.

Правду о том, что я не ее родной отец, девочка узнала в девять лет. Как ей об этом сказала Марина? Не знаю... Довольно долго Настя при встрече терялась: как меня называть. Папой уже не могла, а по имени, видимо, стеснялась. Сейчас, когда мы встречаемся, называет Вадимом. Она окончила факультет менеджмента ГИТИСа, у нее своя фирма. Только сейчас они с отцом стали общаться, он ей помогает в бизнесе...

После Канады мы не общались года три-четыре. Не было повода. У меня началась своя жизнь, а у Маринки творческий подъем. Я приезжал к теще на обед, проведывал Настю, общался с Григорием Ефимовичем. Когда была жива Людмила Сергеевна, она меня встречала своей коронной фразой: «Ты не пьешь?»

Каждый раз при встрече я приглашал Маню на свои спектакли в театр «Сопричастность», где до сих пор с удовольствием работаю.

Ходил к Мане на спектакли в «Шолом». Там я первый раз увидел ее будущего мужа Толю Белого. Их история начиналась на моих глазах...

Вскоре я узнал, что они поженились. С Толей мы несколько раз пересекались. Я видел его на сцене, мне он показался весьма средним актером. Маня, думаю, приложила много усилий, чтобы вытянуть его. А он в отличие от меня оказался более активным. В актерских компаниях Толю хвалили, он очень хорошо читал стихи Бродского.

Я Маню хорошо знаю. Она — человек жертвенный, ей легче отдать, чем забрать. Она себя называет так: «Я слабая сильная женщина». Так уж она устроена — никогда не поинтересуется у мужчины, чем он может ее осчастливить, сразу же спрашивает: «Что я вам могу дать?»

У них с Толей была большая разница в возрасте, тем не менее они прожили вместе почти 10 лет. Я видел, что Маня была счастлива. Как-то позвонила мне, зная, что я увлекаюсь фотографией, и попросила: «Поснимай, пожалуйста, Толю». Краем уха слышал, что у них сложные переезды, что они строят загородный дом, вместе работают во МХТ.

А потом они неожиданно для всех развелись. Я только по слухам догадывался, что у Мани семейная драма. Она ни за что не стала бы искать у меня утешения, зная, что я могу сказать: «Опять наступила на те же грабли?» Да она и не приняла бы моего сочувствия...

Только однажды Маня позвонила. «Все так неожиданно... — зарыдала в трубку. — Это удар под дых...» Оказывается, Толя ушел к другой женщине в одночасье.

Маня тяжело переживала эту утрату. Слава богу, рядом была Настя. Она даже подругам ничего не говорила, ездила по монастырям, ушла в себя. Только сейчас снова ожила…

Как-то Маня призналась: «Я всегда была в поиске кого-то идеального». А ее идеалом был папа, который безумно любил свою жену. Маня часто вспоминает сценку, которая навсегда врезалась в ее память: «Однажды захожу домой и вижу — стоит папа у гладильной доски с ворохом белья, с удовольствием гладит и смотрит футбол». Но, увы, ей пока не везет: три бывших мужа были далеки от ее идеала… Правда, она всегда великодушно говорит: «Случайных мужчин у меня никогда не было...»

Я почему-то часто вспоминаю не день нашего знакомства, а день развода. Как бы прокручиваю жизнь с конца...

И все встает на свои места. Разводили нас по иронии судьбы в день рождения Марины — 8 декабря. Помню, как, получив развод, мы долго сидели, обнявшись, на скамейке и плакали. Маня, положив голову мне на плечо, причитала: «Вадька, мне тебя так жалко!» А потом слезы высохли, мы улыбнулись друг другу и разошлись в разные стороны: она — направо, я — налево...

События на видео
Подпишись на наш канал в Telegram



Новости партнеров




Звезды в тренде

Анна Заворотнюк (Стрюкова)
телеведущая, актриса, дочь Анастасии Заворотнюк
Елизавета Арзамасова
актриса театра и кино, телеведущая
Гела Месхи
актер театра и кино
Принц Гарри (Prince Harry)
член королевской семьи Великобритании
Меган Маркл (Meghan Markle)
актриса, фотомодель
Ирина Орлова
астролог