Любой актрисе, даже самой талантливой, необходима еще и удача. Наталия Антонова уверена: ей в жизни везет и на хорошие роли, и на партнеров по работе. Роли в сериалах «Каменская», «Другая жизнь», «Любовь императора» подарили молодой актрисе не только признание зрителей, но и немалый опыт в… съемке эротических сцен.
— Наташа, каково это — «играть любовь», да еще в компании именитых артистов? Ведь вашими партнерами были и Георгий Тараторкин, и Дмитрий Харатьян, и Алексей Кортнев. Не было ощущения, что режиссеры просто эксплуатируют ваши внешние данные, чтобы привлечь зрителей «клубничкой»?
— Любовь занимает огромное место в человеческой жизни, так что нет ничего постыдного в участии в таких сценах. Разумеется, я соглашаюсь в них играть, только если убеждена, что без этого нет нужного поворота сюжета, развития роли. А если бы вы знали, как такие сцены снимают! Это же сплошное веселье для съемочной группы. Чего стоил, например, наш с Лешей Кортневым «постельный» эпизод в сериале «Другая жизнь»! Задуман он был как очень важный, поворотный момент в отношениях героев. К огромной кровати, на которой мы с Лешей «возлежали», прикрепили специальный кран, чтобы Радик Аскаров, оператор, нас снимал сверху. Но все выглядело как-то не так, и Радик решил: «Лучше я камеру в руки возьму, кровать здоровая, поместимся, сниму вас поближе». По команде «Мотор!» мы с Лешей обнялись под простыней, сосредоточились друг на друге, а Радик с камерой приблизился к кровати.
Медленно влез к нам, «отфутболив» по дороге Лешину ногу, склонился, сделал шаг, другой и… с грохотом рухнул на пол! Не такая уж большая кровать оказалась… А как снималась сцена, в которой герой Димы Харатьяна, Феликс, насилует в примерочной кабинке мою героиню, Полину?! Сначала отсняли в самой кабинке какие-то кусочки, потом режиссер, Лена Райская, сказала: «Мы шторки закроем, а вы там повозитесь, как будто «это» делаете. Надо один план с ногами снять». Мы с Димой стали «возиться» и тут же впали в неукротимую истерику, а за шторкой умирала от хохота съемочная группа, комментируя движения наших ног.
— Похоже, вы — девушка без комплексов и умеете относиться с юмором даже к неловким ситуациям?
— Научилась я этому не сразу. Перед самой первой «эротической сценой» с Димой я дико смущалась и все думала: ну как я буду раздеваться перед заслуженным артистом России Харатьяном? Стыдно же безумно! По сценарию Полине стал нравиться Феликс, и она решила соблазнить его. Мне надо было снять перед Димой рубашку и сказать: «Может, я в вас влюбилась…» Я так стеснялась предстоящей съемки, что попросила оставить на площадке как можно меньше людей. На трусы мне повесили коробочку от микрофона — выглядит, как рация. Провод по телу протянули, микрофон на груди скотчем приклеили, и я, трясясь от волнения, нацепила рубашку. Камеру поставили так, чтобы снимать меня через Димино плечо. По команде «Начали!» я произнесла: «Может, я в вас влюбилась» — и скинула рубашку. Дима сказал: «Оп-паньки!» — и захохотал. У оператора от смеха затряслась камера, режиссер скорчилась за монитором, ассистенты захихикали. Я не поняла, что происходит: момент такой пронзительный — я настроилась, а они хохочут! Я же не видела себя со стороны: голая, вся в проводах, словно шпионка-неудачница, а на теле, как заплаты, выделяются ядовито-желтые полосы скотча…
— С Георгием Тараторкиным тоже веселились? Ведь в сериале «Любовь императора» вы сыграли Екатерину Долгорукову, любовницу императора Александра II. Сплошные любовные сцены…
— С Георгием Георгиевичем я познакомилась на пробах. Не представляла себя рядом с таким артистом и ответственность чувствовала невероятную. Решила: пусть даже меня не утвердят на эту роль, я и на пробах сделаю все, чтобы только ему не было стыдно за меня. Когда роль все-таки досталась мне, поверить не могла, во время съемок волновалась страшно, старалась молчать и слушать. Но, несмотря на то, что я намного младше и актерский опыт по сравнению с ним у меня такусенький, Георгий Георгиевич соглашался, когда я робко что-то предлагала во время обсуждения сцен, ни разу не заговорил покровительственным тоном. Я все время чувствовала себя уважаемым партнером! Это тем более необыкновенно, что я уже сталкивалась с тем, как некоторые талантливые и маститые артисты работают перед камерой — только на себя. Отрабатывают свой кусок, играют при этом замечательно, и… уходят. А я остаюсь одна доделывать нашу общую сцену. Потому что он — заслуженный и устал, а мне, молодой, начинающей, реплики из-за камеры будет подавать ассистент. Потом все смонтируют как надо… Тем ценнее иное отношение. Никогда не забуду, как снимали в «Другой жизни» прощание Феликса и Полины. Харатьян свое отыграл, камеру переставили на меня. И Дима сам за камерой встал и подавал мне текст! При этом плакал — по-настоящему, хотя его крупный план уже отсняли! Но он снова работал по полной, чтобы и у меня все получилось. Людей всегда видишь по их поступкам, особенно мужчин. Дима — настоящий друг.
— Вы дружите вне съемочной площадки?
— Мы с Димой вместе с нашими сыновьями ходим в фитнес-клуб, занимаемся спортом, в бассейне плещемся. К сожалению, не часто нам это удается. Но ведь друзья — это не те, с кем постоянно видишься, а те, кто на помощь приходит в трудную минуту. Как-то я попала в автомобильную аварию, сильно ударилась головой. Но решила к врачам не обращаться, подумаешь: синяк во все лицо — пройдет. Грима побольше положить, и будет незаметно. Харатьян, когда об этом узнал, немедленно нашел мне врача! Позвонил ночью, из другого города, с гастролей и строго сказал: «Это Дима. Пиши телефон хорошего доктора и немедленно к нему отправляйся. Вдруг у тебя сотрясение мозга, не смей запускать, это серьезно!» — Могли вы когда-нибудь представить, что такая знаменитость, как Харатьян, будет вам ночью звонить и интересоваться здоровьем?
— Многие артисты — холодные и далекие, как звезды. Про себя я делю партнеров на «звездунов» и «не-звездунов». Дима — «не-звездун». Приятно, что для меня он — просто необычайно добрый и чуткий человек. Конечно, когда мне было 18 лет, я и не думала, что буду дружески общаться с такими знаменитостями. Но однажды пришла на спектакль в «Ленком». Помню, на сцене танцевали молодые актеры, они по-настоящему заводили зал и получали огромное удовольствие сами. И я вдруг подумала: «Почему я так не могу? У меня такие же руки-ноги, может, я такая же, как они?» Меня словно током ударило.
— И решили убедиться, что у вас действительно правильные «руки-ноги»?
— В Щукинское училище поступила с первой попытки, но трудностей не избежала. Во-первых, я не просто так поступила, а целый год готовилась, посещала театральную школу. С нами занималась чудесный педагог Татьяна Романовна Титова, никогда ее не забуду. Я росла дико застенчивой, для меня даже отвечать в школе у доски всегда было пыткой, что уж говорить о сцене! Долго себя преодолевала, готовила вступительную программу. Тайком от родителей. Потому что — и в этом была главная трудность — родители были категорически против. Папа у меня военный, человек несгибаемый, выдвинул ультиматум: в театральном учиться не позволит, пока я не окончу Гуманитарный университет, куда поступила после школы.
Пришлось подчиниться. А мама убеждала меня, что актриса не сможет стать хорошей женой и матерью, значит, для ее дочек это неподходящая профессия. Да что там, оба мои родителя всегда считали, что главное предназначение женщины — быть женой и мамой.
— Вы с ними не согласны?
— Напротив, согласна. И сейчас больше, чем когда-либо. Только я не согласна с тем, что актриса не может быть хорошей мамой. Надеюсь, мои родители уже в этом убедились — их внуку, моему сыну Артему, почти семь лет. Когда я, учась на четвертом курсе, узнала, что жду ребенка, решила — все, никакая артистическая карьера мне не светит. А ведь меня только что пригласили работать в Театр им Н. В. Гоголя! Оставалось получить диплом, и — вперед, на сцену. Я думала: пойду к Сергею Ивановичу Яшину, главному режиссеру, признаюсь, а он мне скажет: «Еще студентка, уже беременная, а осенью премьера! Как ты могла!
Прощай!» Но Сергей Иванович вдруг добродушно заявил: «Хорошо, что сейчас! Рожай и приходи. Как раз к премьере успеешь». Так все и вышло. Дипломы нам вручал Владимир Абрамович Этуш. Я подошла — в вечернем платье, с огромным животом. Он окинул меня выразительным взглядом, приподнял бровь и сказал: «Вот молодец!
Ну все успела!» Сколько же натерпелся бедный Александр Анатольевич Ширвиндт, который ставил с нашим курсом дипломный спектакль «Два веронца» по Шекспиру...
Когда нам зачитали, кто будет режиссер-педагог, мы сначала онемели, а потом визжали от восторга! Но пока шли репетиции, наши девушки одна за другой оказывались в «интересном положении». Я стала третьей такой участницей дипломного спектакля. Узнав о моей беременности, Ширвиндт не смог даже как следует возмутиться. Он только постанывал: «Вы чего, девки-дуры, делаете? Как вас на сцену выпускать?» Мы ужасно старались не подвести Александра Анатольевича и до последнего, почти до самых родов, ходили и на репетиции, и на спектакли, прыгали по сцене, маскировали животы. Кстати, если бы не Ширвиндт, может быть, вся моя жизнь повернулась бы иначе.
— Вы, простите, на что намекаете?
— Да господь с вами! Просто именно Александр Анатольевич сказал последнее веское слово, когда решался вопрос — отпустить ли меня на первые в жизни киносъемки. И он свое «благословение» дал, хотя было самое начало четвертого курса.
Я поехала в Воронеж на целый месяц сниматься в фильме «На заре туманной юности» о поэте Кольцове — мне досталась роль его возлюбленной. А главную роль, самого поэта, играл в этом фильме мой будущий муж, Саша Вершинин. Мне было 22 года, ему 31, он читал мне стихи, рассказывал про Малый театр, в котором служил. Уже к концу съемок я совершенно потеряла голову, влюбилась по уши. Приехали в Москву, я стала ходить на все его спектакли. Саша играл такие героические, благородные роли… Для меня он такой же был и в жизни: замечательный, чистый, добрый человек! Сцена очень идеализирует людей. Я мечтала жить с ним всю жизнь, рожать ему детей. Он тоже считал, что нам надо поскорее начать жить «вместе до самой смерти», и через четыре месяца после первой встречи мы поженились. Свадьба была чудесная, гуляли два дня! Мы заехали в мое училище, там нам прокричали: «Счастья самой красивой девушке Щукинского училища!» Потом заглянули в родные пенаты Саши. Там нам прокричали: «Самые классные ребята в Щепкинском училище!»…
— И как вы стали жить-поживать?
— Замечательно. Собственным жильем мы обзавелись только через два года, сначала жили с родителями мужа. Какая же я была счастливая! Любовь окрыляла меня, давала неимоверные силы, я могла горы свернуть, вообще не уставала. Прибегала после спектакля, надраивала полы в квартире, готовила еду, крутилась, как белка. Наутро — ребенка в сад, сама на репетицию, бегала по делам, а вечером снова неслась домой, к любимой семье. Года три я с этим ощущением счастья и восторга прожила. А потом оно стало уменьшаться, уменьшаться, пока не исчезло совсем.
— Куда же оно подевалось?
— Любовь двух людей — как принцип сообщающихся сосудов. Надо чувство друг другу отдавать, тогда есть силы, есть чем жить. Если один любит, а другой только позволяет себя любить — это ужасно. Когда мы поженились, Саша погрузился в семью так же, как и я. Он мечтал о сыне, и когда родился наш замечательный Артем, так похожий на отца, муж был счастлив. Но потом он заскучал: быт, да еще не очень хорошо устроенный — это тяжело. Самое главное — Саше не хватало ответственности за нас, за меня и сына. Дожив холостяком до 31 года, муж уже привык быть сам себе хозяин. У многих артистов посиделки до утра после спектакля — образ жизни.
Помню, сына спать укладывала и дежурила, как сумасшедшая, у телефона. А Саша все не звонил… Потом оказывалось: он и не думал, что я могу волноваться. В самом деле, мы же взрослые люди, о чем беспокоиться? Мне становилось горько. Саша был такой же, как раньше, талантливый, замечательный, хороший человек. Но на семейную жизнь мы смотрели абсолютно по-разному. Муж пытался соединить несовместимые вещи. Ведь невозможно семейному человеку находиться в свободном полете. Выбор невелик: или у него семья, или он «зажигает».
Непреодолимые противоречия — вот как это называется. Так глупо: сценарий читаю — и с характером и поведением героини все понятно, подружка на жизнь жалуется — ей все по полочкам раскладываю, я — самая мудрая женщина на свете. А вот как в собственной жизни разобраться? Когда я поняла, что начинаю требовать от мужа любви к себе, у меня не осталось надежды. Мне даже приходила в голову мысль о втором ребенке. Хорошо, что вовремя одумалась! Разве можно цементировать живым человечком рухнувший брак? Я боялась за Артема: наш сын жил в несчастливой семье. И я попросила развод.
— Муж не пытался поправить положение?
— Саша был категорически против развода. Он знал, как сильно я его любила, и, видимо, считал, что никуда не денусь. Пришлось откровенно рассказать о том, что я чувствовала себя нелюбимой, несчастной и жить так не согласна. Саша обещал, что все изменится, наладится. Но мы снова и снова ссорились, ругались и кричали. Однажды терпение мое окончательно лопнуло.
Мы развелись. Это было три года назад, и понадобилось немало времени, чтобы мы смогли общаться как цивилизованные люди. Мы знаем общую цель нашей жизни — наш сын должен чувствовать, что он любим и отцом, и матерью. К счастью, Саша с Артемом друг друга обожают. Сын очень переживал наш разрыв, одно время все пытался помирить папу с мамой. Невыносимо тяжело рассказывать наивному малышу про взрослые отношения. Кажется, удалось убедить его, что папа и мама, хоть вместе и не живут, любят его по-прежнему — По прошествии времени не возникло желания начать все сначала?
— Этого и не нужно. Со мной Саша не был счастлив. Может, он еще встретит женщину, с которой ему будет хорошо.
Мы же не знаем, кто кому предназначен на самом деле. Я после развода испытала большое облегчение. Как-то подруга в театре спросила: «Ты что, снова ребенка ждешь или влюбилась? Поправилась, расцвела!» Я действительно некоторое время походила на мешок костей, развод меня значительно украсил… Но, несмотря ни на что, я уверена: мы были вместе не зря, раз родился такой замечательный человек, как наш сын. Сейчас мы находимся в процессе «дележа имущества» — нашей общей с Сашей квартиры. Мы с Артемом перебрались к моим родителям. Нам хорошо всем вместе. Дедушка для внука — настоящий авторитет. Сын мне то и дело говорит: «Мама, так дедушка сказал!» Моя мамочка, 25 лет проработавшая педагогом в школе, как-то быстро и незаметно научила Артема и считать, и читать. Мне удалось с ним только буквы освоить, в слова у нас не получалось складывать.
— Вы упомянули, что отдали ребенка в сад. Разве не лучше пригласить в дом няню?
— Меня тоже отдали в ясли с двух лет, хотя я была таким домашним цветочком...
Будь у меня дочка, я бы, может, пожалела ее отдавать в садик, девочку можно держать в «парниковых» условиях. А мальчику общение необходимо. Сын должен учиться быть самостоятельным, общаться, все уметь, за себя постоять, если нужно. Мои родители с этим полностью согласны.
Кстати, Артему в садике так нравилось общаться с детьми, что он стал просить у меня брата или сестричку. Хорошо, что моя сестра Светлана полтора месяца назад родила дочку Машу, теперь у Артема есть сестренка. Надеюсь, они не будут драться, как мы со Светой в детстве. Сейчас она мне и сестра, и подруга, а тогда!.. Света всегда была сильнее меня, несмотря на то, что я старше, и меня все время «давила». Она очень сильная натура, мудрее, взрослее меня, а я — более эмоциональная, летаю в облаках. Например, замуж, в отличие от меня, сестра вышла за человека, которого хорошо знает уже семь лет. Я так хочу, чтобы все у них было хорошо! Наши родители 31 год живут вместе, и мы с сестрой всегда знали, какой должна быть настоящая счастливая семья…
— Вы говорите с интонацией мудрой старушки. Неужели вы поставили крест на личной жизни?
— Никакого креста я, разумеется, не ставила. Я стала осторожней, жестче, уже не бросаюсь к людям с открытым сердцем, как раньше. Но это нормально, я же взрослая самостоятельная женщина, мама. Девичьи мечты — встретить прекрасного принца — у меня давно пропали. Конечно, я хочу, как и всякая женщина, любить и быть любимой. И еще детей очень хочу. Просто я не готова к этому именно сейчас. Надеюсь дождаться такого момента, когда мне очень сильно захочется замуж и обязательно — за любимого человека.
