Анна Леванова: «Я увидела Рэйфа Файнса и превратилась в пятилетнюю девочку»

«Мы общались — Рэйф Файнс говорит по-русски. С акцентом, но очень мило. Я однажды сказала: «Мне скучно». А он отвечает: «Скучно? Когда скучно, я читаю. Если читать, можно не заметить, как пройдет время». И мне стало немного стыдно», — рассказывает актриса Анна Леванова.

— Анна, в этом году сразу три проекта с вашим участием вошли в линейку мелодрам «Как долго я тебя искала» на канале Dомашний — «Сестры по любви», «Под маской любви», «Не оставляй меня одну». Во всех — любовь, непростой выбор, внутренние конфликты. Вас часто приглашают на роли героинь, которые проходят через сильные переживания. Как думаете, почему именно такие роли вам предлагают?

— Это интересный вопрос. Думаю, если тебя утверждают на роль, значит, что-то от этого персонажа в тебе есть. Режиссеры действительно видят во мне потенциал именно для непростых, противоречивых героинь — с внутренней драмой, с поисками себя, с болью. Наверное, что-то такое в моей энергетике считывается. Я не про легкость и хрупкость, у меня другая природа. Но все-таки между собой мои героини не схожи. Вот и в упомянутых вами проектах я сыграла трех абсолютно разных женщин: из разных миров, с разными темпераментами, с различными способами существования.

— А какая из них ближе вам по духу?

— Конечно, Мария из сериала «Под маской любви». Она пластический хирург, очень импульсивная, живая. Захотела быть с мужчиной — пошла за этим чувством. Разочаровалась — разорвала отношения. Она не боится слушать себя, доверяет внутреннему голосу. Это мне близко. Я вообще люблю героев, которые не следуют шаблону, а живут по наитию. А вот Светлана из «Сестер по любви» — противоположность Марии. Очень правильная, рациональная. Мы даже решили, что у нее, возможно, легкая форма ОКР (обсессивно-компульсивное расстройство. — Прим. ред.). Ей нужно, чтобы все было по правилам: окончить школу, поступить в мединститут, получить диплом с отличием. Она живет по системе, но сталкивается с хаосом, которого в жизни немало. И это выбивает ее из колеи.

— Вы сама не такая? Не любите, чтобы все было разложено по полочкам?

— Я, во всяком случае, хорошо понимаю таких людей. Как и тех, кто действует импульсивно. Во мне заложено и то, и другое. Иногда я — сама структурированность: приглаженная, строгая. В такие периоды чувствуешь потребность в тишине, ясности, четких границах. А иногда, наоборот, хочется хаоса, живого движения, свободы.

— Ради роли Марии вы подстриглись?

— Мы с режиссером обсуждали, как внешне отразить импульсивность героини. Каре как раз хорошо передавало этот характер. Мы даже думали покрасить волосы в рыжий цвет, но канал не одобрил.

— То есть вы легко идете на перемены?

— Я готова даже наголо побриться, если это действительно нужно. Волосы не руки, отрастут. Для актрисы это эксперимент — и внешне, и внутренне. Ты ощутишь себя по-новому, узнаешь, как поменяется поведение, реакции, эмоции. Похудеть и поправиться для меня тоже не проблема. Но важно, чтобы все происходило бережно. Нельзя скинуть десять килограммов за неделю. Это огромная нагрузка и на печень, и на желудок, и на весь организм. Я за осознанный подход.

— Кажется, при всей непохожести все же есть то, что объединяет ваших героинь в осенней линейке премьер «Как долго я тебя искала. 100 историй любви» на Dомашнем. Они все медики — будущие или настоящие...

— Да, действительно. Первое, что их объединяет, — принадлежность к медицине, второе — они довольно сильные женщины, но каждая со своими травмами. Героиня «Не оставляй меня одну», Ольга, по профессии хирург, а это уже многое говорит о характере человека. Моя Ольга стойкая, волевая, при этом хорошо чувствующая этот мир. Она спасает людей, несмотря на их статус в обществе, ведь перед недугом все равны.

— В мелодраме «Не оставляй меня одну» у вашей героини служебный роман…

— Отношения с молодым ординатором Ильей гораздо больше, чем служебный роман. Поначалу Ольга не видела в этом «мальчишке» мужчину. Но он добился ее внимания. Потому что, несмотря на молодой возраст, Илья своими поступками доказал Ольге, что намерения у него серьезные. Думаю, если между людьми есть настоящая любовь и понимание, разве вопрос в возрасте? Главное — ментальная зрелость обоих.

— У вас обширная фильмография. И все же любой актер сталкивается с ситуацией: проходишь пробы, тебе все нравится. Проект хороший, режиссер — сильный, команда крутая. А тебя не утверждают. Как с этим смириться?

— Даже если тебя не утвердили, случилось хорошее взаимодействие — значит, уже не зря. А дальше включается тысяча факторов: кто-то нравится режиссеру, но не проходит утверждение у канала или продюсеров. Или, например, вы с партнером по отдельности оба прекрасны, но вместе не смотритесь. У меня два жизненных правила. Первое: «Кто ищет, тот всегда найдет». А второе — «Мое всегда будет моим». Я не держусь за то, что мне не принадлежит. И это не только про профессию, но и про отношения, и про дружбу. Если я чувствую, что человеку со мной неинтересно, — надо отпускать друг друга.

— Получается, вы фаталист?

— Скорее, это способ немного снять с себя ответственность. Но и правда — если я буду убиваться, что изменится? Ничего. Надо идти дальше. Это не про фатализм, а про умение не зацикливаться на том, что тебе не интересно, и на тех, кому ты не интересен.

— Какой партнер по съемкам вам особенно запомнился?

— Рэйф Файнс. Мы общались — он говорит по-русски. С акцентом, но очень мило. Я однажды сказала: «Мне скучно». А он отвечает: «Скучно? Когда скучно — я читаю. Если читать, можно не заметить, как проходит время». Мне стало немного стыдно.

— Речь идет о фильме Веры Глаголевой «Две женщины»?

— Да, я снялась в нем сразу после института. На этот проект был огромный кастинг. Я на него сходила и, честно говоря, уже совсем забыла об этом. А через десять месяцев мне вдруг звонят и говорят: «Вы приглашены на пробы». Я удивилась: «Подождите, но я же уже была!» — «Да, мы знаем. Но теперь пробы с другим партнером — Никитой Волковым, плюс нужно пройти пробы грима, костюмов». Я приехала — и закрутилось. Помню, однокурсница сказала: «Ты знаешь, пишут, что в проекте будет сниматься Рэйф Файнс». Я отмахнулась: «Ну мало ли что напишут в интернете». А потом увидела его и превратилась в пятилетнюю девочку! Рэйф первым подошел, представился. Когда его гримировали, я выглядывала из-за угла — как ребенок, когда в дом приходят гости. Мне было 25 лет… Невероятный опыт. Во-первых, полный метр, во-вторых, то самое кино, где выработка три минуты в день — это уже удача. Костюмы, пробы, разборы ролей, потом ты сидишь, ждешь солнце...

— Каким Вера Глаголева была режиссером?

— Я полностью доверяла Вере Витальевне. Она не давила, а направляла. Могла просто подойти, взять за локоток, заглянуть в глаза и тихо сказать: «Ну вот пойми, здесь ты должна...» И я понимала все с полуслова. Но однажды я никак не могла выполнить задачу режиссера. Накануне снималась сцена под проливным дождем. Очень красивый кадр: моя Верочка бежит, раздавленная предательством. На мне — историческое платье, корсет. Под струями поливальных машин бегу по грязи по аллее, вся промокшая. А было холодно и вода ледяная, мышцы сводило от судорог. Мокрая ткань тянула вниз, завязки впивались в тело. Потом даже синяки были на талии.

На следующий день нужно играть последнюю сцену моей роли: Верочка бежит за Беляевым в лесу, он уходит, она его больше не увидит. Любит его безумно, но не может ни позвать, ни остановить. Очень сильная эмоция. А у меня — все, нет ресурса. Организм на пределе, в голове пустота, белый шум.

Снимали на пленку, не на цифру. Вера Витальевна тогда впервые за весь съемочный период прикрикнула на меня, очень строго сказала: «На Рэйфа Файнса уходит меньше пленки, чем на тебя! Чтобы я тебя не видела! Иди в лес, бегай там и приходи, когда будешь готова». И я ушла. Просто бегала по лесу.

— Строгая…

— Это, конечно, режиссерская манипуляция. Я сама режиссер и понимаю: не всегда достаточно просто поговорить с актером. Моя героиня должна задыхаться от чувства, от невозможности сказать. И Вера Витальевна знала: мне нужно дать время войти в нужное состояние. Набегавшись, я вернулась к группе. И тут Глаголева шепотом говорит: «Мотор, камера». Вот буквально очень тихо, чтобы не спугнуть мою эмоцию. Она потом рассказывала: «Я посмотрела на тебя и увидела, как на виске пульсируют вены. И поняла: ты готова».

С тех пор я взяла за правило внутренне настраиваться и подавать режиссеру сигнал, когда можно начинать. Так всем и говорю: «Я сама подниму большой палец, когда буду готова войти в кадр».

— После съемок вы общались с Верой Витальевной?

— Да. Мы встречались на фестивале, она звонила. А я вот не звонила… Мне казалось, что могу побеспокоить, помешать. А она говорила: «Почему ты не звонишь? Забываешь своего режиссера?» У нее был задорный голос, как у мальчишки.

— Она могла бы вас еще где-то снять…

— Думаю, да. Насколько знаю, я была в ее «дрим-каст» на один из будущих проектов — о Тургеневе, о его романе с Полиной Виардо. Предполагалось, что я сыграю роль внебрачной дочери писателя. Но, к сожалению, мы не успели, Веры Витальевны не стало…

— После этого вы снялись в британском телесериале «МакМафия». Как туда попали?

— Меня попросили записать самопробы. Я три раза отказывалась: «Нет, нет, что вы, я же не говорю по-английски». Хотя на самом деле в проекте было много сцен и на русском — например, с отцом. Но, конечно, английский тоже требовался. В итоге попросила своего бывшего супруга записать реплики с нужной интонацией. Просто слушала его голос, ловила ритм, повторяла, почти не понимая смысла, — на слух. Честно, до последнего не верила, что это возможно. Но, наверное, если судьба, то она тебя все равно догонит.

— С чего для вас начался путь в профессию? Когда впервые появилась мысль стать актрисой?

— У меня с детства было много увлечений и мечт. Я ходила в музыкальную школу, училась по классу фортепиано. Правда, начала довольно поздно — в шестом классе. Сама выучила этюд, сдала экзамен, меня приняли. Пришла домой и сказала: «Мама, я учусь в музыкальной школе. Покупайте мне фортепиано». Мне купили — «Лирику». Это было так здорово! А до этого занималась в Детском театре эстрады под руководством Валентина Овсянникова — классической хореографией, народными танцами, вокалом, игрой на ложках. Ездила на автобусе до метро, мама встречала меня после работы, и мы вместе добирались до репетиций. Домой возвращались к одиннадцати. А потом еще — сочинение, домашка… Но знаете, это, видимо, или привычка, или внутренний мотор. Просто по-другому я не умею. «Драмкружок, кружок по фото, / Хоркружок — мне петь охота» — это про меня. Но больше всего нравилось быть на сцене, выступать, чувствовать энергию зрительного зала.

А в восьмом классе вдруг что-то внутри переключилось — и я решила, что хочу стать врачом. Причем не просто врачом, а хирургом. В девятом всерьез собиралась поступать в медучилище, но в последний момент передумала.

— Почему?

— Решила дать себе еще два года поразмышлять и доучиться в школе. Ведь в пятнадцать лет невозможно окончательно понять, кем ты хочешь быть. Люди и в пятьдесят не всегда это знают. Так почему бы чуть-чуть не подождать. Пошла заниматься в драматический кружок, и мне это очень понравилось. Получала удовольствие от самой работы — от репетиций, от поиска образа. Тогда и подумала: надо попробовать поступить в театральный. Но удалось это далеко не сразу. Я четыре года пыталась. Это был настоящий марафон: каждое лето — творческие туры, списки, ожидание…

— Родители поддерживали вас на этом пути?

— Да, с самого начала я чувствовала поддержку. Родители никогда не говорили «Ты должна быть экономистом» или «Иди в юристы». Наоборот. Единственное, мама, конечно, очень переживала. Ведь каждый отказ — это как маленькая смерть. Особенно в юности. Кажется, что все рушится, не знаешь, куда двигаться дальше. А мама, видя мое состояние, страдала еще больше. Но не останавливала.

— Вы единственная из всей семьи, кто пошел по творческому пути?

— Да. Сестры — педагоги. Старшая Олеся преподавала русский, литературу, а сейчас — английский. Средняя Юлия — историю и обществознание, но недавно отучилась на нутрициолога и практикует. Я из многодетной семьи. А когда моему двоюродному брату было пять лет, у него умерла мама. И моя мама, его крестная, стала опекуном. Так нас стало четверо. Мы росли в живой, настоящей семье, где каждый стремился занять свое место.

— Ссорились?

— Конечно. Как без этого? Мы жили в одной квартире, делили пространство, родителей — это нормальный путь взросления. Дрались, спорили. У нас были дежурства: кто моет посуду, кто убирает. Мне доставалась уборка ванной и туалета — как Золушке. (Смеется.) Но это хорошая школа.

— И вот вы раз за разом штурмовали театральный институт. Вы где-то в это время работали?

— Я училась в музыкальном училище. И работала в школе педагогом дополнительного образования, была руководителем детского ансамбля. Это-то меня и поддерживало, иначе все эти провалы превратились бы в полную катастрофу. Я думала: пока есть возможность — надо пробовать. Ведь все очень индивидуально. У нас, например, на курсе была девочка, которая поступила в тридцать лет. Тут многое зависит от настроения, выбора педагога, от того типажа, который ему нужен. Вначале я шла вслепую: брала монологи, не думая, подходят ли они мне. Порой доходила до финальных туров, иногда вылетала на втором. Но каждый раз получала опыт. А он, как известно, никогда не бывает напрасным.

— Вы поступали в разные вузы?

— Конечно, как все. Только во ВГИК не хотела в последние годы, устала — он был слишком далеко от дома, я тогда жила в Южном Бутово, а ВГИК — на ВДНХ. Это целое путешествие. Помню саму атмосферу поступления. Ты приезжаешь рано утром, становишься в очередь, знакомишься с другими абитуриентами, кто-то играет на гитаре, кто-то поет. Это особенное время: не студенчество, а именно вот эти вступительные экзамены. Волнение, ожидание, надежда. Все на пределе.

— И как же вам удалось добиться своего?

— Я попала на подготовительные курсы в Школу-студию МХАТ. Там не навязывали правильных интонаций, не ломали. Все строилось на этюдах, на поиске своего внутреннего материала. Это мне очень помогло найти и выбрать свой материал для поступления. И я поступила в Щепкинское училище.

— Что почувствовали, когда увидели свою фамилию в списке?

— Ликования не было. Скорее — глубокий выдох. Все удивлялись: «Почему ты не радуешься?» А я уже столько раз проходила весь этот путь, что в голове осталась только одна мысль: «Теперь начинается настоящая работа».

— На вашем курсе преподавала Римма Солнцева. Она учила многих будущих звезд. Юру Борисова, например…

— Тимофей Трибунцев — тоже ее ученик. Да целое поколение актеров вышло от Риммы Гавриловны! Со мной учились Лера Федорович, Иван Мулин, Иван Жвакин, Виктория Соловьева, Юра Борисов… Но я не сразу попала на этот курс. Сначала училась на платном у Василия Ивановича Бочкарева. Он мне говорил: «У тебя все есть. Просто научись этим пользоваться». Очень важная мысль! А потом ректор «Щепки» Борис Николаевич Любимов на совете с педагогами предложил мне перевестись на курс, где преподавала Римма Гавриловна Солнцева. И уже на бюджет, так что я очень благодарна за эту возможность.

— А вы верите, что актер может состояться без профессионального образования?

— Безусловно. Та же Вера Глаголева не имела такового. Но у нее был Родион Нахапетов — ее муж, наставник, учитель. Все зависит не от «бумажки», а от пути. Очень много актеров с дипломами, которые не состоялись.

— Но вы все же хотели именно учиться, не просто освоить профессию?

— Конечно. Потому что институт — это не только знания, база навыков, но и знакомства, среда. Возможность раскрыть себя, расширить диапазон. Когда ты попадаешь в кино, тебя часто хотят эксплуатировать в одном амплуа. А в институте, особенно в самостоятельных отрывках и этюдах, есть возможность попробовать то, что хотелось бы сыграть. Это очень важно.

— Когда вы учились, уже было понятно, кто из однокурсников станет востребованным актером?

— Нет. Это совершенно непредсказуемо. В профессии вообще очень многое решает случай. Сегодня ты сидишь на парах в институте, завтра — на съемочной площадке, а послезавтра — вообще не поймешь, где окажешься. Все как в лотерее! Вот, например, Юра Борисов с первого курса начал активно сниматься. Часто пропускал занятия, но его не отчисляли. Нам давали возможность сниматься. Потому что съемки — это тоже школа. Причем очень серьезная. В театральном институте не учат, как играть в кино и вести себя на съемках. На съемочной площадке очень быстро учишься. Там другие ритмы, другие требования, другая правда. Это свой отдельный институт, только без теории — все через практику, через «здесь и сейчас».

— А вам самой удавалось сниматься во время учебы?

— Конечно. Я ходила на кастинги, старалась не упустить возможность. В профессии ведь как: ты должен быть двадцатилетним с десятилетним опытом. Конечно, я шучу, но в этом есть правда. Никто не будет ждать, пока ты доучишься, созреешь. Все нужно делать параллельно. Учеба и работа не исключают друг друга. Так было и позже, когда я пошла на режиссуру. Сначала паниковала — как я вообще осилю монтаж? Столько программ, столько нюансов. Но открыла программу для редактирования видео, испортила несколько роликов, помучилась — и научилась. Главное — не бояться делать, можно всегда спросить знающих людей, и они подскажут. Выход есть всегда — было бы желание.

— Помните свою первую роль в кино?

— Помню. Это был крошечный эпизод в четырехсерийке «Красавчик». Я играла девушку легкого поведения. У меня был огромный розовый бант, зеленые туфли на шпильках, яркая рубашка. Снималась вместе с Олей Лерман. Сюжет там забавный: Оля играла героиню, которая переодевалась парнем, чтобы влиться в мужской коллектив. А моя героиня в нее влюблялась, не зная, кто она на самом деле. Очень короткая сцена, но для меня — целое событие.

Хотя первой настоящей актерской работой я все же считаю фильм «Прощание славянки». Там я играла дочь героини Евгении Добровольской. Помню, как приносила на съемки идеи. И режиссер всегда говорил: «Давай попробуем». Это невероятно вдохновляло.

— Удалось пообщаться с Евгенией Добровольской?

— Не особо. Она была занята. Но это нормально. Когда у тебя съемки, ты хочешь отработать сцену и потом просто отдохнуть. Помолчать. Поспать. Все по-честному. Она была очень крутая. Светлая память.

— Помните, на что вы потратили свой первый гонорар?

— Если честно — нет. Думаю, он пошел на аренду квартиры. Сейчас у меня другое отношение — я стала себя благодарить. Например, могу купить кольцо или платье. Как-то порадовать себя: чего тебе давно хотелось? Вот это? Поехали. А раньше — все практично.

— Семья следит за вашими успехами?

— Родители очень внимательно следят. Мама говорит: «Я тебя по телевизору чаще вижу, чем в жизни». Сестры не всегда успевают. У всех дела, много работы, и сестры не смотрят телевизор.

— Вы задумываетесь о будущем? Представляете себя через десять лет или живете сегодняшним днем?

— Я стараюсь не зацикливаться ни на прошлом, ни на будущем. Получать удовольствие от момента — вот это для меня важно. Потому что, если все время жить только для «потом», можно не заметить, как проходит «сейчас». Но если говорить о будущем… Да, конечно, я представляю себя через десять лет — успешная и счастливая! Также очень хочу развиваться как режиссер. Это невероятное чувство — видеть, как актеры на площадке воплощают то, что ты придумал, когда твой замысел оживает на экране благодаря целой команде.

— Вы не говорите о личной жизни. Почему?

— А зачем? Это не про секреты, просто я не вижу смысла в этом. Про меня и так все известно: возраст, знак зодиака, можно составить натальную карту. (Улыбается.) Этого более чем достаточно. Да, я была замужем. И ни одно свое решение, ни одну встречу не хотела бы изменить. Любые события, конфликты, ошибки — все это было частью моего пути. Иногда реагировала резко, слишком эмоционально. А теперь понимаю, что могу работать с этим — со своими реакциями, эмоциями. Этому ведь не научишься в теории — только через опыт. Не было бы у нас опыта, мы бы не знали, как жить.

Pantone назвал цвет 2026 года: 10 вдохновляющих интерьеров в главном оттенке

Читать материал