«Тине Баркалая, нашей подруге, присудили приз на «Кинотавре» за короткометражку. Но не объявили на сцене и не вручили. Тина сидела на пляже и горевала. Моя пятилетняя тогда дочь Саша подошла к ней и спрашивает: «Что с тобой случилось?» Тина стала рассказывать. Саша стояла, очень внимательно слушала. А потом говорит: «Тин, хочешь совет?» — «Хочу». — «Забудь!» — вспоминает Алена Хмельницкая.
— Алена, вас можно поздравить с выходом на мировой кинорынок? Скоро на Netflix появится сериал In from the Cold — «Из холода», где у вас одна из главных ролей. Как вам удалось ее получить?
Алена: Случайно. Мой агент прислала мне предложение от Netflix. Я сняла самопробы и постаралась просто об этом забыть, чтобы не переживать. Считала, что получить такую работу невозможно, поскольку есть русские артисты, которые давно снимаются на Западе, а тут все же одна из главных ролей в международном проекте, в шпионской истории, истории разведок. Да, это такая шпионская сага с элементами фантастики, очень интересная, там нет плохих, нет хороших. Выходит сериал в начале января, а до этого я не могу ничего говорить о сюжете.
— Как работает такое крутое производство, как Netflix? И насколько их съемочная площадка отличается от наших сериальных?
Алена: Каждые две серии снимал новый режиссер. Серий восемь, так что всего режиссеров было четыре. И с каждым из них все вопросы мы решали заранее, до того как окажемся на площадке. В российском кинопроизводстве это очень редко бывает, у нас все гораздо быстрее и компактнее, потому что для такого ритма нужны и время, и деньги. А перед съемками «Из холода» у меня была возможность в любой момент позвонить, попросить о встрече с режиссером, с продюсером, поговорить о роли, обсудить какие-то вещи. Зато на площадке все должно быть четко и быстро, туда надо приходить полностью готовой. Загримировались, оделись — «Камера, мотор!».
Действие сериала происходит в Мадриде, поэтому большая часть группы была испанская, а вот продюсеры — американцы. Актеры же задействованы и американские, и испанские, из России только я и Стася Милославская. У Стаси тоже одна из главных ролей.
— Вы испытывали языковые проблемы?
Алена: Так как мой первый иностранный язык французский, испанский я понимаю очень хорошо, они похожи. Но понимать-то я понимала, а вот отвечала, может быть, не на идеальном испанском. Зато свой английский я успела усовершенствовать, пока сидела на карантине в прошлом году, у меня был педагог. И когда приехала на съемки, попросила коуча по английскому языку. Так я могла быть спокойна, что все правильно произношу в кадре. В результате чувствовала себя совершенно органично, разговаривая на английском.
— А что было для вас самым сложным на этих съемках?
Алена: То же, что и для всех остальных. Мы очень боялись заболеть. Вообще, съемки должны были начаться в 2020 году, и мы даже прилетели в Испанию, но всех быстро отправили восвояси, потому что страна закрывалась на карантин. А через год проект возобновился, но мы снимали уже в новой реальности. Были четкие правила, которые, мне кажется, в России вообще не соблюдаются. Маски носили все. Операторы ходили в двух масках, продюсеры тоже. Актеры снимали маски только тогда, когда выходили в кадр. У нас были зеленые зоны, красные и желтые. Красные — где нельзя находиться без маски. Зеленые — где мы ели, это было на улице, а между столиками стояли защитные экраны. Нас просили не ходить в толпу и по минимуму находиться в помещениях. По понедельникам, средам и пятницам нам делали ПЦР. И не только нам, но и членам семей. Так что ПЦР сдавали и моя дочь Ксюша с няней, которые ездили со мной. И я считаю, что это правильно. Вложены были большие деньги, а это ответственность. Никто не хотел, чтобы, не дай бог, все это остановилось. И знаете, ни один человек не заболел. Но я немножко более свободно себя чувствовала, потому что незадолго до поездки переболела и улетела туда с большим количеством антител. Но, конечно, я тоже носила маску, потому что в масках были абсолютно все.
— Съемочный день длился, как у нас, — 12 часов?
Алена: Нет, меньше. Восемь или десять. Что такое переработка — там вообще никто не знает. Этого не позволили бы профсоюзы. У нас было много выходных, которые мы проводили в Мадриде — улетать на родину запрещалось по эпидемиологическим соображениям. Так что в выходные мы просто гуляли по городу, занимались своими делами.
— А что в Испании делала ваша дочь Ксюша?
Алена: Училась в онлайн-школе, занималась испанским каждый день по два часа с педагогом. А я тем временем сказочно проводила время, не вылезала из музеев. Мне кажется, я за всю жизнь не была так много в музеях. Представляете, пустой Прадо, пустой! Еще я много гуляла по городу. Это было самое начало весны, цветущий миндаль, огромный парк Ретиро… Ой, просто фантастика! Я объездила все замечательные малюсенькие городочки вокруг Мадрида, какие только были доступны. В итоге наш главный продюсер Адам Гласс сказал: «Я смотрю на Мадрид твоими глазами, изучаю его благодаря твоим сторис в «Инстаграме*». Такой кайф!» До этого я была в Мадриде в пятнадцать или шестнадцать лет. А потом часто ездила в Испанию, но в основном на юг, была в Барселоне много раз. А теперь просто влюбилась в Мадрид. Он такой королевский, такой праздничный, красивый. Барокко, мавританский стиль. Это было счастливое время.
— Конечно, счастье, что выбрали вас.
Алена: Мне повезло. А еще больше Стасе Милославской. Для ее карьеры это аванс. Она после этого должна очень-очень выстрелить. Надо только заниматься английским и взять иностранного агента. Потому что, я знаю, Стасей теперь заинтересуется Запад. Я-то вряд ли могу на это рассчитывать, в мои-то годы. Я реально смотрю на вещи. То есть, если меня еще когда-нибудь куда-то пригласят, будет круто. А если нет, то спасибо и за эту историю. Вообще, очень хорошо, что сейчас есть такой шанс у наших артистов, потому что мир стал гораздо более открытым. Несмотря на пандемию, несмотря на политику.
— Алена, для вас мир был открыт давно. Вы ведь даже рожали вашу старшую дочь, Сашу, в Швеции.
Алена: Мы тогда ничего не выбирали, я просто поехала к родителям, которые достаточно долго работали в шведском Королевском театре. Как все женщины, я хотела на родах быть ближе к маме. Мне было все равно, где она находится, я бы отправилась к ней куда угодно. Но так получилось, что это была Швеция. У родителей был там небольшой домик за городом, под Стокгольмом, в местечке Седертелье, там замечательно, лес рядом, тишина. До этого они много в каких странах жили — в Испании, в Германии, и всегда снимали жилье. А тут как будто специально к Сашиному появлению купили этот дом, в котором мы после родов какое-то время провели. А потом родители продали дом и переехали в другую страну.
— Чем шведские роддома отличаются от наших?
Алена: Я уже плохо помню, мне было 23 года. В России после родов ребенка уносили, а там нет. Маленькую Сашу помыли и положили рядышком в прозрачную пластиковую колыбельку. Помню, как я волновалась: что же дальше делать, как кормить?
— И посоветоваться не с кем, ведь кругом все говорят на шведском.
Алена: Нет, со мной говорили на английском, конечно. Я и рожала на английском. Видимо, поэтому у Саши хорошо с языком. (Смеется.) Шведы к процессу рождения относятся как-то очень радостно. Не было вообще ощущения, что ты в медицинском учреждении, палата скорее походила на комнату для игр. Помню какие-то приспособления, напоминающие те, что в зоопарке у обезьянок. Было что-то, на чем можно повисеть, а в углу мешок стоял. Я когда зашла туда, не поняла, для чего это, а потом мне все пригодилось во время схваток. Я чувствовала себя немножко мамой-обезьянкой. Когда Саша родилась, мне сказали: «О, у вас девочка!» — и тут же откуда-то возник розовый бантик, который они повязали ей на редкий младенческий пушок. А еще дали булавку с розовой головкой. У них такая традиция, а мамам мальчиков выдавали голубую. Они меня вообще-то подбешивали своей милотой. Задаешь им конкретный вопрос о родах, а они отвечают: «Только Господь Бог знает!» Эту приторную историю уравновешивала моя мама, присутствовавшая на родах.
— Саша, ну вы-то о Швеции вряд ли что-то помните, вы были слишком маленькой. А какое у вас самое первое воспоминание?
Саша: Я прекрасно помню Ватутинки, где мы снимали дачу.
Алена: У нас не было своей дачи. А в Ватутинках нашими соседями была семья сына знаменитого оператора Павла Тимофеевича Лебешева. Наши дочки — Даша Лебешева и Саша — дружили. Они одного возраста практически.
Саша: У меня там было много друзей, и я прекрасно помню, как мы играли. Хорошее было время. У взрослых шашлыки, разговоры, а у нас свои развлечения. Родители были молодые (мама в том возрасте, как я сейчас), очень веселые и шумные. И их друзья тоже. Детей никто не мучил, мы сами по себе гуляли. И какая-то была легкость в этом.
Алена: Все были молодые, наверное, дураки немножко.
— Саша, так за вами, наверное, и не нужен был контроль. Вы, кажется, росли беспроблемным ребенком?
Саша: Ну разве что на шухере стояла, пока другие шкодили. Я всегда следила за временем и приходила домой минута в минуту. Никогда не было такого: «Двенадцать ночи, где Саша?» У меня с логистикой хорошо. И еще я любила делать домашнее задание. У меня был целый ритуал, я все тщательно делала и отмечала галочкой каждый выполненный пункт.
Алена: Очень правильная и ответственная девочка. И еще абсолютно неконфликтная.
— Неужели у вас не было проблем переходного возраста?
Саша: Он у меня начался в районе 20 лет. Вот тогда меня немножечко накрыло.
Алена: Но тебя тогда не было в стране. Ты уехала в 16, и твой переходный возраст нас не касался.
Саша: Я никогда не была в контрах с мамой. И с папой ни разу не выясняла отношения, у нас никто не хлопал дверью и не говорил: «Ты испортил мне жизнь!» Рассказывают, что я рано начала соображать и осваивать глубокие взрослые концепции.
Алена: Помню, Саша еще в школу не ходила, мы поехали на «Кинотавр». Это были прекрасные «Кинотавры», когда еще не сновали папарацци вокруг, мы отдыхали и не боялись никого. Смотрели кино, а потом очень весело проводили время, пели в ресторанах, танцевали. Дети тусовались рядом, никто никого спать не отводил, не укладывал. Бегали, бегали по пляжу, пока сами не уставали часа в три ночи, ложились на лежаки и спали. При этом гремела музыка, шла дискотека. Так росли Саша, Дуся Серебрякова — все… Однажды, пока мы танцевали, Саша увидела на пляже одинокую Тину Баркалая, нашу подругу. Она режиссер, представила на конкурсе короткометражку, и ей присудили приз. Но не объявили на сцене и не вручили. Тине было дико обидно.
Саша: Она в обиде сидела на гальке.
Алена: Потом Тина нам рассказывала: «Я была в жутко растрепанных чувствах, чуть не плакала. Подходит Саша, спрашивает: «Что с тобой случилось?» Я стала рассказывать: «Саш, вот такая ситуация…» Изливаю свои переживания, не выбирая слов, не заботясь, чтобы маленькая девочка поняла, просто рассказываю все как есть. Саша стоит, очень внимательно меня слушает, не перебивает. А потом говорит: «Тин, хочешь совет?» — «Хочу». — «Забудь!»
— Универсальный совет на все случаи жизни! Мне нравится еще одна история из Сашиного детства на «Кинотавре». Помните, Саша, как вы захотели поиграть с папой в аэрохоккей, он согласился, но с условием, что не станет поддаваться? Конечно, он выиграл, и вы рыдали. А он сказал, что это урок, что надо быть готовой: никто в жизни вам поддаваться не будет.
Саша: Я с трудом доставала до стола, мне было года четыре, но эту историю отлично помню. И до сих пор не умею проигрывать. Я очень азартный человек. В папу. Через какое-то количество лет я выиграла в бильярд у него. Пришлось очень-очень долго тренироваться. Но я упертая.
Алена: Что касается той истории с хоккеем, я считаю, что есть понятие «игра» и не всегда надо относиться к этому как к войне или как к какой-то поучительной истории: «Я не поддамся ребенку, и ребенок поймет, что никто ему поддаваться не будет в этой жизни». Тигран относится к тем людям, которые просто не умеют проигрывать.
— Вы более легкий человек.
Алена: Для меня игра — это игра. Если я проиграю в дурака или в другую игру, ничего страшного не произойдет. Когда мне было лет одиннадцать, я стала второй в Москве по настольному теннису. Хорошо помню эти соревнования и ту девочку, которая была моей соперницей. Мне казалось, ей очень нужна эта победа, и я перестала бороться в самый последний момент во время финальной партии. Я не вгрызалась. А победу надо именно выгрызать, ты должен собраться прямо максимально. Я вообще не «военный» человек, никогда не боролась за победу ни в личной жизни, ни за роли. Упорно добиваться цели — это одно, тут я боец. А бороться с кем-то — не мое.
Саша: Но эта история про аэрохоккей показательная. Тигран со мной как с маленькой никогда не общался. Возможно, потому, что я первый ребенок. Он всегда разговаривал со мной как со взрослой, порезче и построже, и от меня всегда ожидал взрослого поведения. Он считал, что это хорошо. Тигран очень эмоциональный, и я в него. Но у меня эмоциональность мягче, не такая взрывоопасная. Я могу сильно переживать, нервничать, не есть, не спать, плакать. Плачу не только когда мне плохо. Если счастье какое-то, я буду рыдать от счастья. Например, если музыку хорошую слышу. Мама говорит, что слезливость у меня от Давида, моего дяди, брата Тиграна.
— Так странно, вы зовете отца Тигран.
Саша: Да. И он иногда раздражается. Но это профдеформация, мы много работаем на площадке, и я привыкла обращаться к нему по имени.
— Кто в вашей семье принимает самые важные решения? Алена или Тигран решили, что Саше нужно учиться в Англии, а потом поступать в США и учиться режиссуре?
Саша: Это я решила. Я понимала, куда хочу поступать и чем хочу заниматься, с восьмого класса. У меня был четкий настрой. Я хотела быть режиссером. Киношный мир был, по сути, моей детской площадкой. Возможно, люди, которые не выросли на съемках, думают про красные дорожки, про премьеры, про каких-то красивых звезд, а я видела другое — потные и уставшие люди, которые безумно радуются, когда у них получился хороший кадр. Это какая-то магия, когда много людей вкалывают сутками, не спят, им холодно, дождь идет, снег. Но они все вместе собираются и делают какую-то волшебную историю, которая потом вызывает эмоции. Очень круто. Я рада, что мне был дан такой шанс: достаточно рано начать работать на площадке. Сначала родителям просто удобно было не оставлять меня дома, а брать с собой в экспедицию. А дальше я стала говорить: «Можно я помогу?» Первые деньги я получила лет в пятнадцать или в шестнадцать за работу «хлопушкой». Мы были в экспедиции в Ялте, Тигран снимал там фильм «Ялта-45». И мне выдали суточные. Я купила на ялтинской набережной колечко с эмалью в форме попугая. Оно у меня лежит до сих пор, я смотрю и вспоминаю.
— Саша, а почему вы сейчас не работаете в кино?
Саша: Почему же? Только недавно закончили съемочный период очередного фильма. Просто сейчас я наконец позволила себе сфокусироваться на музыке. Все лето были концерты на крышах Москвы. Мы создали музыкальный проект с моим коллегой Анджело: он родом из Колумбии, еще с нами и кубинцы, и наши — целый яркий интернационал! По собранным залам сужу — зрителям нравится. Будем продолжать.
Алена: Обычно Сашка поет одну-две свои песни на концертах. А в основном они делают каверы на известные композиции. Мое самое любимое у них — «Бесаме мучо», которое переходит в «Очи черные». Так что пока музыка победила кино.
— Ясно. А что с личной жизнью? Саша уже знакомила родителей с каким-нибудь молодым человеком?
Саша: Было дело, знакомила. Но вообще я стараюсь Тиграна беречь и не посвящаю его часто в свои личные дела… А вот с мамой всегда могу поделиться. При этом никто из них не лезет в мою личную жизнь. Я вижу взаимоотношения некоторых своих знакомых с родителями и понимаю, что мне повезло.
Алена: У Саши были уже здесь, в Москве, затянувшиеся и мучительные отношения. Я боялась, что могу что-то такое резкое сказать и Саша со мной не будет больше на эту тему разговаривать. Потому что у них было все время из огня да в полымя, up and down.
— А вам, Алена, было легко представить Саше Александра, вашего нынешнего мужа?
Саша: Мы же с мамой подружки. И она мне позвонила буквально через день после того, как они познакомились. Я тогда училась в Америке и приезжала на каникулы раз в полгода. И в один из приездов мы с Александром познакомились. Но я знала, как он выглядит, — видела фото. Я настроена была хорошо, потому что уважаю свою маму, ее выбор.
— То есть вы приняли бы любой ее выбор?
Саша: Нет. Если бы рядом с мамой оказался мужчина, во взаимоотношениях с которым было какое-то насилие, я бы этого не терпела. Я, по сути, старший сын. Мама бы даже не поняла, что происходит, но этот человек исчез бы из ее жизни. Если опасности нет, я не лезу в отношения. Сейчас я очень рада за маму, потому что вижу, ей хорошо. Раньше она была хоть и взрослая, но при этом как ребенок. В ее жизни творился какой-то хаос. А сейчас мама повзрослела морально и находится в абсолютной гармонии с собой. И если ощущение гармонии ей дает определенный мужчина и определенная работа — это прекрасно.
— Алена, вашей работой в последнее время стал и фонд «Звезда на ладошке», который помогает детям со спинальной мышечной атрофией (СМА).
Алена: Абсолютно точно. Этот фонд меня изменил.
— Саша вам помогает?
Саша: Помогаю, чем могу! Например, выступлением на мероприятии маминого фонда.
— Год назад вы на своем дне рождения устроили концерт, пели под псевдонимом Asha, а вместо подарков просили, чтобы люди переводили деньги на лечение Лени Ямковского со СМА. Именно с этой истории началась благотворительная деятельность вашей мамы.
Саша: Я рада, что получилось сделать что-то доброе. Буквально за месяц до того дня рождения я собрала бэнд. Мы сделали 12 моих песен. Света белого не видели.
— Для Лени тогда собирали деньги всем миром, огромное количество людей, в том числе читатели нашего журнала. Сумма была огромной — 150 миллионов рублей. К счастью, укол сделали. Какие у Лени успехи?
Алена: Родители Лени сохранили его страничку и продолжают рассказывать о его успехах. Леня крепнет, идет реабилитация. Последнее видео, которое я опубликовала у себя: его чуть-чуть придерживает папа, но он практически стоит на ножках и даже пританцовывает.
— У родителей совершенно другие лица, совершенно другие глаза. Второе рождение у ребенка практически…
Алена: Да. После Лени при поддержке нашего фонда укол получили еще 23 ребенка. Каждый укол — невероятное событие. Привыкнуть к этому невозможно. Мне кажется, что с того момента, как мы помогли Лёне, прошла целая жизнь. По инициативе президента создан фонд «Круг добра» специально для детей с редкими заболеваниями. Но не надо забывать, что это государственная машина и раскачивается она не быстро. Мы очень ждали консенсуса врачей и дождались. Были установлены жесткие рамки: укол будут получать дети до шести месяцев и те, кому установили диагноз не позже двух месяцев назад. Сейчас таких детей у нас в стране шесть. Детям, которым можно помогать по мировым стандартам, но которые не вошли в критерии «Круга добра», будем помогать мы — «Звезда на ладошке» и другие благотворительные фонды, занимающиеся «смайликами», как мы их называем. По мировым критериям, ребенку можно делать этот укол до того, как он достиг веса в 13,5 килограмма, независимо от возраста.
— Степе Заплаткину из Кирово-Чепецка было два с половиной года, но весил он мало. Ваш фонд помог собрать деньги, Степе сделали укол, и он на пути к выздоровлению.
Алена: Да. А сейчас наши главные подопечные Асият Гаджимусаева и Ника Алексанян, они старше двух лет, но маленькие — весят не больше 9,5 килограмма, и укол может им помочь. Это единственный препарат геннозаместительной терапии, который применяют при СМА. Болезнь останавливается, дети крепнут. И помимо того, что они будут жить, болезнь же смертельная, некоторые из них даже смогут ходить и станут полноценными членами общества, так как дети со СМА абсолютно интеллектуально сохранны. Они выздоравливают и живут полноценной жизнью. И, конечно, пока мы можем помочь, сборы не остановятся. При этом идет давление от родителей и от фондов, чтобы критерии «Круга добра» все-таки изменили, чтобы их немножко расширили и помощь была оказана всем, кому можно помочь. Тот же Степа Заплаткин сейчас, отталкиваясь ножками, катится на велосипеде. Прогресс налицо. Много детей со СМА, которых можно вылечить, и их нельзя лишать надежды. Я рада, что им активно помогают звезды. Алишер Моргенштерн* узнал про мальчика, которого зовут Илья Худоба, и подключился к сбору, нужная сумма благодаря певцу была собрана. Александр Устюгов, прекрасный артист, сейчас помогает Володе Сологубу, тоже «смайлику». Саша доехал на своем мотоцикле до Урала, во всех городах останавливался, давал концерты, встречался со зрителями и рассказывал об этом мальчике. Я считаю, что звездам просто необходимо брать в подопечные «смайликов» и говорить об этом, делать что-то, проводить какие-то благотворительные мероприятия, кричать о проблеме в сетях. Потому что им доверяют люди. Каждый из известных артистов может помочь.
— Когда Чулпан Хаматова нырнула в благотворительность, она говорила, что от нее отвернулись многие друзья, потому что не могли это все выносить. Как происходило в вашей жизни?
Саша: От мамы никто не отвернулся. Это просто невозможно.
Алена: Но для семьи был сложный момент, когда они поняли, что это надолго. Я тогда занялась сбором денег для Лени Ямковского, и все думали, что мы наберем нужную сумму и я вернусь к прежней жизни. Но не получилось — меня прежней уже нет. Я пошла по пути, откуда нет возврата.
Саша: Все это понимают и поддерживают маму. Хотя иногда тяжело общаться, когда она постоянно в телефоне, в бесконечных переговорах.
— Я видела, что Маргарита Симоньян написала пост на своей страничке, защищая Алену. Она даже назвала вас ангелом добра.
Алена: Спасибо ей огромное, она очень поддерживает и помогает, так как может решать проблемы на том уровне, на котором не можем мы. Я Маргарите очень благодарна. Мы с ней занимаем единую позицию, потому что речь идет о спасении детей, и ничто другое не имеет никакого значения. А на все злые комментарии я просто не обращаю внимания — оказалась в этом смысле железобетонной. У меня нет сомнений в том, что мы делаем правое дело. Тут я немножечко воин. Говорите что угодно, называйте любыми словами, только не мешайте. Не можете помочь — лучше пройдите мимо.
— Алена, а что у вас сейчас с кино?
Алена: Я снимаюсь в сериале «Березовая роща» у режиссера Киры Ангелиной. Он про 1980-е годы, очень прикольно, потому что это время моей юности, у меня по нему ностальгия. И мне нравится сниматься в тех нарядах, с теми прическами, которые тогда носили… А еще мы с Алексеем Серебряковым собираемся делать спектакль. Он замечательный артист. Очень надеюсь, все состоится.
— Серебряков — это же ваш друг юности?
Алена: Алексей и Маша, самая близкая подруга детства и почти сестра, — практически моя семья. Его дети — Даня и Степа — мои крестные сыновья. И я буду конечно же счастлива, если у нас получится какая-то общая профессиональная история. Потому что странно, что мы с Лешей так мало работали вместе. Никогда вместе не снимались, только однажды играли в спектакле, который делал Тигран по пьесе Ганны Слуцки, он назывался «Новый». Но это было очень-очень давно. И вот мы решили новую историю организовать. Нужно брать судьбу в свои руки.
