С 1982 года, когда вышла первая кассета, мои песни звучали из каждой машины, поэтому люди с плакатами на груди «Куплю билет» стояли аж от площади Восстания. Узнав о готовящемся мероприятии, меня вызвал Дмитрий Иванович Тимофеев, худрук Ленконцерта, в котором я тогда работал. Он нажал пальцем на клавишу магнитофона, и оттуда полилось: «Гоп-стоп, мы подошли из-за угла...»
— Это ты? — спросил Дмитрий Иванович.
— Я.
— Вон отсюда! — заорал Тимофеев.
Но концерт отменить уже было невозможно, ползала выкупили работники обкома партии вместе с исполкомом, и мою программу срочно утвердили. Правда исполнить разрешили всего четыре песни. Я вышел, спел и ушел. Зрители в буквальном смысле разнесли зал в щепки — вывернули лавки, выбили двери...
Никогда не был диссидентом, инакомыслящим или разрушителем. Я — конструктивист. Почему Высоцкого никто не трогал? Люди, которые сидят наверху, не все козлы, они понимали, что Владимир Семенович любит родину, что он патриот. Да, меня вызывали в свое время на допросы. Но не тронули, чувствовали: я абсолютно советский человек.
Про песню «Бабий Яр» говорили, что это сионистская пропаганда, а казачьи песни — белогвардейщина. Это сегодня у нас все казаки, тогда же кричали: «Бросьте про беляков петь, про шашки да бурки!» Эйзенштейн говорил, что правда всегда побеждает, только жизни порой не хватает. Я свято верю в победу, и в этом смысле мне повезло до нее дожить. Не до конца, но по большей части.
Я ушел в артисты, не услышав никаких негативных комментариев к этому поступку ни от родителей, ни от жены. Они мне доверяли, понимали, что я ответственный человек и семья будет сыта и обута. Я точно знал, чего хочу от жизни.
Разговоры о том, что Розенбаум погнался за деньгами, — чушь. В Ленконцерте мне дали ставочку пять рублей пятьдесят копеек. Такую сумму я получал за сольные концерты. В стране царил настоящий «розенбум», я собирал на стадионах по сто тысяч народа. Да, иногда мы «чесали» по пять концертов в день и неплохо зарабатывали, но это был, во-первых, адский труд, во-вторых, все равно неправедно оплаченный. Помню, расчетчица в Челябинске плакала, когда я за неделю принес городской филармонии сто восемьдесят тысяч рублей дохода, а получил за это сто шестьдесят «деревянных» у кассы.
В середине восьмидесятых сатирик Саша Иванов позвал на запись передачи «Вокруг смеха», я выступил с «Вальсом-бостоном» и стал по-настоящему знаменит. Начали приглашать в Москву.
Я ни перед кем никогда не заискивал, ни с кем не искал дружбы, делаю свое дело и ничего больше. Я ни под кого не ложусь, не заношу денег на радио, телевидение, в газеты, не пиарю себя, лишь стараюсь, чтобы как можно меньше меня было там, где не надо. Высказываю мнение не таясь, иногда — нелицеприятное. Ну такой уж я...
Все артистические разборки мне бесконечно смешны — кто за кем выступает, кто закрывает концерт, кто открывает, кто и сколько песен поет. Когда прихожу на сборные концерты, говорю режиссеру: «Скажите лишь, в каком месте и сколько куплетов».
У меня есть строчка в песне: «Извините, что на свадьбах не играю, на застольях, извините, не пою...» Каждый артист имеет свою цену. Наверное, соглашусь на корпоратив, но это будет крайне дорого. Сколько же возьму за то, чтобы провести свадьбу? Как минимум полмиллиона долларов. Надо быть идиотом, чтобы отказаться от таких денег, но на меньшее не согласен.
В клубах не выступаю совсем. С какого перепугу я вдруг пойду в «Метелицу»? Там, наверное, бывают замечательные люди, они танцуют, едят и пьют, но это не мое. Для друзей или знакомых я пою бесплатно. Но когда звонят из города Усть-Хреновска и просят «сбацать пару песен на дне рождения крутого пацана» — «соскакиваю». Белла называет неподъемную сумму, и вопрос отпадает сам собой.
Сегодня у нас звездами становятся все кому не лень. По первому требованию — горячее молоко и лимузин, шестеро охранников, а гитары даже не включают. Я не скрываю неуважения к таким «звездам». Состоявшиеся артисты принимают меня нормально, а неудачники всегда завистливы, злы и норовят плюнуть в спину. Но это только помогает быстрее идти вперед. Если претендуешь на звание личности, всегда будешь иметь ярых противников. Их злоба обидна, на душе скребет иногда от ядовитых выпадов. Но проходит день, я выхожу на сцену, вижу полный зал — и обида отступает.
