Закончив письмо, он задумчиво опустил сложенный листок в конверт. И в последний раз взглянул в окно на огни замолкавшего города. Как все-таки странно устроена жизнь. Когда-то он не сомневался, что любовь к Габриэле Мюнтер, как летний ливень вдруг нахлынувшая в тридцать пять лет, — его новая и обязательно счастливая судьба. Так логично она вошла в его жизнь вместе со всем остальным волнующе новым миром: с запахами красок, с трепетными видениями, оживавшими под его кистью, с жаркими спорами о новом искусстве новых людей нового века...
Казалось, все, что было до нее, вот-вот рассеется как сон: он разведется с Анной, они с Габриэле поженятся... Именно с этой женщиной он обретет то, чего так и не смог познать с женой. Нет, не безоблачное счастье, не уютный быт и даже не страсть, но чувство полного совпадения в каждом движении души, чувство, рядом с которым их уютная дружба с Аней померкнет как луна перед солнцем. С Габриэле они станут не просто сподвижниками, любовниками, супругами, но истинно «сердцами однозвучащими»... Эту заветную формулу счастья он вывел для себя еще в ранней юности и с тех пор жадно искал этого созвучия. И вот, казалось, нашел. Летом 1903 года, во время поездки на очередной пленэр в Калльмюнц, они с Габриэле обручились, в 1904-м он, хотя и не разведясь официально, окончательно разъехался с Анной...
И что же? Аня, которую двенадцать лет назад, казалось, оставлял навсегда, все еще реальность его жизни. По-прежнему спокойная, немногословная, ровно приветливая, всегда готовая по-родственному напоить бывшего супруга чаем, поделиться новостями от родных, вместе съездить в любимую обоими подмосковную Ахтырку, вспомнить общую студенческую юность. А Габриэле, такая дорогая и близкая когда-то, неумолимо растворяется где-то вдали, как растворяется случайный прохожий в майских сумерках...
Ему вдруг вспомнилась их последняя встреча в Стокгольме, куда он ездил, чтобы подготовить свою выставку в Галерее Гуммезона, и откуда вернулся пару месяцев назад. После полутора лет разлуки они с Габриэле вновь проводили вместе едва ли не каждый вечер, ходили в театр, к знакомым, завтракали и ужинали, обсуждали дела на фронте, судьбу его картин и архива, во время поспешного отъезда из Германии оставленных ей на сохранение, бесконечные предвыставочные хлопоты, волновавшие обоих: следом за выставкой Кандинского в той же шведской галерее открывалась выставка Мюнтер, за прошедшие годы ставшей заметной величиной в европейском художественном мире...
