— То есть она увидела в ней прежде всего человеческое?
— В случае с Чулпан — индивидуальность. В принципе, ей был интересен и ценен человек, любой. Как-то ехала на машине в театр и увидела мальчика-таджика, просившего милостыню у пешеходного перехода. Заехала в продуктовый магазин, накупила еды — семью можно было кормить целую неделю! А мальчик кинул ей пакет с продуктами в лицо: его поставили просить деньги. Для Волчек это была беда не потому что мальчик нехорошо повел себя с ней, а потому что она, вероятно, почувствовала его судьбу. Все не могла успокоиться, возвращалась к этой теме, говорила о маленьком попрошайке, выстраивала, видимо, для себя логику его горькой, несчастной жизни. После того случая, проезжая мимо места, где встретила мальчика, больше его не видела. Он ушел оттуда: видимо, сам или его работодатели что-то почувствовали.
У нас в театре долгие годы работает монтировщик Сергей, которому в некий момент потребовалось помочь с жильем, а решить эту проблему можно было, только сходив к главе управы. Галина Борисовна приехала туда с помощницей, но выяснилось, что в здании управы нет лифта, а подниматься нужно на четвертый этаж. Волчек было за семьдесят пять, больные легкие, она тяжело дышала, но взошла по лестнице — чтобы сделать квартиру Сереже.
Водитель Галины Борисовны Коля, замечательный мужик, после первой недели работы сказал ей: «Елки-палки, я думал — артистка, режиссер!.. А вы как шахтер, в забое по двенадцать часов». Да, когда она выпускала спектакль, можно сказать, не покидала зал. У нее была традиция: ходить на репетиции в одной и той же одежде. Помню, когда я только пришла в театр, ко мне заехала подруга и чуть в обморок не упала: ожидала увидеть роскошную даму, а нам встретилась спешившая в буфет в перерыве между репетициями Галина Борисовна — с растрепавшимися волосами, в сером свитере с заплатками на локтях, не художественными, а самыми обычными, которые ставят, когда вещь протирается. Ничего от экранной дивы в облике Волчек, когда она, как шахтер в забое, готовила спектакль, не наблюдалось.
— А кто этого «шахтера» поддерживал в обыденной жизни?
— Сама себя прежде всего, хотя у нее был широкий круг знакомств, близкие друзья. Но думаю, полагалась в первую очередь на свои силы. Хотя везла на себе не только театр как таковой, но и сложные характеры, актерские и не только. За талант терпела необязательность, склонность к спиртному. Признавала: «Да, так развратить, как я, мало кто умеет». Кто-то садился на шею и чувствовал себя в этой мизансцене весьма удобно. Поначалу Галина Борисовна всегда доверяла человеку и бывало, что ошибалась. К сожалению, много получала ударов от соратников и со временем привыкла верить в плохое легче, чем в хорошее. Ее предавали, но в отношении себя она могла простить предательство, а если так поступали с «Современником», становилась ревнивой, жесткой, даже нетерпимой.
— Но прощала все-таки?
— Бывало, хотя и нечасто. Волчек важны были мотивы поступка. Одно дело, если человек эмоционально не справился со своей неверно понятой ситуацией и ушел из театра. Так случилось с одной выдающейся актрисой. Галина Борисовна пыталась ее остановить — не смогла. Этот уход стал для нее болью. Однако не такой страшной, как от других нанесенных ударов — от тех, кто осознанно, с холодным носом выбирал поиск преференций на стороне. Этого она не прощала. Страдала сильно, но не прощала. Жизнь показала, что она была права в своих оценках. Я с ней не соглашалась, старалась все замазать, склеить, слепить и только сейчас окончательно поняла, насколько она была права, увы. А ту актрису, когда прошло время и у театра возникла потребность в ней, Галина Борисовна позвала играть на разовых ролях, потому что это была не идеологическая ситуация, а психологическая...
— Дом ее был открыт для гостей? Как вы там себя ощущали?
— Проработав уже месяца два с Галиной Борисовной, я оказалась у нее дома. Это был случайный визит, по дороге заскочили. Она, как я потом убедилась, любила сразу накормить человека, и не просто чаем с печеньицем, а настоящим обедом. У нее, конечно, были помощницы по хозяйству, но она сама продумывала, что подать гостю. В тот раз говорит мне: «Давай поедим». Что я могла представить у Волчек на столе? Все кроме того, что хозяйка мне предложила. « Я так люблю одну вещь, — говорит. — Не знаю, как ты к этому отнесешься, но я — просто обожаю». И достает две коробки сухой лапши быстрого приготовления. Мы ее заварили и замечательно съели.