С Витиным появлением мое настроение сразу изменилось на сто восемьдесят градусов. Я уже сияла и ждала, когда после съемок снова сядем в буфете и будем коротать вечерок, запивая оливье шампанским, хохоча и глядя в синие сумерки за окном. Сам вид Вити — с его светлыми рыжеватыми волосами, зелеными прищуренными глазами, веснушками, веселой усмешкой и ямочками на щеках — и его яркий темперамент вносили солнечную энергию в любую тоскливую обстановку советских гостиниц и долгих съемок. Витя заражал своим талантом, быстрым умом и энергией. С ним невозможно было разлучиться. После окончания съемок в Горьком мы продолжили дружбу в Москве.
Он стал постоянным гостем у нас дома, очаровав всех — и сестру, и маму. А главное — папу, который вскоре пригласил Витю сниматься в «Большой перемене» в роли Генки Ляпишева. В нашей семье о Проскурине говорили с восторгом, всегда ждали его в гости, что даже вызывало ревность молодого человека, за которого я собиралась замуж. Отчасти это и стало причиной моего отказа сниматься у папы в роли Люськи — подружки Ляпишева. О чем сейчас, конечно, жалею. Но тогда мне казалось, что комедийный жанр не для меня, я видела себя в драматических ролях, да и присутствие рядом в течение длительного времени такого харизматичного партнера угрожало моим отношениям с избранником тех лет. А в Витю трудно было не влюбиться. Его индивидуальность, на мой взгляд, заключалась в редком сочетании юмора, иронии, разоблачительной до самоедства честности и геройском противостоянии любому коллективному «так принято». К тому же он был обаятельным сердцеедом, о чем говорит не единственный брак в его жизни, и все с красивыми, яркими, талантливыми женщинами.
